Первые товарищи - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 4

Грушин теперь не сразу ответил: он почесал свою рыжую голову и, густо краснея, медленно пробасил:

— Комната.

И мальчики, и Василий Иванович, и подававшая детям обед горничная Паша, все так и покатились со смеху.

Даже старшие пансионеры, сидевшие за другими столами, пришли спросить, почему так весело у «малышей» и не именинник ли кто-нибудь в младшем классе?

Но больше всех смеялся Принц.

— Ха-ха-ха! Вот так мудрец, — заливался он, — ай да Грушин, ха-ха-ха!

Грушин окончательно рассердился.

— Глупая загадка! Никто ее не знает! — крикнул он.

— Я знаю, — против воли вырвалось у Сережи.

Сережа не хотел досадить Грушину, а просто внезапно вспомнил, что мама задавала ему как-то эту загадку и объяснила ее значение.

— Ну? — сердито повел глазами в сторону Сережи Грушин.

— Это огурец.

— Да где же тут люди?

— А зернышки огуречные! — вмешался Мартик.

— Ну, уж вы… то про капусту… то про огурцы… а умного ничего не придумаете. Ах вы, огородники, — ворчал сконфуженный Грушин и зло смотрел на Сережу.

— Огородники пользу приносят, трудятся, — заметил Жучок таким тоном, каким говорят большие с маленькими детьми.

— Ну, вы и будете огородниками! — так же сердито продолжал Рыжий, — а я не желаю им быть… Не велика честь… Я не огородник.

— Нет, нет! Ты не огородник, Грушин, ты мудрец! — подхватил Принц.

— Мудрец! Мудрец! — засмеялись мальчики. — Рыжий Мудрец!

Грушин злился, но ничего не мог поделать.

После обеда мальчики до восьми часов вечера должны были готовить уроки к следующему дню.

— Хочешь заниматься со мною? Я покажу тебе, что задано, — предложил Принц Сереже.

Сережа охотно согласился. Принц ему нравился все больше. К тому же он отлично учился и мог во многом помочь Сереже. Не теряя времени, мальчики уселись в самый дальний угол класса — в тот именно, где стоял большой шкаф с книгами и глобусом, и принялись за приготовление уроков. Историю Ноя и Всемирного потопа Сережа не раз слышал от мамы и потому выучить ее к следующему дню для него не составило труда.

— Вот и одолели один урок, — весело воскликнул Принц и шумно захлопнул книжку учебника. — Теперь давай учить французский язык. Ты увидишь, как это легко.

Но с французским языком оказалось куда труднее. Сережа едва запомнил слова, заданные на завтрашний день Пушкой, причем многие из них перепутались в его голове. Принц, однако, до тех пор не оставил Сережу в покое, пока тот не ответил ему весь урок наизусть.

В восемь часов вечера мальчикам дали по большой кружке чаю с молоком и по сладкой булке и отвели их в спальню.

В спальне стояло двенадцать кроватей с ночным столиком у каждой, куда пансионеры могли прятать платье на ночь. У одной стены было несколько умывальников, у другой шкаф с запасным гардеробом мальчиков. Посредине спальни висела большая лампа под зеленым абажуром. В правом углу был киот с образами. У киота теплилась лампада, которая и освещала ночью спальню. На левой стене висел портрет Пушки в черном платье с розою в волосах.

Большая спальня с двенадцатью кроватями показалась Сереже пустой и неуютной. Он с грустью вспомнил свою маленькую комнатку с крошечной постелькой, застланной голубым шелковым одеялом, сшитым руками мамы.

Постель Сережи оказалась крайней. Но с одной стороны у него был соседом Мартик Миллер, — кроткий, болезненный мальчик, общий любимец всего класса.

— Ну, раздевайся, не зевай! — окликнул Принц замечтавшегося было Сережу.

Он уже успел сбросить свою щегольскую курточку, расчесал белокурые волосы и пришел помочь Сереже.

Сережа стал стягивать с себя платье и вдруг вспомнил, что у него в левом кармане лежит подарок Людочки — однорукая Стеша.

«Еще, пожалуй, кто-нибудь увидит и засмеют тогда меня, задразнят», — подумал Сережа, осторожно вытащил куклу из кармана, положил ее в постель и прикрыл одеялом.

— Что это у тебя? — спросил Принц и, сунув руку под одеяло, вытащил оттуда Стешу.

— Оставь, оставь, спрячь скорее, а то увидят, — Сережа старался вырвать Стешу из рук Принца.

Ему все казалось, что его новый товарищ сейчас рассмеется ему в лицо, не поняв в чем дело. И он торопливо стал передавать ему, как Людочка подарила ему свою любимицу-куклу и какая она добрая девочка, и как они вместе с нею дружно играли и росли.

Принц выслушал Сережу и ни разу не улыбнулся. Напротив, на его лицо набежала тень.

— Счастливый ты, Сережа! — сказал он грустно, — у тебя есть и мама, и сестрица, и няня, и Арапка. У меня никого нет кроме приемного отца, которого я редко вижу, и гувернера Рено, который заставляет меня говорить по-французски и ставит на колени в угол, если я провинюсь.

Сереже стало искренне жаль бедного Принца. Несмотря на бархатные костюмчики и нарядное белье с кружевами, он был беднее всех мальчиков их класса. У каждого из них был или любящий папа, или добрая, ласковая мама, или братья и сестрицы. У Принца же никого не было.

Сережа крепко обнял своего нового друга и сказал:

— Знаешь, Принц, ты такой хороший. Хочешь будем братьями? Пойдем со мной в субботу к моей маме и Людочке. Тебе у нас будет гораздо веселее, чем с твоим строгим гувернером.

Принц ничего не ответил и благодарно посмотрел на Сережу. Через минуту он снова смеялся, прыгая с постели на постель с ловкостью котенка.

Маленький Принц не мог долго предаваться печальным мыслям.

— Ну, дети, спать! — строго приказал Василий Иванович, и все двенадцать мальчиков мигом разместились по своим кроватям.

Сережа с непривычки долго ворочался на жесткой постели, перекладывал и крестил подушки и, наконец, прижав Стешу к груди и думая о Людочке, крепко уснул.

Сережа проснулся от хохота детских голосов.

«Уж не во сне ли все это?» — подумал он спросонья и, сделав над собой усилие, открыл глаза.

Нет, это не во сне. Около его постели стоял Рыжий и высоко держал над головой однорукую Стешу. Принц прыгал вокруг Грушина, стараясь вырвать у него из рук куклу.

Мальчики разделились на два лагеря: одни держали сторону Рыжего, другие Принца.

— Мальчик не должен играть в куклы. Горин срамит наш пансион. Лучше бы он поступил в институт, где воспитываются девочки! — кричали одни.

Другие старались перекричать их:

— Какое вам дело! Пусть играет, если хочет. Если Принц заступился за него, — значит, он прав.

— Ваш Принц — сам девочка. Смотрите, какие у него длинные волосы, хоть косу плети! — хохотал Грушин и вдруг высоко подбросил Стешу.

Стеша упала на пол и фарфоровая ее головка разбилась вдребезги.

Это было уже слишком. Как ни сдерживался Сережа, как ни крепился, но при виде разбитой Людочкиной любимицы он разрыдался. В одной рубашонке подскочил он к Грушину.

— Злой мальчик! Эту куклу мне дала маленькая сестрица и не для игры дала, а на память, понимаешь, на память, чтобы взять из дома какую-нибудь вещь, которая бы живо напоминала о ней. Людочка дала, а ты разбил… Злой… злой… нехороший.

При виде неподдельного горя Сережи мальчики, заступавшиеся было за Грушина, притихли. Те же, которые были на стороне Принца, бросились поднимать осколки, а сам Принц обнял Сережу и старался его утешить.

— Не плачь, мы ее склеим, а нет — попросим Василия Ивановича купить другую голову. Я много видел точно таких же в Гостином дворе. У меня есть рубль в кошельке, возьми, пожалуйста, и купи новую головку кукле. Людочка не узнает.

Рыжий стоял пристыженный, не зная куда девать глаза. Многие из его прежних товарищей перешли на сторону Сережи и Принца.

— И в самом деле, зачем было бить игрушку, принадлежавшую другому? — рассуждали одни.

— Тем более, что куклу Горину дала его маленькая сестренка, — вторили другие.

Принц подобрал осколки Стешиной головки, но — увы! — склеить ее не было никакой возможности: она разбилась вдребезги. Сережа был безутешен.