Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов) - Квин Лев Израилевич. Страница 10

Дядя Володя спросил:

— А он что рисует?

— Чемоданы.

Сашка посмотрел на наши вытянутые лица, засмеялся и повторил:

— Да, чемоданы. Одни чемоданы. Так наловчился их рисовать — прямо загляденье. И замочки, и пупырышки на коже — все есть. Как свободная тема, он — раз! — и чемодан. И — раз! — пятерка. Чемодан — пятерка, чемодан — пятерка. У нас многие в классе стали чемоданы рисовать.

Дежурный заколотил молотком по рельсу, подвешенному к дереву:

— Подъем!.

К завтраку Сашка кончил рисовать стенгазету, и дядя Володя усадил его за стол вместе с нами. Он быстро освоился и, глотая горячую кашу, стал рассказывать про какие-то космические водоросли: и воздух в ракете они сделают пригодным к дыханию, и питаться ими можно будет в полете.

Я вертелся, словно сидел на гвозде. Нашел кому врать! Они же студенты, они все знают. Засмеют, и меня вместе с ним. Скажут: «Ну и дружок у тебя!»

Но никто не смеялся, все слушали. Лишь Миша, наш завхоз, вредно улыбался и хихикал.

Миша тоже студент, только совсем из другого института и никакого отношения к археологии не имеет. Но его мама, директор музея, упросила дядю Володю взять Мишу в экспедицию завхозом; у него что-то там такое со здоровьем, и ему полезен сухой степной воздух. Посмотришь на него, не поверишь: здоровяк, мускулы, как деревяшки, и какой-то воздух особый ему нужен. Врачи, наверное, напутали. Со мной тоже однажды было. Сделали прививку против оспы, а через несколько дней погнали снова. Потом, когда уже опять привили, оказалось, они меня с другим Кубаревым спутали, из десятого класса. А он даже не Анатолий— Серега.

Миша хихикал, хихикал, а потом сказал Сашке:

— Достал бы нам этих водорослей по блату.

Слава сразу добавил:

— Хоть бы раз наелись досыта!

Все стали смеяться над Мишей, потому что он — прижимистый завхоз. С ним каждое утро дежурные ругаются, что мало продуктов дает, а он кричит: «Хотите, чтобы у меня недостача была!»

Позавтракали, стали собираться на раскопки. Уже подошли из деревни наши вечные спутники — нести инструмент. Поднялись из-за стола и мы с Сашкой.

Путь к раскопкам. не близкий. Шли не деревней, а напрямик, полем. Шествие растянулось, наверное, на целый километр. Впереди мальчишки с лопатами. Потом основная группа с дядей Володей во главе: он что-то рассказывает, все слушают. Там и Рита, и Слава, конечно — я заметил, он от нее ни на шаг. Потом Миша с рюкзаком на спине, с ним Вера и еще несколько девушек. Мы с Сашкой идем замыкающими, позади нас один только Бип. Все эти дни он ластится ко мне, искупая свой грех. Все равно напрасно! Терпеть не могу ехидных собак.

Наш путь пересекает довольно широкая канава, через нее переброшена доска. Когда идешь по ней, она чуть покачивается под ногами. Вниз лучше не смотреть, внизу мутно-зеленая жижа.

Мы с Сашкой подошли к канаве в тот момент, когда здесь шел веселый спор. Миша утверждал, что перейдет по доске с закрытыми глазами. Девушки не верили, смеялись.

— Ах, так!

Он подошел к доске, расставил руки, зажмурился крепко. И пошел. Медленно, маленькими шажками. По его напряженной спине было видно, как ему трудно. И страшно тоже.

Он перешел на ту сторону. Повернулся к нам, веселый, счастливый. Девушки зааплодировали.

— А ну, теперь вы! — крикнул нам с Сашкой Миша. — Что, слабо?

Я посмотрел вниз. И пропал! Не надо было смотреть! Тогда еще можно было попробовать. А теперь…

Девушки, улыбаясь, ждали, что мы ответим. Я растерянно топтался на месте. Было стыдно. Но что я мог сделать? Я точно знал, что свалюсь, как только сделаю первый шаг по доске с закрытыми глазами.

А Сашка сказал:

— Нет, не слабо!

— Пойдешь? — спросил Миша ехидно.

— Пойду.

Миша перебежал по доске на нашу сторону, вынул из кармана платок.

— Поворачивайся! — скомандовал он Саше.

— Зачем платок? Я смотреть не буду.

— Ага, ага, испугался!

— Завязывайте! — махнул рукой Сашка.

Миша завязал ему глаза.

— Подведите к доске, — попросил Сашка.

— Сейчас, обожди, вот только камни с дороги уберу, споткнешься еще.

Миша подскочил к доске и, сделав нам всем знак, чтобы мы молчали, поднатужился, приподнял ее и развернул от канавы в другую сторону. Теперь доска лежала на земле. Он подвел к ней Сашку.

— Не раздумал?

— Нет, — ответил Сашка каким-то сдавленным голосом.

— Ставь ногу. Вот сюда… Готово! Пошел!

Сашка стоял на доске, балансируя руками. Постоял — немного, потом сделал скользящий шажок вперед. Еще один. Закачался вдруг, теряя равновесие, но все же устоял.

Это было очень смешно. Мы корчились от едва сдерживаемого хохота. Сашка прилагал все силы, чтобы не свалиться с доски, которая лежала… на земле!

Еще два крошечных шага — и он уже на середине. Миша — стал рядом с ним, нагнулся и, растянув рот до ушей, заквакал, словно лягушка, и так похоже — не отличишь от настоящей.

Девушки смеялись, зажимая руками рты. А мне вдруг стало обидно за Сашку. Я представил себя на его месте. Я иду по доске, уверенный, что внизу грязь, что каждую секунду могу в нее вляпаться. Мне страшно, но я преодолеваю страх, двигаюсь потихоньку вперед. А, оказывается, все это комедия, все это только для того, чтобы посмеяться надо мной.

— Сашка! — крикнул я. — Доска лежит на земле.

Он пошатнулся и упал. Сдернул повязку, вскочил. Посмотрел на нас, на канаву, губы у него дрогнули и, ни слова не говоря, он повернулся и пошел обратно, к деревне.

Первой опомнилась Вера.

— Ой, товарищи! — она взялась руками за голову. — Ой! Как некрасиво! Мы же будущие педагоги!

— Если человек шуток не понимает… — хихикал Миша.

— Что ты стоишь! — крикнула мне Вера. — Беги за ним! Ну, беги же!..

Я догнал Сашку и зашагал рядом с ним. Ни он, ни я ничего не говорили. Так, молча, дошли до шоссе. На обочинах, с двух сторон, в пыли, лежали мальчишки. Один из них держал черную, как сапог, кошку. Ей совали под нос кусочек мяса, но не отдавали, а перебрасывали на другую сторону. Кошка, облизываясь, бежала за мясом через дорогу.

— Зачем они?

— Игра такая, — сказал Сашка. — Видят мотоцикл или машину, пускают черную кошку и спорят: остановится или нет. Я в прошлом году тоже играл.

— И останавливаются?

— Редко… А еще такая игра есть. Когда дождь и развозит дорогу, пацаны считают застрявшие машины и тоже спорят: где больше засядет — перед мостом или за мостом. Делать нечего, вот и придумали…

Позади остался клуб, магазин. И я понял, что мы идем не просто так, без цели. Сашка куда-то меня ведет.

— Куда мы?

— Увидишь, — прозвучало загадочно.

На окраине деревни, довольно далеко, в стороне от других стоял одинокий дом, обнесенный высокой оградой. Мы направились к нему.

— Осторожно, — предупредил Сашка. — Сейчас на нас кинется Волк.

— Лучше уж сразу тигр, — засмеялся я.

Но он не шутил. Это я понял в следующий же миг, когда вдруг из-за ограды метнулась стремительная тень и раздалось свирепое рычание.

Я шарахнулся в сторону. Есть такой сорт собак, которым доставляет удовольствие пугать прохожих. Часами прячутся где-нибудь в засаде, у забора, не шелохнутся. А зазевается кто-нибудь, подойдет близко — прыгнут на всю длину цепи и так напугают, что будешь потом целый час отплевываться.

Вот Волк и был из этой хулиганской породы. Сделав свое некрасивое дело, он встал лапами на забор и смотрел мне вслед, ухмыляясь, вывалив из пасти длинный красный язык. Я, отводя сердце, молча погрозил ему кулаком.

За домом, примыкая одной своей стороной почти вплотную к забору, высился холмик, обсаженный кустарником.

— А, знаю! — вспомнил я. — Чертов курган.

Сашка взбежал на вершину:

— А почему он так называется — тоже знаешь? Я рассмеялся.

— Сейчас ты скажешь: потому, что здесь водятся черти.

— Не черти, а привидения, — поправил он спокойно.

— И ты их, конечно, видел?

— Нет. — Он с сожалением покачал головой. — Сюда надо ночью приходить. После двенадцати.