Али-Баба и Куриная фея - Краузе Ханс. Страница 26
«Сегодня мы как следует ощиплем тебя, — думал Карл ухмыляясь. — Попалась птичка!»
Али-баба попытался увильнуть. Водка стоит дорого, зачем же ему заказывать водку? Тем более, что он вообще терпеть не мог спиртных напитков. Для него что спирт, что жидкость для удаления пятен, что соляная кислота было всё одно.
— Эй, Али-баба, хватит жаться! — настаивал Карл Великий. — Посуди сам, если бы с нами были Заноза и Факир, тебе пришлось бы выставить куда больше водки. А теперь ты будешь угощать меня одного, как старосту комнаты. Выходит, ты ещё дёшево отделался.
— Оставь его, — закричали собутыльники Карла. — Разве не видишь, что Али-баба трясётся над каждым грошем, как старая баба.
Али-баба запустил всю пятерню в свои нечёсаные волосы. Кому приятно терпеть незаслуженные оскорбления? Ну, а деньги? Он должен был хранить каждый пфенниг, каждый грош. Особенно сейчас — ведь завтра он собирался поехать в Борденслебен. Если бы он знал точно, сколько стоит пара ботинок… Может, одолжить деньги?.. Нет, лучше не надо.Али-баба не хотел просить взаймы у Карла Великого.
— Ну что, решил? Или хочешь, чтобы мы умерли от жажды?
Карл Великий вытащил из кармана своего тёмно-серого пиджака потёртый бумажник, который достался ему в наследство от дедушки. Потом он небрежным жестом сунул Али-бабе бумажку в десять марок.
— Заказывай! Мне хочется пить. Сперва закажи по кружке пива, а потом что-нибудь поприличней. Только смотри, чтобы тебе не подсунули сивуху. А то после неё от нас будет нести, как из бочки со спиртом.
Али-баба заказал пива, а потом скрепя сердце купил ещё полбутылки «Чёрной Иоганны» — «высший сорт».
«И на это ушли все деньги?» — думал Али-баба, когда хозяин забирал у него десять марок, одолженные ему Карлом.
Карл Великий быстро откупорил бутылку.
— Теперь посмотрим, кто среди нас настоящий мужчина, а кто так себе — ни рыба ни мясо, — сказал он важно. Его рысьи глазки зорко следили за тем, чтобы все выпивали свои рюмки сразу и до дна. — Пропускать не полагается, господа, так подсказывает логика.
Али-баба пьёт. Его всего передёргивает. В горле у него першит и горит. Он вспоминает отчима. Подумать только, ведь Старик и мать пьют эту гадость каждый день. Жаль денег. Жаль, жаль…
Алкоголь с непривычки сразу ударяет ему в голову. Уже после второй рюмки он становится сам не свой. Али-бабе жарко, голова у него вдруг стала тяжёлой и горячей. Он тои дело притрагивается рукой к носу — ему кажется, что на лице у него маска. Но он не показывает вида, что ему плохо, и пьёт наравне со всеми. Пусть все убедятся, что оннастоящий мужчина и может вынести, что угодно.
— За ваше здоровье! За ваше здоровье! За ваше здоровье!
Не моргнув глазом, Али-баба выпивает уже четвёртую рюмку.
— Всё равно что фруктовая вода, — бормочет он.
— Наконец-то ты вошёл во вкус, — говорит Карл Великий, беря бутылку. — Тем лучше! Выпьем за тебя, в честь твоего первого визита в пивнушку. За твоё здоровье!
Али-баба пьёт. Он заметно развеселился и стал разговорчив. Через четверть часа он начинает петь: «Мы учредим клуб идиотов и пригласим в него…»
Но так как в этой песне всего одна строчка, Али-баба тут же затягивает другую: «Две дамы сидели в одном купе».
Хильдегард Мукке, которая играет в соседней комнате с Кабулке и папашей Боссигом в скат, прислушивается.
— Одну минуту… — Она кладёт на стол карты, хотя только что собиралась объявить игру.
Мукке подходит к ребятам. Её рука мягко ложится на плечо Али-бабы.
— По-моему, мальчуган, тебе пора идти спать! — тихо, но вместе с тем твёрдо говорит она.
— Фу-ты ну-ты! Но я ещё не устал. Может, вы думае-те, что я пьян, как свинья? — Али-баба возмущён.
Мукке успокаивает его:
— Да нет же, парень. Кто говорит об этом? Я же вижу, что ты совершенно трезв. Именно поэтому тебе следует сейчас же распрощаться со всеми и тихо, спокойно идти домой. Хорошо? Ты ведь мужчина. Я надеюсь, что ты найдёшь дорогу домой.
— Фрей-лейн Стефани. Нет, это не она. Вы гораздо выше её ростом. Но какая разница? Я найду всё, что мне угодно. Спокойной ночи, фрейлейн Сте… Стефани.
Слегка пошатываясь, Али-баба выходит из пивнушки. Хильдегард Мукке улыбается. Потом она оборачивается к собутыльникам Хорста Эппке.
— Веселитесь по случаю воскресенья, друзья? И вам тоже пора кончать. На сегодня довольно!
Али-баба благополучно преодолевает три ступеньки и выбирается из пивной на улицу. Но что это? От холодного ночного воздуха его внезапно развезло. Али-баба стал на четвереньки! Ему плохо. Вся улица качается, как при землетрясении.
— На помощь!
Ребята, которые в это время тоже выходят из пивной, поднимают Али-бабу и подхватывают его под руки.Зачем нужна нам улица?Идти по ней!Идти по ней!Идти куда глаза глядят…
Распевая во всё горло, они прошли по заснувшей деревне. Во дворах хрипло лаяли собаки. Вслед подгулявшей компании неслась ругань какой-то пожилой женщины. Али-баба орал во всю глотку. Его товарищи внезапно замолкли. Они уже подошли к интернату. Но Али-бабе всё было нипочём. Он продолжал горланить:Зачем нужна нам улица…
— Замолчи! А то девчонки снова будут на нас дуться, — одёргивают его ребята.
Хмель сразу вылетел у них из головы.
— Что? Какие девочки? Фу-ты ну-ты!
Али-баба вспомнил, что не успел допеть песню о двух дамах. Он жаждал наверстать упущенное.Две дамы сидели в одном купе.
Заноза, Факир и другие юноши, вернувшиеся в Катербург последним поездом, как раз в это время подошли к интернату. Ещё издалека они услышали пение Али-бабы. «Этого ещё не хватало!» — в испуге подумал Заноза и кинулся к Али-бабе.
— Ты что, с ума сошёл? — зарычал он. — Марш в кровать! Ты позоришь всю нашу бригаду!
Но Али-баба не обратил на него внимания. Он повторил свой сольный номер ещё громче, чем прежде:Две д-а-а-м-ы…
На шум сбежался весь интернат. Инга Стефани громко отчитывала Али-бабу. Огорчённая Рената ушла в свою комнату. Жаль! Как раз сегодня она решила, что Али-баба не такой уж плохой парень и что все они к нему несправедливы, а теперь?..
В этот беспокойный вечер Заноза и Факир три раза укладывали Али-бабу в постель. Но каждый раз он снова поднимался. Он пел, шумел и скандалил до тех пор, пока наконец не устал. Терпение его соседей по комнате иссякло. В интернате впервые случилось, чтоб кто-нибудь так напился.
— Только этого ещё Али-бабе не хватало! — говорили ребята.
— Что за дурак! Почему он сразу не сказал, что не переносит водки? — возмущался Карл Великий. Он заранее хотел снять с себя ответственность за случившееся. — Кто предполагал, что Эппке так слаб. Логика подсказывает, что я здесь ни при чём. Он не глупый ребёнок, а я не нянька…
Тяжёлый понедельник
На этот раз Инга Стефани разбудила ребят вовремя. Но Али-баба даже не пошевельнулся. У него не было сил подняться. Он продолжал лежать на спине, пристально глядя на электрическую лампочку, и чувствовал себя несчастным, разбитым и больным. Голова была как в тисках, в горле всё пересохло. Во рту остался отвратительный вкус ликёра.Али-баба с отвращением вспомнил о том, как он пил эту тёмно-красную сладковатую жидкость. Тьфу, чёрт, об этом даже думать противно!
Карл Великий, Заноза и Факир были уже на ногах.
— Придётся притащить сюда подъёмный кран, иначе Али-баба сегодня не встанет, — смеялся Факир.
Строгий бригадир Заноза сдёрнул с Али-бабы одеяло.
— Поднимайся! Ишь чего надумал — вечером напиваться, а днём валяться, как колода! Насчёт твоего вчерашнего поведения мы ещё поговорим.
Али-баба выполз из постели. Вообще-то он имел право ещё полежать — сегодня у него был выходной день, — но он не вымолвил ни слова. Ему было так стыдно! Он отправился в умывальню и опустил голову под кран. Это помогло.
— Ребята, посмотрите-ка, в нашей умывальне открыт вытрезвитель! — закричал Повидло.
Малыш замяукал душераздирающим голосом, хотя во рту у него была зубная паста.