Призраки приходят в дождь - Усачева Елена Александровна. Страница 11

Еще никто не успел осознать, что услышал, а Шишкина уже легко дунула, гася свечу.

Глава четвертая

Тот, кто стоит за стеклом

В первую секунду всем показалось, что и вторая свеча тоже погасла. Закуток погрузился в кромешную тьму, но потом оставшийся яркий солдатик света стал разгонять непроглядность. Сначала несмело, а потом все уверенней и уверенней, как будто отвоевывал право всех свечей мира гореть ярко, во всю силу.

Японцы смотрели на плывущую в сумерках Шишкину, как на богиню.

— И чего? — возмутился Вадя. — Прикол-то в чем?

— У тебя в номере лампочка какая? — с явным презрением спросила Абрамова, которая вдруг подключилась к игре.

— Круглая, — отозвался Вадя.

— Вот то-то и оно, что круглая. Ты последнее время себя как чувствуешь?

— Знаешь, Абрамова! — Вадя заскрипел диваном. — Последнее время я себя особенно хорошо чувствую.

— А знаешь почему? — заскрипела диваном ему навстречу Абрамова.

— Почему?

Вадя замер, ожидая ответа.

Санёк успел подумать, что стоило хотя бы из мужской солидарности предупредить соседа, чтобы он не препирался с Дашкой. Но, с другой стороны, дураков все же лучше лечить сразу, а не по частям. Пускай получит по полной программе. Реанимацией заняться можно будет в номере.

— Потому что ты покойник! — торжественно произнесла Абрамова.

Диван взвизгнул под Вадей.

— Сама ты покойник, — запоздало воскликнул Вадя, хватая себя за коленки.

Притихших японцев накрыло — они сидели тремя совами, забыв о своей дурацкой манере кланяться. Это было хорошо. Как дополнительный бонус к проигранной русско-японской кампании. Пускай знают, как отвоевывать у нас Порт-Артур.

— Мы приносим свои извинения, — забормотал Каору, прижимая ладонь к груди.

Чего он все время извиняется? Что за идиотская манера?

— На том свете сочтемся, — мрачно произнес Санёк. — Даже если кто-то еще не помер, Слепцов в два часа ночи с косой придет и подчистит.

Каору перевел. Хироси вяло улыбнулся.

— Ну что, закончили? — встрепенулся Илья. На экране его телефона летали радужные шарики — он выиграл партию. — Есть хочется.

— Чего это? Еще Санёк не рассказывал, — выдала солиста Шишкина.

Санёк мысленно чертыхнулся. Надо ей, пожалуй, на первой же репетиции подножку поставить, так чтобы с костылем недельку походила. А то больно шустрая стала.

— Нельзя выходить отсюда, пока не рассказаны все истории, — прошелестел Каору.

Ага! Забыл уже, как смотаться хотел полчаса назад.

— Это считается плохой приметой. Круг света, — показал Каору рукой. — Пока горит свеча, все должны рассказать.

— Давай уже, не тяни! — по-королевски разрешила Шишкина.

Санёк пересел удобней. Зачем-то снова посмотрел на окно. А чего он, собственно, тянет? Вот же она! Настоящая история!

— Чего ты, Санёк! Давай! — подбодрил его Вадя, лучась зубастой улыбкой.

Его бы за уши да к стенке прибить, пускай бы работал солнышком, чем даром такую энергию разбазаривать.

— Ну, ты еще тут будешь спектакли разыгрывать, — раздраженно протянула Алиса.

Ее ноготочки уже не просто постукивали по коленке, а долбили, как назойливые птички долбят клювиками пустую кормушку.

— Ну, ладно!

Санёк встал, потом сел. Снова вскочил. Стоя говорить было привычней. Как урок отвечать.

— Все было вчера. И вы это все видели.

— Чего видели? — вылезла вперед Шишкина.

Санёк замолчал, вспоминая вчерашний день.

Сначала шел дождь, потом он прекратился, и начало парить. От асфальта, от стен тянулся удушливый туман. Они плыли в нем, как в воде. По сторонам — клетки с животными. Зоопарк. Обещали панд, но их было всего две штуки, и те какие-то понурые. В остальном — разве что чуть побольше московского. Девчонки стали канючить, что устали, что хотят есть. Илья, как всегда, поддерживал идею с обедом. Алиса предлагала дойти до гостиницы. Вадя громко перечислял, какую рыбу он есть будет, а какую нет. От таких рассуждений бурчало в животе. Людей на улице прибавлялось с каждой минутой. Когда стояли на перекрестке, противоположная сторона казалась густым лесом, сплошной стеной. Вот сейчас загорится зеленый, и стена двинется на тебя, растопчет, задавит. С таким дурацким настроением Санёк и вошел в наугад выбранную забегаловку. Каору как-то неуверенно кивнул, вглядываясь в стеклянные витрины. То ли от запаха, то ли от голода, то ли еще из-за чего Санёк стал громко обсуждать все, что видел вокруг. И того старика тоже.

— Какая-то столовка, — коротко описал он все то, что сейчас вспомнил. — Мы обедали.

— А! — Вадя радостно хлопнул в ладоши. — С дурацкой лапшой?

— Наверное, с лапшой. — Санёк был готов соглашаться со всем, хотя никакую лапшу не помнил. Были водоросли и рис. Но пускай это все называется лапша. Поскорей бы рассказать и уйти отсюда, от таких близких окон, за которыми постоянно кто-то видится. — Там еще старик был. Ну… такой… Чудной.

— С губой отвисшей! — ликовал Вадя. — И глаз один закрыт.

— Хорош встревать! — пнула его Шишкина.

— А чего, ты не помнишь, что ли? — не унимался Вадя.

— Да помню, помню, — зашипела Шишкина.

— Ну вот, — выдохнул Санёк и сел.

— Чего «вот»? — не поняла Кристина. — История-то где?

— Чего рассказывать, если вы все это видели? — заторопился Санёк. Коленки его, как пружинки, сами распрямились, заставляя встать. — Я смеялся над этим стариком, передразнивал, как он смешно лапшу в рот забрасывал, как губой пришлепывал. Вы еще все подначивали — давай еще, давай еще. Старик ругался.

— А я говорила, — решила ввернуть свое веское слово Алиса. — Вел ты себя безобразно.

— Проехали уже! — Илья без игры скучал, ждал, когда можно будет пойти к автомату, стоящему напротив рецепции, и купить бутерброд.

Санёк заулыбался. Он вспомнил, как весело ему было. Как смешно обижался старик, как дергалась его обвисшая губа, как распахивался в гневе черный глаз. Он тогда грозил кулаком, стучал ногами и что-то кричал. В ответ все смеялись, потому что движения его были нелепы, неуклюжи. А когда старик уходил, бросив свою лапшу, все со стульев попадали от хохота. Старик приволакивал ногу и вообще шел слегка боком.

— Ну вот, мы тогда повеселились, я и забыл. — Санёк и сам не заметил, как стал от волнения ковырять кожицу на большом пальце правой руки. — Мы еще погуляли. В магазин этот зашли. Ну… короче, вечером я снова увидел этого старика. Мы сидели в забегаловке здесь, за углом, я поворачиваюсь, а старик на улице стоит и через стекло на меня смотрит. Я сначала думал, что ошибся. Может, у них этих стариков здесь вагон. Выпустили из зверинца, вот и ходят. Он посмотрел на меня и руку поднял. Как будто помахал.

— Вот, доигрался, — фыркнула Алиса.

— Чего сразу я? — От расстройства Санёк присел. — Может, он в этом районе живет? Заметил нас, постоял да пошел. Чего ему? А он как приклеился — стоит и стоит. Смотрит. Я среди ночи проснулся — еще ливень начался, — чуть с кровати не свалился от страха — смотрю, в окне этот дед.

— Это чего, кошмар такой? — тихо спросил Вадя.

— Какой кошмар? На самом деле все! — кипятился Санёк.

Чем больше он рассказывал, тем больше убеждался, что никакая это не шутка и не розыгрыш, что все на самом деле, а потому все очень и очень плохо.

— Я теперь его везде вижу. В номере утром сидели, он постоянно появлялся за окном. То пройдет тенью, то ладонь приложит.

— У тебя этаж-то какой? — глухо спросил Илья.

— Десятый, — повернулся в его сторону Санёк, словно в вопросе услышал предложение помочь и спасти.

— Может, Карлсон? — с серьезным видом спросил Вадя. — Чего-то я никого не видел.

— Может, и Карлсон…

Санёк почувствовал неприятный страх, спиралькой свернувшийся под сердцем. Между лопаток пробежала капля пота. Думал, расскажет, станет легче, а вышло, что сам себя еще больше накрутил.

— Только он и по земле ходит. Мы вот с вами здесь сидим, а он вон там стоит. Смотрите! — Санёк показал на злополучное окно, в котором опять появился сумрачный силуэт. — Как будто что-то хочет. Видите?