Дом шалунов - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 17

ГЛАВА 8

Странный подарок. Петух в печке. Тук-Тук. Злое намерение

Александр Васильевич был не в духе. Ему жаль было наказывать двух провинившихся мальчиков, так как вообще он не любил крутых наказаний. Но в этот раз мальчиками выкинута была такая злая шутка, за которую нельзя было не наказать. И добряк-директор решил, что наказание необходимо. Но его душа болела при этом так, точно ему самому предстояло быть наказанным, а не Коте и Вите.

Но вот внезапно счастливая улыбка озарила нахмуренное лицо директора. Морщинки на его лице разгладились: он услышал за дверью шаги и узнал милую походку своей любимицы Жени.

Женя и Маруся попали к нему после смерти их родителей. Младшей племяннице, Жене, было тогда всего лишь два месяца. Марусе — два года. Александр Васильевич самолично, как нянька, выходил Женю, тогда еще слабенькую, хрупкую малютку, и немудрено, что он горячо привязался к ней. Жене ни в чем не было отказа. Вместе с годами к Жене пришло и здоровье. Она оправилась и окрепла. Но, уже начав баловать хрупкую, болезненную Женю, добрый дядя продолжал баловать и здоровую. Женя росла особенным ребенком. В ней было много мальчишеского, удалого. Ни одна гувернантка не уживалась у нее.

Шести лет она упросила сшить ей костюм мальчика вместо платьица и лазала, как белка по деревьям. Видя, что это не мешает ей быть чуткой и доброй девочкой, дядя не очень горевал и с улыбкой смотрел на мальчишеские замашки Жени.

Женя пулей влетела в кабинет дяди, взобралась к нему на колени и повисла у него на шее.

— Завтра чье-то рожденье! Завтра чье-то рожденье! — припевала она, осыпая поцелуями его бородатое лицо.

— Ну и что же, шалунья ты этакая? — так и расцветая улыбкой, спросил Макаров.

— А то, что я придумала себе подарок. Только это не вещь! — внезапно выпалила Женя и, прищурив лукавый глазок, взглянула искоса на дядю.

— Знаю, знаю. Пони, о котором ты уже не раз говорила, — засмеялся тот, возвращая ей поцелуи.

Женя вздохнула.

— Ах, не пони, — произнесла она уныло, — а если бы ты знал, дядя, как мне хочется пони!

— Так за чем же дело стало, шалунья? Подарю тебе пони, и дело с концом.

— Ай, нет, нет! Нельзя этого! Если я получу пони, то уже не посмею просить ничего другого!

— А какой же это другой подарок, позвольте узнать? — осведомился у нее дядя.

— Это не подарок, а просьба, — произнесла тихо Женя и скромно и лукаво опустила глазки.

— Какая же просьба, шалунья? Выкладывай скорее! Мне некогда. Сейчас уже восемь часов. Надо спешить в пансион.

— Зачем так рано? — удивилась Женя.

— Там будут наказывать двух шалунов, — нехотя отвечал Александр Васильевич.

— Дядя, прости их! Прости, пожалуйста, дядя! — так и взмолилась Женя, устремляя на дядю свои красивые глаза.

— Нет, деточка, эту просьбу я положительно не могу исполнить.

И Александр Васильевич даже отвернулся, не желая встречать умоляющего взгляда своей любимицы.

— Не простишь?

— Нет.

— Ни за что?

— Ни за что!

Женя вздохнула долгим, протяжным вздохом. Потом полезла в карман, вынула оттуда конверт и дрожащей рукой подала его дяде.

— Вот, — проговорила она торжественно, — когда я хлопну в третий раз в ладоши, ты разорвешь конверт и прочтешь это письмо, только громко, во весь голос. Это и будет твоим подарком мне ко дню моего рождения вместо пони, которого я должна лишиться, — печально заключила Женя. — Понял меня, дядя?

Дядя мотнул головою, хотя ровно ничего не понял из слов Жени. Но размышлять над этим было поздно. Женя уже командовала:

— Теперь сиди, не шевелясь, пока я не ударю три раза в ладоши. Я начинаю.

Она вышла на середину комнаты и ударила резко ладонь о ладонь.

— Раз!

Дверь из гостиной в кабинет отворилась, и на ее пороге появился сконфуженный и красный как рак Витик Зон.

— А… а! — как-то странно проронил директор и искоса взглянул на маленького пансионера.

— Два!

Женя снова, во второй раз, хлопнула в ладоши. И вторично растворилась дверь, не гостиная только, а другая, маленькая, чуть заметная для взора, та, что вела из классной девочек в кабинет.

На пороге классной — новое видение.

Перед изумленным взором г. Макарова стояли Котя и Кудлашка.

— Что же это, наконец, за шутки, Женя? — растерянно моргая, спрашивает Александр Васильевич. Но Женя только трясет головой и мычит что-то непонятное себе под нос.

— Три!

Третий и последний хлопок.

— Читай письмо, дядя! Скорее, скорее! И как можно громче! — кричит Женя так, точно потолок готов свалиться ей сию минуту на голову.

Александр Васильевич недоумевая разрывает конверт, вынимает из него лист бумаги, исписанный крупным почерком Жени, и читает во весь голос:

— Дети, вы провинились и заслужили наказание. Но я прощаю вас и наказывать не буду. Кудлашку позволяю оставить в пансионе. Это будет мой подарок вместо обещанного пони моей маленькой Жене.

Вот и все, что стояло в записке.

Женя торжествовала.

Каждый понедельник m-r Шарль аккуратно, от девяти до двенадцати, читал детям очень поучительную повесть об одном умном, добром и послушном мальчике. Этот мальчик никогда не шалил, не клал локтей на стол за обедом, не фыркал носом, не пачкал курточки, не рвал чулок. Он умел кланяться и шаркать ножкой, за все благодарил и не носил дохлых мышей и живых лягушат в кармане. Словом, это был настоящий «пай-мальчик». Но слушать про этого мальчика было очень скучно маленьким пансионерам. К тому же Женя сидела на яблоне, как раз под окном классной, и строила «рыцарям» такие уморительные гримасы, что те, глядя на нее, едва удерживались от смеха. Женя не ограничилась этим и, сорвав несколько яблок, еще зеленых и незрелых, пустила их в окошко. Одно яблоко попало в чернильницу, которая стояла как раз против m-r Шарля. Черные брызги полетели во все стороны фонтаном. Одна из них попала на нос m-r Шарля и украсила кончик его черной лепешкой. М-r Шарль, разом поняв в чем дело, помчался в сад накрывать виновницу, а заодно и смыть с носа злополучное чернильное пятно.

Вслед за ним из класса выскочили четыре мальчика — Вова, Арся, Павлик и Котя — и тоже помчались, только не в сад, а на птичник, прямо через заднее кухонное крыльцо.

Мальчуганы придумали новую «штучку». Слишком скучно было сидеть и слушать про благовоспитанного мальчика, и они решили позабавиться на славу. Пока m-r Шарль делал должное нравоучение Жене и отмывал с носа чернильное пятно, «рыцари» раздобыли на птичьем дворе огромного петуха с огненно-красными перьями и великолепным хвостом. Вова приволок его в класс. Петух орал так, точно его режут. Но он заорал еще громче, когда Котя, привязав к его ноге веревку, открыл дверцу печки и сунул туда опешившего петуха.

Печи летом, разумеется, не топились, но, тем не менее, петух почувствовал себя там, как в тюрьме. К тому же длинная веревка, протянутая от его ноги к ближайшей классной скамейке, на которой сидел Павлик Стоянов, пренеприятно действовала на его петушиные нервы. Между тем m-r Шарль вернулся, и чтение про благовоспитанного мальчика возобновилось.

М-r Шарль читал по-русски, так как мало кто из детей понимал по-французски. Читал он ужасно, все время коверкая слова. И все-таки «рыцари» поняли, что благовоспитанный мальчик, о котором говорилось в книжке, опасно заболел. Но он, как и все благовоспитанные и добрые дети, которые никогда не шалят и не портят настроения старшим, не боялся приближения смерти. Месье Шарль читал:

— «Мама, — обратился к своей доброй матери благовоспитанный мальчик, — когда я умру, то придите на могилку и скажите…»

В эту минуту Павлик дернул за веревку.

— «И скажите на моей могилке, мама…» — продолжал читать m-r Шарль.