Призраки приходят в дождь - Усачева Елена Александровна. Страница 24

Писатель еще не успел оторваться от работы, чтобы отпить чая, а в воздухе уже слышался хриплый скрежет часов, отсчитывающих секунды.

— Я, между прочим, извинился, — крикнул Санёк писателю, который упорно не хотел его замечать. — Он и правда был уродлив.

Ответом ему была тишина.

Оправдываться надоело. Чего он говорит, а они молчат?

И уже совсем скиснув, добавил:

— У нас бы над таким точно посмеялись. А чего не посмеяться-то…

Между столом и Саньком пролетело ярко-розовое кимоно, в глаза плеснул разноцветный хвост павлина на спине платья.

— Да идите вы! — отмахнулся Санёк, и кимоно, утянутое сквозняком, улетело прочь, стерев по дороге писателя с его столом.

Из тумана выступила Садако, аккуратно присев, подобрала брошенный меч.

— В каждом предмете есть душа. Она направляет. Куда направляет тебя твоя душа?

— Подальше отсюда. — Санёк удивился, что Садако вдруг заговорила по-русски, до этого все жестами общалась. — Мой зонт у тебя далеко? Мне его вернуть надо. И… это… твой зонт тю-тю. Сбондили его. Видишь, куда его душа-то увела. Из окна выбросился.

Садако вопросительно посмотрела на свои руки. Катана матово блестела сквозь пятна крови и превратилась в зонт. Тот самый. Зеленый. С птицами.

«Сейчас предлагать начнет», — мелькнуло в голове у Санька, и он на всякий случай попятился, чтобы до него не могли дотянуться.

— Раз зонта у меня нет, значит, все?

Мгновение — и зонт стал таять.

— Слушай себя, — прошептала Садако. — Твой дух тебя проведет. Все уже определено.

Садако исчезла в тумане.

— Прям как отец, — буркнул Санёк, вглядываясь в серую взвесь.

— Раз, два, три! Шишкина! Ты работать сегодня будешь? Слепцов! Не обгоняй Анель. Так! Я не пойму, мне теперь по-казахски считать? Хусеитова, ты вообще меня слышишь?

Голос пробивался сквозь вату тумана, то приближаясь, то удаляясь, ветер гонял его туда-сюда.

— Раз, два, три! — Алиса говорила жестко, хлопки одинокими щелчками разносились по парку. — Саша! У тебя живот болит? Что ты согнулся? Где твоя спина?

— Ничего у меня не болит, — прошептал Санёк.

Туман заволновался, словно кто-то там, за ним, замахал руками, ногами или несколько человек принялись активно прыгать и бегать. Послышалась музыка: «Та-та та-та-та-ра-ра-ра-ра-ра-пам».

Как у Вади на мобильном. Из фильма «Миссия невыполнима».

Санёк и сам не заметил, как выпрямился, как расправил плечи, как ноги встали под уголок.

Туман пахнул в лицо, на секунду приоткрывая репетиционный зал. Вадя халтурит, не дотягивает ногу и путает движение. Даша пытается встать впереди Шишкиной, отчего у Юльки глаза наливаются чернотой.

Эту черноту заштриховывает туман. Все исчезает.

— Я кому сказала? — несется умирающий крик Алисы.

Туман ударил в лицо, заставляя Санька попятиться.

— Ну ладно, волшебники, блин, — прошептал он. — Писатели!..

— Сань, а? — ворвался ему в уши встревоженный голос Вади.

Рядом с Саньком словно включили пылесос. Он шумно засосал в себя туман, кусты гортензии, зеленую травку, дорожку, крик Алисы, парк Уэно. Осталась лишь толстобрюхая статуя святого. В его пупке отражалось солнце, затертое облаками.

— Ну, чего ты? — нудел Слепцов.

— Чего? — переспросил Санёк.

— Чего ты весь день как немой? — Вадя расстроенно шмыгнул носом. — Мы тут ходим, а ты уперся в эту статую и молчишь.

— Где ходим?

От резкой смены картинки голова отказывалась принимать действительность. Но пупок светился, солнце хоть и сквозь облака, но сверлило затылок, а капризный голос Вади вскрывал черепную коробку не хуже любого хирурга.

— По парку. Ты чего, забыл? Мы же во дворец императора пошли.

Санёк шевельнулся, чувствуя, как затекло тело, как нехотя оживают мышцы. Дворец не вспоминался, парк был незнаком.

— Понасажали тут елок, — буркнул он, отмахиваясь от нависшей над ним ветки с длинными разлапистыми иголками.

— Это не елка. Это сосна, — с обидой за дерево произнес Вадя. — Японская. Нам Каору рассказывал. Она у них сама вывелась, вместо всех остальных деревьев.

Санёк на мгновение завис, глядя на тоскующего приятеля. Не покатил ему парк с елками. Вон — глаз красный, взгляд невеселый, рубашка мятая.

На солнце набежала более уверенная тучка. Стало темнее.

— Мы домой-то когда? — громко спросил Санёк, прислушиваясь к звукам своего голоса: так ли он слышит, как говорит. — Жрать охота.

— Ага, — согласился Вадя. — Каору сказал, что мы здесь будем есть, ресторан поблизости хороший.

Каору… Зачесанные вверх черные волосы, вздернутые удивленными домиками бровки.

Поесть — это хорошо. Пускай и в ресторане. Хотя дома лучше. Представилось, как Каору босиком проходит вдоль небольшого стола на коротеньких ножках, кланяется, легко присаживается на пятки, расправляет уставшую спину. Чья-то рука ставит перед ним небольшую пиалу с прозрачной, слабо окрашенной в зеленый цвет жидкостью.

Санёк и сам сейчас с удовольствием прошел бы вдоль другого края стола. Босая нога ощутит приятную прохладу циновки. Устроится в позе сэйдза на удобный татами. Захрустит под коленями сухой тростник подстилки. Усесться на пятках, выпрямить спину, посмотреть вверх и вознести хвалу богам, итадакимасу. Еда — это всегда хорошо. Благословен тот стол, на котором стоит рис. Осибори освежит руки и лицо после долгого дня. Обед достойно начать с чашки чая. Терпкий напиток омоет горло. После чая так приятно съесть несколько ломтиков свежей рыбы, сасими, обмакнув их в соус. А потом не спеша насладиться рисом. И пока рисинки медленно пережевываются, можно уже поглядывать на прикрытый крышечкой суп. Гадать, какой сегодня? Мисосиру? [5] Бутадзиру? [6] Имони? [7] Одэн? [8] Санёк моргнул раз, другой, поискал и не нашел плошек с крышечками. По цвету посуды можно предположить, какой суп приготовили.

По спине прокатился холодный пот, лоб покрыла испарина. Это были не его мысли… Чужие… Кто-то другой хотел вытереть руки теплым влажным полотенцем, помолиться и приступить к трапезе.

Тучка набралась наглости и выключила дневной свет, оставив тревожный ночник сумерек. Ветер принес с собой первые капли дождя.

Дождь… Каору обещал…

Дождь!

Санёк уставился на Вадю, пытаясь заметить в нем начало изменений. Как это, интересно, происходит? Медленно, морщинка за морщинкой? Или в одну секунду, как будто нового человека перед тобой поставили?

Вадя в ответ уставился на Санька. В лице — удивление. Смотрел, но не торопился кричать от ужаса или падать в обморок.

Значит, не сейчас…

Ветер подул сильнее, убрал воду, хлопнул ладошкой по небесному выключателю. Посветлело. Тучу разбросало по небу.

— Сань, ты чего? — прошептал Вадя.

Санёк часто-часто заморгал, прогоняя из памяти чужие видения стола с рисом и супом.

— Сейчас дождь пойдет, а у меня зонта нет, — неловко брякнул он.

— Я бы с тобой поделился. — Вадя потряс пакетом с запасами.

— Потом! — остановил его Санёк. — Ты лучше дай пожевать. У тебя же там бутерброды…

В голове прояснилось окончательно. Желание нормального бутерброда с хлебом и колбасой вытеснило воспоминание о супе с рисом.

— А чего ты на меня так странно смотришь? — спросил Вадя, копаясь в пакете.

— Ты не стал меняться.

Вадя схватил себя за щеку, провел рукой по лбу, потрогал нос.

— А должен?

Санёк молча показал на тучу.

— Ты думаешь, что я?.. — Вадя пихнул Саньку пакет с бутербродами и побежал по дорожке.

— Ничего я уже не думаю, — пробормотал Санёк.

От пакета вкусно пахло колбасой. Так вкусно, что потекли слюньки, а во рту появился привкус выпитого чая. Он даже зубами скрипнул, представляя, как они перемалывают рисинки… И завыл от ярости. Сколько можно! Впился зубами в бутерброд.