Нежнорогий возвращается в лес - Будрис Римантас. Страница 10

…Хозяин поехал ставить капканы на песцов и разбрасывать приманку. Мироныч шел первым. Рябчик — за ним. Он прилежно постигал у Мироныча его науку.

Хозяин покрикивал: «вперед», «лево», «право». Собаки бежали шибко и резво. Короткий зимний день быстро шел на убыль.

Тут, на острове, что ни час меняется ветер. И день, ясный с утра, окутался вечерней дымкой, стал хмуриться. Закружились снежинки. Все гуще, все быстрее… И забушевала пурга. Ночная пурга.

Поначалу хозяин еще командовал: «лево!» и «право!». Потом перестал. Молча сидел на нартах. Он заблудился. Собаки должны сами доставить его домой.

Мироныч — старый пес. Опытный, мудрейший вожак. Он бежал впереди, натянув постромку, а остальные — за ним. Опустив головы и ощетинив хребты — ведь снег сыпал в глаза, а ветер насквозь пробирал их косматую, жаркую шубу.

Вся упряжка устала и проголодалась, час кормежки давно миновал. Пурга ярилась.

Рябчик шел за Миронычем, так же усердно тянул веревку и слепо верил вожаку. Все ездовые собаки с незапамятных времен повинуются вожакам — таков собачий закон. Упряжка, если в ней начнется склока, далеко не уйдет.

Но Рябчик многому научился у Мироныча. И вот, идя вторым в упряжке, он невзначай спрашивал и собственное чутье: верно ли бежим?

Пурга бушевала вовсю.

Хозяин решил не останавливаться, а ведь мог бы сделать привал. В нартах — мешок, а в нем — вяленая рыба. Он бы мог раздать собакам по рыбине. Поставить нарты стоймя, с подветренной стороны. Собаки легли бы кольцом вокруг хозяина и согревали бы его. Пурга занесла бы их снегом. В тепле и переждали бы непогоду. А потом — пожалуйста, снова запрягай собак, и они весело довезут тебя домой. Но хозяин не захотел, он знал, что до дома рукой подать. И ему не терпелось добраться туда, несмотря на пургу.

Обойдется. Собаки еще не слишком уморились. Вывезут.

Тут-то Рябчику и почудилось, что бегут они неправильно.

Рябчик сомневался в себе, но еще не перестал верить вожаку. А тревога росла. Рябчику уже казалось, что они пробегают мимо самого дома, левей его! Но Мироныч повлек влево.

Рябчик уже не мог преданно идти за Миронычем. Он на миг забыл важнейший закон собачьей упряжки и попытался тянуть собак вправо. Но Мироныч — это был вожак, — он упрямо вел влево. И вся упряжка, повинуясь Миронычу, оттянула Рябчика, как он ни противился.

А хозяин сидел в нартах и без конца твердил: «Вперед, собакушки… Ведь дом так близко…»

Но дом все не показывался.

Мироныч — бывалый вожак. Но вся упряжка знала, да и сам хозяин тоже, что вожак туговат на ухо и, возможно, у него и нюх уже не тот… А вдруг и чутье дороги тоже изменило ему?

Рябчик дергал ушами и бежал следом за Миронычем.

Видимо, они петляли вокруг одних и тех же двух-трех холмов. Сделают порядочный круг — и опять на то же место, где Рябчик сделал попытку потянуть упряжку не туда, куда стремился Мироныч. Хозяин, тот сидел на своем месте в нартах и, конечно, не догадывался, что они топчутся на месте. А Рябчику чутье уже отчетливо говорило, что бегут они не туда. Вот если бы направо… Конечно, надо взять правее.

И Рябчик решился. Он так внезапно, так резко и крепко рванул всю упряжку вправо, что собаки доверились ему. Заупрямился один только Мироныч… Он еще пытался тащить влево… Но вся упряжка теперь слушала Рябчика.

Потрясенный, хозяин даже в кромешной ночи, в слепящем вихре бурана понял, что упряжка увлекает своего вожака в противоположную сторону, а не туда, куда он ее ведет. Мироныч упирался, противился, но в конце концов сдался. Упряжка поверила другому вожаку.

Вышло именно так, как надеялся Рябчик. Живенько домчали до поселка. Даже сквозь пургу мерцали его огни.

Эх, Мироныч… Мироныч…

Назавтра хозяин ласкал Мироныча. Мироныч прижимал уши и взвизгивал. Ему было тоскливо, очень скверно, старому Миронычу, опытному вожаку. Ведь он полночи таскал своего хозяина по неверным дорогам. Мироныч, оказывается, и впрямь глуховат. И нюх у него не такой уж тонкий. И чутье дороги подкачало…

— Хороший Мироныч…. Добрый, верный Мироныч…

Хозяин гладил, успокаивал Мироныча. А старому вожаку от этого было еще тягостней. Не знал Мироныч, как ему быть. Остаться или уйти как-нибудь одному в тундру…

Вот хозяин опять собрался проверять песцовые капканы. Мироныч по глазам хозяина, по походке догадался, что тот поедет.

И в этот день… В этот день к передней постромке вместо Мироныча подвели Рябчика.

У Мироныча чуть сердце не разорвалось. Он лаял, он выл и плакал от горя. Хозяин привязал его и оставил. Привязал, чтобы Мироныч не побежал за упряжкой.

А когда хозяин возвратился, Мироныч получил такую же крупную рыбину, как и остальные собаки.

Мироныч придавил лапой рыбину и грыз. Глотал куски и недоумевал: его это доля или нет? Ведь он не бегал, не волок нарты… Но он был голоден, как и остальные.

А хозяин опять ласкал Мироныча и приговаривал:

— Добрый ты мой Мироныч.

Погладил хозяин и Рябчика. И сказал:

— Добрый мой Рябчик… Умный вожак…

Так и стал Рябчик самой важной и самой главной собакой упряжки.

А Мироныч живет вместе со всеми. Зимой — у дома. Летом — близ озера, где находится вся упряжка. Разница только та, что хозяин не ставит Мироныча в нарты. Но и к колышку на лугу не вяжет. Почтенная собака Мироныч, всеми уважаемая. Ведь сколько лет возил Мироныч хозяина!

Рябчик почтительно молчит, когда Мироныч подходит полакать водицы у него из ведра. Рябчик только хвостом виляет.

А Поль лает. Вытягивает морду по ветру и лает. Рябчик тоже раздувает ноздри… С какой стати поднимать лай, если ветер пахнет просто дождем? Молод еще Поль. Вот и брешет на ветер.

Нежнорогий возвращается в лес

Деревья сбрасывали листья. После ночных заморозков они падали с тихим шелестом. Освещенные осенним солнцем, зеленые ели рядом с белыми березами казались еще зеленее, а в наполненных водой лесных колеях отражалась последняя ясность осенних дней. Желтые листья сыпались на дорогу, и вся черная лесная дорожка пестрела золотыми заплатами.

Мы встретились там, где дорога огибала болотистый лесок Дубриса. Он стоял на лужайке, возле густого ельника. Я залюбовался хлопочущими между ветками синицами и подошел к нему довольно близко. Он не убежал. Он смотрел на меня, а я на него. У меня было с собой ружье и разрешение на отстрел одного такого красавца. Но у меня не было никакого желания снять ружье с плеча.

Я стоял, а он смотрел на меня. Тогда я подошел к нему еще ближе. А он только вытянул ко мне шею и лизнул свой черный нос, словно нюхая воздух.

Рога у него были молодые и сильные. В его темных глазах отражался лесной свет. Когда между нами остался только короткий гон [2] и я протянул руку, он повернулся и медленными прыжками поскакал в еловую чащу. Я никогда не видел такого смелого козла. И такого красивого.

На дорогу падали листья. Я шел и думал. Ведь он совсем не испугался меня.

Только потом я узнал, что это был за козел. Узнал у старых дубов, по лесным следам на земле и по крику сойки. Рассказали мне о нем и люди.

Пришла весна, и растаял снег. Весной благоухает воздух, деревья и земля.

Серые воробьи, чирикая во все горло, стаями летали по саду: то собирались на одной яблоне, то на другой и, взъерошив перья, с криком прыгали друг перед другом.

А трава еще не пробилась. Наверное, поэтому серые ноги ульев кажутся такими длинными. Пчелы выползают на летку, немного медлят на нем и, почуяв солнце, взлетают вверх. Устремляются они прямо в ослепительно белые весенние облака.

В саду гуляет молодой самец косули. Его рога, выросшие зимой, нежные и тупые. Через неделю-другую козел примется тереть их о деревья, очистит от нежной ворсистой бархатной кожи, отполирует, заострит и будет носить эти изящные рога до поздней осени, пока не сбросит. Козел красив. Ноги у него стройные, далеко можно ускакать на них. Садовая ограда для него пустяки. Он птицей перелетит через нее. А глаза у козла большие и темные, как два осколка ночного неба.