Гучок - Гноевой Валентин. Страница 15

За чаем, Гоша с Кешей рассказывали о своих приключениях. Они разыгрывали целые спектакли, рассказывая о том, как они охотились на мёд, убегали и улетали от медведя, испытывали вездекар и летали на нём. Лягушки то замирали от страха, то квакатали на весь пруд, громко аплодируя актёрам. Неизвестно сколько длился бы их бесконечные рассказы, если бы после очередного рассказа вместо аплодисментов и поощрительного квакания друзья не услышали бы поощрительный храп. Было уже далеко за полночь, и лунный свет разморил всё лягушачье семейство. Уставшие друзья тоже улеглись спать: Гоша в траву под большим листом лопуха, а Кеша устроился в вездекаре.

Кто против еды? Еда

Гучок проснулся рано утром, как только взошло солнышко. Умывшись, он сделал зарядку и стал думать, что бы приготовить на завтрак. Запасов еды в рюкзаках оставалось уже мало, и поэтому мальчики решили сберечь оставшиеся продукты на случай, когда окружающая природа уже не сможет их кормить. В лесной чаще уже вовсю пели птицы. «Ха! Яичница!» обрадовался своей идее Гучок и пошел искать птичьи гнёзда. Он нашёл несколько гнёзд и взял из каждого по одному яйцу, так, чтобы хотя бы по два яйца оставалось.

Возвратившись к месту ночёвки он застал Игорька, который уже вовсю трудился, ломая и очищая от листьев какие то длинные ветки.

– О! – обрадовался Игорёк. – Ты здесь! Пливет! А я думаю, куда ты заплопастился? Мозет, ластлойство зелудка, думаю, от вцеласнево лакомства. И ты где-нибудь на заседании…

А, увидев в руках у Гучка несколько птичьих яиц, он обрадовался ещё больше.

– Атлицьно! Цюл, мне сиводня глазунью. А завтла я буду носунью, послезавтла – лобунью, а послепослезавтла – усунью.

Игорёк был в отличном расположении духа и шутил обо всём подряд. Гучок принялся готовить заказанную глазунью.

– Что это ты уже мастеришь? Ты, хотя бы, умывался? – спросил он Игорька.

– Ах, да-а-а, – подхватился тот и побежал к воде.

Вернулся он весь мокрый, в обрывках водорослей и с рыбиной в руках.

– Смотли! – крикнул Игорёк, гордо выставив свой улов вперёд. – Пледставь себе, я умываюсь, а она на меня из водолослей глазеет. Плигласает, давай, мол, в гляделки поиглаем. А я ей гавалю «А, давай, в кваця!» и хвать её… Ну, калоце, плаиглала она.

– Давай, засушим её, – предложил Гучок.

– И не тока её, – загадочно проговорил Игорёк.

– Ты ещё с кем-то в квача играть собрался?

– Не-е-т, – рассмеялся Игорёк. – Мне ноцью адин сон плиснился. Будта я с папай делаю сетки для лыбы. И угадай, из цево? Из веток! Так мы с ним налавили стока лыбы, сто её некуда было дивать. Каласи висели дазе на люстле! А мама как ладовалась! Так сто, сицяс лыбный ваплос будет лесон.

После завтрака мальчики сплели большую сетку из гибких веток ивы и, привязав к ней веревку, забросили её в воду. Другой конец верёвки Игорёк привязал к своей руке.

– Эта, стобы слысать клёв, – пояснил он.

– Ну, я пока ягод насобираю, – сказал Гучок, – а ты, если что, зови.

Через полчаса, возвращаясь с полным котелком ягод, он вдруг услышал крик Игорька:

– Гусёк! Скалей сюда! Гусё-ё-ё-к!

Выбежав к воде, он увидел следующую картину. Игорёк находился в горизонтальном положении в воздухе. При этом двумя руками он держался за тонкое деревцо, а веревка, уходившая куда-то в воду, была у него на правой ноге. Вся эта конструкция грозила рухнуть из-за, собиравшегося вот-вот сломаться, деревца.

– Ну, как, клюет? – крикнул Гучок, хватаясь за веревку.

– Клёв бесеный! – с круглыми от азарта глазами, прошептал Игорёк. – Не лыба, а бульдозел какой-то.

– А верёвка чего на ноге? Ты же к руке привязывал.

– Сползла… пока висел.

– Надо было поменьше сетку вязать, – кряхтя, проговорил Гучок.

– Да кто зе знал, что в этам озеле лыбы, как дети малые? Всё на сибя тянут.

– Всё на себя тянут… – задумчиво повторил Гучок. – У меня идея! Привязывай веревку к ветке!

Они привязали веревку к нижней ветке большой старой ели. Веревка сразу натянулась, а ветка под напором рыбьего натиска согнулась.

– Теперь бежим в воду и помогаем рыбам! – крикнул Гучок.

– Здласьте! – остановился Игорёк. – Я цево-та не понял, кто каво ловит? Мы лыбу или ана нас?

– Быстрее, а то сейчас идея порвется! – потянул он Игорька.

Мальчики запрыгнули в воду, схватили сетку и стали тащить её от берега. Оторопевшие рыбы, сбитые с толку, остановились и выпучили на них глаза. Когда тянуть сетку дальше уже было нельзя, Гучок скомандовал:

– Отпускай!

Согнутая до предела ветка резко распрямилась, и сетка с рыбой мгновенно вылетела из воды. Обессиленные друзья вылезли из воды.

– Вот это лыбалка! – восхищенно произнес Игорёк. – Тепель не панятна, цего на делеве больсе: лыбы или сысек. Па-моему лыбы.

Они стояли возле ели и снизу вверх смотрели на увешанное рыбой дерево.

– Ты када-нибудь видел такую пладвинутую навагоднюю ёлку? Плямо тебе, мецьта сталухи из сказки пла залатую лыбку, – не переставал восхищаться Игорёк.

Одна из рыб свалилась ему на голову.

– О! И иглуски не бьютца, а так интелесно слёпаютца.

Вдруг из-за деревьев послышалось какое-то урчание и треск веток.

– Медве-е-едь! – испуганно протянул Игорёк. – Нет, ну ты посмотли на нево. Как толька у нас лыба, так зди медведя в гости. Как будта этаму винипуху в лесу есть нецево. Нада засисять свой улов!

С этими словами он решительно взял в руку ложку. Потом, глянув на неё, выбросил и стал в стойку каратиста. Потом, видно для большего устрашения, надел на шею ожерелье из клешней раков.

– Погоди, у меня идея, – остановил его Гучок.

Когда медведь выбрался из густого и колючего кустарника на берег, он увидел удивительную картину. Двое мальчиков в зимних куртках, шапках и шлёпанцах водили хоровод вокруг ёлки, увешанной шишками и рыбой, и пели новогоднюю песню. Сбитый с толку, медведь уселся на задницу и понюхал носом воздух. Оглядевшись по сторонам, он снова посмотрел на по-зимнему одетых мальчиков и прислушался. Услышав в песне слова про снег и мороз, он поёжился и потёр себя лапами, как бы согревая. Ничего не понимая, мишка широко зевнул, развернулся и побрёл искать себе берлогу для зимней спячки.

– Фу-у-у, – облегчённо вздохнул Игорёк, снимая шапку и вытирая пот со лба. – Халасо, сто усол. А то у меня все песни пла снег и малос узе законцились.

– У меня оставалась ещё одна песня, – сказал Гучок. – Про хоккей.

– А-а. Ну, тада у меня была есё песня пла плызки с тламплина. Но всё лавно нада атсюда убилаться. А то этат медведь, када всё паймёт, велнётся сюда с песней пла две вкусные катлеты на виласипетах.

Они собрали вещи и погрузили их на велосипеды.

– Улов нада не забыть, – вспомнил Игорёк и подошёл к ёлке.

Он походил вокруг неё, соображая, как достать рыбу, и, не долго думая, с силой пнул её ногой. Кроме града из рыбы, шишек и старой хвои на него свалились две куницы. У каждой из них в зубах и подмышками было по рыбине.

– Стоять, – схватил их за загривки Игорёк. – Мы кто?

Куницы, не выпуская из зубов рыбы, что-то промычали в ответ.

– А-а, куницы… Цем питаемся, кломе насей лыбы?

Зверьки снова что-то промычали, перечисляя свой рацион.

– Мысы, клысы, зуки, улитки, лягуски, змеи, ясерицы… Ого, какое асолти… Фу-у-у… И этим тозе?… Вы хоть лапы после еды моете? Ну, ладно. Вас ладители уцили, сто без тлуда не вытасис и лыбку из плуда?

Куницы закивали в ответ.

– Тагда миняемся: мы вам лыбку из плуда без тлуда, вы нам флукты и алехи для патехи. Идет?

Пушистые зверьки удовлетворенно заурчали.

– Церез пять минут на этам зе месте. Кто не сдерзит слова, тот какаска.

Мальчики нанизали рыбу на ветки и прицепили ветки на свои велосипеды. На ветерке и солнце рыбка должна была быстро подсохнуть.

– Ну, что, поехали? – спросил Гучок.

– Сицяс, подозди. У миня тут фокус адин. Давай, плисядем на дарозку.