Загогулина - Москвина Марина Львовна. Страница 11
«Лена, торос в бутылке – не доказательство. Прохорова скажет, что это вода из-под крана. Другое дело – шар-пилот.
Доедешь до метро “Тушинская”, и две остановки автобусом до аэродрома. На метеостанции шар надуют водородом. Запустите всем классом.
Вторая записка – «Метеорологу Тушинского аэродрома»:
«Уважаемый коллега! Наша честь в ваших руках. Надуйте шар! Надо позарез. Заранее благодарен – метеоролог полярной станции СП-23 Тит Шурупов».
Третья записка – Прохоровой.
Тушинский аэродром был обнесен дощатым забором. В брезентовых масках стояли за забором вертолеты. На толстые дырявые лопухи сыпались коричневые листья. Они хрупали под ногами, как сухая картошка в пакетике.
Войдя в ворота, я очутилась перед розовым домом. На нем – другой дом: круглый, с полосатым колпаком и вертушкой.
В комнате метеорологов на деревянной лесенке стояла женщина в вязаном платке. Через увеличительное стекло она разглядывала барометр:
– Девятьсот восемьдесят четыре и две десятых миллибара…
Зазвонил телефон.
– Да? Это Маргарита! Парашютистам никаких прыжков. Мы дали штормовой ветер.
Метеоролог Маргарита положила трубку и обернулась. Я протянула ей записку.
Вместе с Маргаритой мы поднялись к серебряной изгороди. Проволоки, столбы, теодолит, будка с градусниками, железные кубы под замком – все было серебряного цвета.
– Смотри, – Маргарита показала на верхушку флюгера, – верхнюю флюгарку сбила, а теперь сидит.
С раскуроченного флюгера на нас глядела ворона. Над ней целиком и клочьями проносились тучи. Солнце то появлялось, то исчезало. На доме ошалело крутилась вертушка. Будто бы «кухня погоды» не Арктика, а Тушино!
– Сюда, – сказала Маргарита, и я спустилась за ней в каменный колодец.
Внизу было водородохранилище с травой на крыше, листьями и астрами. Холодные и зеленые, толпились в хранилище баллоны. И тут что-то зашипело! От этого шипения у меня сразу заложило правое ухо. В руках у Маргариты раздувался черный полярный шар. Он рос дулей – с одного боку! Разбух на все водородохранилище! Он вытолкнул меня в дверь. И уже сквозь шар я видела, как Маргарита сняла его со шланга и сказала:
– Бери веревку! Завязывай «аппендикс».
Голос Маргариты был как из трубы.
– Держи, – сказала Маргарита и отдала мне шар.
Ух, как он рванул вверх! Я еле успела зажать в кулаке веревку. А как он пах! Это же с ума сойти, как он прекрасно пах резиной!
Я снова очутилась на холме. Выглянуло солнце. И я увидела, что шар не только черный и прозрачный. В нем отражалось все, как в самоваре! В нем отразился аэродром! Желтые планеры с крыльями в красную полоску, ангар, прожекторы, пожарная машина, зеленые хвосты вертолетов!..
По взлетной полосе мчался грузовик с кузовом в черно-белую клетку. Отраженный шаром, он взлетел над полосой и пропал среди птиц.
Шар стукался об меня, в голове звенело! Он крутился, как облитый чернилами глобус! Из верхнего полюса расходились и сходились в «аппендиксе» черные меридианы.
Был час пик. Шар-пилот я везла домой в метро. Он уткнулся в потолок битком набитого вагона. Под землей шар вел себя тихо. Он отражал поднятые к нему лица.
– Чегой-то?..
– На нем можно улететь?
– А! Это камеру надули! Камеру от фут больного мяча!
– Какой воздушный!
– Фу! Вонючий!
– Это еще что! Одни сиамского кота в мет ро перевозили!
– А почему он такой ЧЕРНЫЙ?!
– Оболочка с водородом? – понимающе спросил майор.
– Да, – говорю.
Он встал и уступил мне место.
До завтра я решила устроить шар на балконе. Бабушка спустила конец бельевой веревки, я привязала шар.
«Вж-ш-ш» – он взмыл! Мимо бабушки – на третий этаж.
– О-о-о!!! – закричал кто-то.
Это был дядя Миша Айзберг с третьего этажа. Он как раз собирался с балкона тряхнуть половиком.
Поздно вечером шар стал похож на елочный. В нем зажигались фонари и гасли окна соседних домов. Мне снилось, будто я с шаром дрейфую на льдине. А мимо проплывает дядя Миша Айзберг.
– Лен! – кричит. – Почем арбуз брала?
Смотрю – над моей головой громадный арбуз на веревке.
Утром несу шар в школу. Я иду медленно, чтобы заявиться после звонка. Все ахнут. Прохорова упадет со стула. А я… я выпущу шар из окна.
По лестнице и по коридору шествую в кабинет географии.
– Внимание-внимание! – Я быстро распахиваю дверь. – Сейчас вы увидите один сюрприз!
– Ну-ка, ну-ка, – раздается голос Бориса Матвеевича.
Сжимаю шар с боков и коленкой пихаю его в дверной проем. За шаром – тишина. Только он сам скрипит, когда я его подпихиваю. Он почти что втискивается в класс.
– Маэстро, туш! – вопит кто-то по ту сторону шара.
– Урра!! – заорали наши.
Правым боком шар дотрагивается до шкафа у двери…
«Ба-бах!» – грохнуло на всю школу!
…Воздушный! Заполярный! Летел-летел! Ко мне! Из Ледовитого океана!.. Аэродром! Маргарита! Флюгер без флюгарки… Штормовой ветер!..
Осталось только облако талька и длинная резина с веревкой. Она висит на гвозде. Гвоздь торчит острием из шкафа.
– Шар-пилот! Это был настоящий шар-пилот! – сказал Борис Матвеевич.
– А может, его можно склеить? – спросила Щеголева.
– Конец пузырю, – сказал Тарабукин.
Я подхожу и даю Прохоровой записку. Она читает вслух:
«Прохорова! Я ЕСТЬ! Со льдины в небо я запускаю шары-пилоты. Такие же, какой запустите сейчас вы.
Друг Шишкиной, метеоролог Заполярья —
– Что вы, Шишкину не знаете, – говорит Прохорова. – Сказать ничего нельзя. Все на полюс сообщает.
Она свернула записку и спрятала ее в портфель.
ПЕРО С ГЛАЗКОМ
Нос и горло – это мое слабое место. Чуть ветерок подует – сразу ангина, кашель… Все люди как люди – лепят снежные бабы во дворе, а ты неделями дома с забинтованной шеей маячишь в окне с тоской. Вечные микстуры, таблетки, полоскания…
В общем, летом мама решила отправить меня в санаторий – там какие-то меры принимаются, чтоб таких вот ослабленных детей «поставить на ноги»: лечебная физкультура, витамины, закаливание.
Мама говорит:
– Другим человеком станешь! Будем в проруби купаться и бегать по снегу босиком!
Я, конечно, не верила. И ехать туда не хотела. Только согласилась после того, как мама сказала, что там есть живой павлин – мол, он свободно разгуливает по территории и распускает хвост, похожий на салют на Красной площади в честь Дня артиллериста.
Приехали мы в этот лагерь, все незнакомые, чего я ужасно не люблю. Разбились по отрядам, стали строиться, я, как всегда, последняя. Вдруг слышу, какой-то шорох. Поворачиваюсь – из кустов шиповника голова с клювом выглядывает. На макушке хохолок, шея зелено-желтая с красным отливом. И тут он весь вышел, целиком, волоча за собой длинные зеленые перья с синими глазками.
Линейка рассыпалась.
– Павлин! Павлин! – народ просто ошалел.
А он идет себе, ни на кого внимания не обращает с этим своим шлейфом.
– Ух ты!
– Вот бы мне такое перо!
– Ишь, чего захотела! От такого пера только дурак отказался бы!
– А я сейчас возьму и выдерну одно перышко, – сказал один парень по фамилии Винтовкин.
И вцепился павлину в хвост!
Павлин закричал – у него такой крик пронзительный – и как клюнет Винтовкина! Тот завопил еще громче павлина. К нему несутся вожатая Яна и воспитательница Полидорова.
– Винтовкин! – кричат. – Винтовкин!