Это моя школа - Ильина Елена Яковлевна. Страница 7
«Счастливая! — подумала Катя. — Всюду ездит одна, куда хочет. Вот потому-то ей, наверно, так весело об этом говорить».
А Таня между тем уселась за стол и, уплетая за обе щеки суп, жаркое и яблочный пирог, принялась рассказывать про своего профессора, который «совершенно замечательно» прочел вступительную лекцию.
— Прочел? — удивилась Катя. — А я думала, ваши профессора и так все знают, без книжки. Наша Людмила Федоровна никогда нам по книжке не объясняет.
Таня, прищурясь, посмотрела на младшую сестру.
— Читать лекцию, к вашему сведению, — сказала она, отчеканивая каждое слово, — вовсе не значит читать по книжке.
— Ну уж ладно, — вмешалась бабушка. — Только не спорьте. Шутка ли, какой день у нас сегодня! Танюша в институт поступила, Мишенька — в первый класс.
— А Катя перешла в четвертый «А», — вмешался Миша. — У них там читают только про себя!
Живая и неживая природа
Наступило второе школьное утро. Вместо праздничного белого передника Катя надела черный, вместо белых лент вплела в косы коричневые, но от этого радость нового дня нисколько не стала меньше.
Ровно в восемь часов Катя вышла из дому. В одной руке она несла новенькую сумку с новенькими книжками, а в другой, бережно прижимая к себе, держала пухлый альбом в глянцевитом голубом переплете.
Небо, казалось, тоже сняло с себя вчерашний праздничный наряд — синеву и белые легкие облака — и надело большой темный передник. Тучи то и дело закрывали солнце. Но солнечные лучи от времени до времени прорывались сквозь тучи и заливали все вокруг осенним мягким светом.
— Что ты принесла?.. Что у тебя за альбом? — послышалось со всех сторон, как только Катя переступила порог класса.
— Потом увидите! Не смотрите! — ответила Катя и направилась прямо к Аниной парте.
Стелла Кузьминская раскладывала по всей парте свои книжки и тетради.
— Это Анино место, — строго сказала ей Катя. — Ты тут не одна сидишь.
— Когда Аня придет, я переложу, — спокойно ответила Стелла.
— Нет, сейчас переложи! — рассердилась Катя. — Это не твоя половина!
Стелла тихо проговорила: «Собственница!» — и передвинула книжки на свою половину.
— Ты сама собственница! — сказала Катя. — Я же не о себе беспокоюсь.
И Катя осторожно положила альбом в Анину парту.
В этот день все собрались особенно рано. Во-первых, кому охота опаздывать, да еще с самого начала года? А во-вторых, каждому интересно поглядеть, кто что принес для школьного музея.
Одной Ани все еще не было, и Катя с тревогой поглядывала на дверь. Она едва слышала очень интересные разговоры о том, как лучше сушить цветы (под прессом или под теплым утюгом) и чем лучше кормить рыбок с вуалевыми хвостами.
Рядом Наташа что-то весело рассказывала, часто трогая ее за рукав, но Катя в ответ только кивала головой. Что ж это, в самом деле, случилось с Аней?..
И вот раздался звонок. Девочки притихли, беспокойно посматривая то на Людмилу Федоровну, то на свои коробки, тетрадки и альбомы.
Каждой хотелось, чтобы учительница поскорей взяла в руки именно ее работу и поскорей сказала, хорошо это или плохо.
Людмила Федоровна, должно быть, догадалась, о чем думают девочки.
— Не торопитесь, не торопитесь, — сказала она улыбаясь. — Все посмотрим по порядку.
Коробки и коробочки, альбомы и распухшие от вклеек тетрадки были разложены по крышкам парт и подоконникам. А кое-кто положил свои коллекции даже на учительский стол.
Людмила Федоровна взяла в руки коробку, стоявшую как раз посередине ее стола, и прочла надпись, четко выведенную на белой бумажной наклейке:
— «Стелла Кузьминская. Образцы топлива». Ну что ж, очень толково. Посмотрите, девочки, какую занятную коллекцию собрала Стелла.
Коробка Стеллы пошла по рядам, и девочки с таким интересом рассматривали ее и читали названия на этикетках, словно первый раз в жизни видели и уголь, и торф, и хворост. Но все это называлось теперь «коллекцией топлива». Под связочкой тоненьких хворостинок была аккуратная подпись: «Дрова», а под кусочками угля — «Древесный уголь». И все эти «образцы» торжественно покоились в ячейках, устланных ватой.
Коробка Стеллы наконец вернулась к ней, и она взяла ее спокойно, как человек, давно привыкший к успеху.
— Ну а у тебя что? — спросила Людмила Федоровна, подойдя к Лене Ипполитовой, которая уже несколько минут сидела с вытянутой вверх рукой.
— У меня гербарий, — ответила Лена и, поправляя очки, вскочила с места. — Лекарственные травы. Мы собирали их в лагере и потом сдали в аптеку. А некоторые я засушила. То есть не некоторые, а все… То есть не все, а по листику от каждой травки… То есть не от каждой…
— Ну да, понятно, — спокойно сказала Людмила Федоровна. — Ты засушила по одному растению каждого вида. Покажи-ка!
Людмила Федоровна взяла в руки толстую общую тетрадь и стала перелистывать ее. На каждой странице были наклеены сухие зеленые листья на тонких стеблях, с белыми, розовыми, желтыми, фиолетовыми цветочками. Листья были самой разнообразной формы: одни были похожи на растопыренные пальцы, другие — зубчатые, третьи — узкие и острые, как ножи.
Лена так и впилась глазами в учительницу.
— Молодчина, Лена! — похвалила ее Людмила Федоровна. — Прекрасный подбор, и высушено очень хорошо.
— Тоже нашла что собирать! — донесся вдруг насмешливый голос с задней парты.
Все обернулись назад.
Людмила Федоровна, прищурясь, окинула взглядом класс:
— Кто это сказал? Ты, Клава Киселева?
Высокая девочка в переднике с пелеринкой и с большими бантами в коротких косичках (банты качались под самыми ушами) небрежно откинула крышку парты и встала с места.
— Что значит твое странное замечание?
Клава молчала, опустив голову. Теперь ее банты покачивались над партой, отражаясь в лакированной крышке, словно в темном пруду.
— Неинтересно, — пробормотала она.
— Что — неинтересно?
— Собирать траву какую-то…
— Вот как? Ну а ты что собрала? Покажи-ка, покажи! Может быть, у тебя что-нибудь поинтереснее?
Клава Киселева молчала.
— У нее ничего нет, — послышался шепот.
Людмила Федоровна подошла поближе.
— Ты летом куда-нибудь уезжала? — спросила она.
— Уезжала, — ответила Клава. — Недалеко. На дачу.
— Так разве ты там ничего не нашла?
— А что там интересного — на даче-то!
— Конечно, — сказала Людмила Федоровна, — если ничем не интересоваться, то ничего интересного и не найдешь.
И учительница подошла к Катиной парте:
— Ну, Катюша, что у тебя?
— У меня тоже гербарий, только не совсем такой, как у Лены, — сказала Катя, встав с места. — Это мы вместе с Аней собирали. Стелла, достань, пожалуйста, альбом из Аниной парты.
Людмила Федоровна взяла в руки тяжелый альбом и, положив на край учительского стола, откинула крышку переплета.
— Так, — сказала она, слегка склонив голову набок и внимательно рассматривая первую страницу. — Это ты рисовала?
— Я, — сказала Катя и немножко покраснела.
— Очень хорошо. Большие успехи сделала.
На первой странице альбома была нарисована акварелью ветка цветущей яблони, а сверху буквами, как будто бы сделанными из листиков и хвойных иголок, выведено: «Наш лес».
— Очень хорошо! — повторила Людмила Федоровна. — Посмотрим, что будет дальше.
Две следующие страницы были разделены тщательно вклеенным листом папиросной бумаги. Слева был нарисован старый, ветвистый клен. Справа наклеены широкий лапчатый лист, тонко срезанный кусочек коры, распластанная ножом веточка и полупрозрачная, нежно-зеленая двукрылатка, в которой прячутся семена клена.
На следующих страницах нашли себе место дуб, осина, береза, сосна, елка…
— Кто же из вас это придумал? — спросила Людмила Федоровна, разглядывая страницу за страницей.
— Уж наверно Катя, — сказала Настенька Егорова, приподнимаясь на парте и стараясь издали заглянуть в альбом. — Она у нас такая выдумщица!