Под созвездием Ориона (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 30

Видите, опять «Орион». Словно, кто-то вложил в меня программу с этим именем. Любопытно, что и самое большое парусное судно из тех, что потом самолично довелось водить мне, называлось так же. Это — громадная двухмачтовая яхта, размером с солидную шхуну (только парусная оснастка чуть иная). Мачты толщиною с добрый телеграфный столб.

В восемьдесят втором году меня взял в небольшое плавание на «Орионе» мой друг — севастополец, яхтенный капитан Олег Ветров. Упомянул кстати, что корабль этот немецкий, трофейный и, по слухам, принадлежал когда-то Герингу.

Несмотря на почтенный возраст, красавец «Орион» выглядел прекрасно. При слабом ветре он был тяжеловат на ходу, но, когда засвежело, побежал лихо под своими громадными гротом, бизанью и всеми стакселями.

Мы вышли с севастопольского рейда и увалились направо, в сторону Феодосии. Экипаж «Ориона» состоял из «тертых» яхтсменов-черноморцев, на вахту к рулю никто не стремился, и мне охотно предоставили возможность несколько часов «постажироваться» у штурвала. Штурвал, кстати, был маленький, несолидный, вроде баранки на тракторе. И перед ним, словно на том же тракторе, устроено было сиденье со спинкой. Это слегка разбивало ощущение полноценной парусной романтики. И потом я с удовольствием узнал, что «баранку» наконец заменили настоящим корабельным штурвалом, а скамеечку выкинули.

В том плавании обошлось без особых приключений и штормовых ситуаций, но я до сих пор помню восхитительное ощущение, когда тебе послушно летящее над пенными гребнями белокрылое, гудящее такелажем судно — хотя и небольшой, но настоящий океанский парусник, на котором при желании можно обойти вокруг света…

Но это было потом. А раздаривая свой «Рейс «Ориона», я еще не знал, что мне придется ходить под парусами, самому строить яхты и учить мальчишек радоваться струнному такелажному звону при шестибальном ветре… Там, на совещании молодых, все еще было впереди. И надежды, и страхи — получится ли? Чтобы «получилось», недостаточно было данных природой способностей. Требовалось немалое трудолюбие и терпение. Это внушал нам руководитель семинара Лев Абрамович Кассиль.

Подумать только, тот самый Кассиль, чьи книжки мы взахлеб глотали в школьные годы! Человек-легенда, представитель иной эпохи. Казалось, он должен выглядеть седобородым патриархом. А это был сухощавый подтянутый мужчина — джентльмен и спортсмен. С живыми жестами, с быстрым, порой ироническим взглядом. Ну и не мудрено! Ведь (посчитал сейчас) ему тогда было меньше лет, чем сейчас мне, шестидесятилетнему.

Он никого не обошел своим вниманием, досталось несколько добрых слов и мне. Что-то об «энергичных и живых рассказах молодого уральца Владислава Крапивина». Этого мне хватило, чтобы неделю чувствовать себя окрыленным. А вообще-то на семинаре я отчаянно стеснялся и старался укрыться за большущей фарфоровой лампой, украшавшей стол «нашей» гостиной в новом здании ЦДЛ.

Из-за этой лампы я увидел однажды незнакомого пожилого человека, с которым все обращались крайне почтительно. Это был директор издательства «Детская литература» Константин Федотович Пискунов. Человек, знавший и печатавший Гайдара и Житкова, Маршака и Паустовского, всех знаменитых авторов детских книжек… Теперь Константин Федотович сетовал, что Кассиль задерживается. Он принес Льву Абрамовичу только что изданную книгу «Чаша гладиатора» и хотел вручить ее здесь, перед лицом почтительно взирающих на это молодых людей.

Кассиль появился, и вручение состоялось. Под наши аплодисменты. Лев Абрамович был неподдельно рад. А я, признаться, удивлялся про себя: чего уж он так тает-то? Что такое для Кассиля еще одна книжка, при его-то массе изданий и тиражей! (К тому же, переиздание). Глупый был, не знал еще, что для писателя всякая, пускай сотая или двухсотая книжка — так же радостна, как первая. Какая бы ни была, а все равно родное дитя. И берешь ее на руки, как живого ребенка…

Многого еще тогда не знал, не понимал, о многом не догадывался. В голову не приходило, что вскоре Константин Федотович будет здороваться со мной за руку. Помыслить не мог, что когда-то имена Кассиля и мое окажутся на соседних страницах в «Литературном энциклопедическом словаре». Не смел надеяться, что наступит день, когда я увижу свою очередную книжку, изданную в той же заманчивой для себя серии («Библиотека приключений и научной фантастики», золотая «рамка»), в которой напечатали «Чашу гладиатора» Кассиля.

Но такой день настал — напечатали в «рамке». Одну книжку, другую, третью. А теперь их на полке — уже десяток. Правда, не все изданы в «Детлите». Фирменную приключенческую рамку позаимствовали у детского издательства другие фирмы. Целых семь книжек в такой серии выпустил у меня московский «Центрполиграф». И, увы, это не «Детлит». Издалека блестит так же, но бумага скверная, а от иллюстраций оторопь берет. Плюс еще хроническое нежелание этой фирмы платить автору гонорар…

Но это я так, к слову. Чтобы посетовать, какая коварная штука — время. Вернее, главное ее свойство — быстротекучесть. По-моему, физикам пора всерьез поставить перед собой проблему одоления этой быстротекучести. Где-то я читал, что еще в шестидесятые годы какой-то ученый занимался вопросами влияния на временной процесс, но не снискал одобрения властей. Сейчас иные времена, и, может быть, есть смысл вернуться к этой теме?

А сам возвращаюсь к теме издательства «Детлит». Как я стал его автором. Не сразу это вышло и почти случайно.

Мой московский приятель, поэт Володя Коркин (известный своей песней к знаменитому тогда фильму «Сказка о Мальчише Кибальчише») долго убеждал меня, что пора перешагнуть «провинциальные рамки» и попытать счастья в столичных издательствах. Я робел. Но в конце шестьдесят четвертого года решился — отдал Володе свою рукопись, чтобы он «толкнул» ее в «Советскую Россию», где печатался сам. Он гарантировал мне блистательный успех. Речь шла о повести «Та сторона, где ветер», я ее тогда только-только закончил (не всю, а первую часть).

Увы, рукопись осела в «Совроссии» глубоко и прочно. Долгое время не было, как говорится, «ни гласа, ни воздыхания». Наконец я узнал редакторское мнение. Примерно такое: «Конечно, напечатать можно, только надо сократить в два раза и убрать излишнюю ущербность».

Ущербность была усмотрена в том, что один из главных героев — слепой мальчик. Вокруг этого строился сюжет. Мне предложили сделать мальчика зрячим.

— Это все равно, что если бы Короленко предложили сделать зрячим героя в книжке «Слепой музыкант», — сказал я.

— Вы еще не Короленко, — сказали мне.

Не видя возможности опровергнуть этот факт, я забрал папку (в ней, кроме «Той стороны» было еще несколько рассказов) и отнес ее в издательство «Молодая гвардия». Мой приятель Леня Бараев, сотрудник Мурзилки», работал в том же здании и мог при случае «подтолкнуть».

Но подталкивать оказалось некого. «Детскую» редакцию «Молодой гвардии» переформировали, разделили на две — сугубо пионерскую и сугубо комсомольскую. В первую моя повесть не укладывалась по тематике, во вторую — по возрасту героев, и мне ее вернули, сказав на прощанье хорошие (но, увы, бесполезные) слова. Не помогло даже то, что в начале шестьдесят пятого «Ту сторону» успел напечатать журнал «Пионер».

И пошли они (то есть я) «солнцем палимы». Солнце было апрельское. Погода чудесная. Но куда «им» (то есть мне) идти, было совершенно неясно. Разве что в «Пионер», к моему другу, заместителю редактора Володе Матвееву, и напиться с горя в ближнем ресторане Савеловского вокзала. Но это не решало вопроса. К тому же, денег было в обрез, оставалось только на билет до Свердловска, где меня ждали графоманские (так я думал со зла) рукописи в «Уральском следопыте».

Я не пошел ни в «Пионер», ни в кассу за билетом. Постоял, подумал и (была ни была!) зашагал в Малый Черкасский переулок, где располагалась «святая святых» — «Детская литература».

До того момента мне жутко было представить, что я перешагну порог дома, где царили Носов и Сотник, Барто и Михалков, Кассиль и Маршак. То есть Маршак уже не царил в прямом смысле, но дух его, несомненно, витал в священных коридорах «Детлита».