День рождения - Некрасова Лидия. Страница 23

— Маша, — вдруг иногда уже поздно вечером сонным голосом говорила Полина Васильевна, — сбегай в лавочку.

И Мака должна была снова вскакивать и бежать, натянув шубку, по темной улице, по снегу, по морозу.

Лавка была на другой улице. Каждый раз днем, идя за покупками, Мака проходила мимо углового дома с палисадником. Снег на дорожках там всегда был расчищен. На круглых клумбах, запушенных снегом, росли аккуратные елочки. Днем между клумбами гуляли аккуратные девочки. У них были розовые щеки и толстые косички. Девочки не смотрели на улицу. Они поочередно возили друг друга на санках.

Как-то раз Мака несла в одной руке бидон с керосином, в другой руке — кошелку с покупками. Бидон был тяжелый. Мака поставила его на тротуар и подышала на замерзшую руку. Она остановилась как раз около красивого палисадника. Девочки стояли на дорожке. Они, наверное, только что пришли из школы. В руках у них были книги, стянутые ремешками. Они увидели Маку.

— Кухарка, — сказала старшая девочка, показала на Маку варежкой и засмеялась.

— Кухарка, — повторила младшая и побежала по дорожке.

Вечером пришел Семен Епифанович. Мака кончала мыть посуду.

— Ну хорошо, Полина Васильевна, — сказал Семен Епифанович. — Ну хорошо. Кажется, девочка выучилась мыть посуду. Но она должна выучиться еще чему-нибудь… Девочке нужно ходить в школу. Все дети теперь ходят в школу.

Полина Васильевна зевнула и вытащила шпильки из прически. Тяжелая коса шлепнулась ей на спину.

— Успеется, — сказала она, — пускай мне помогает.

Семен Епифанович вдруг покраснел и выпрямился.

— Слушайте, умница, — тихо сказал он. — Вы на деньги этой девочки открыли столовую. И совсем забыли, что должны ей дать образование. Вы забыли, что теперь советская власть. Если вы не хотите делать то, что нужно для девочки — это сделает советская власть. Советская власть никого не забывает.

Он хлопнул дверью и ушел. Полина Васильевна посмотрела на Маку прищуренными глазами.

— Ты разве хочешь учиться? — медленно спросила она.

Мака вспомнила девочек в палисаднике. «Кухарка», — сказали они.

— Я хочу учиться. Я хочу ходить в школу, — прошептала Мака, прижимая к груди мокрую тарелку.

Глава XXXIV. «Ленин так распорядился…»

Полина Васильевна ушла за покупками. Мака растапливала печку. На дворе было сыро. Ветер задувал дым обратно в трубу, и дрова не разгорались. Мака перепачкала руки сажей и золой, вытаскивая и снова подкладывая дрова. Дым щипал ей глаза. Мака терла глаза руками и снова зажигала непослушные лучинки.

Кто-то постучал в дверь. Мака, так и держа в руке обуглившиеся щепочки, открыла.

За дверью стояла незнакомая женщина. Она прятала подбородок в меховой воротник. Серая вязаная шапочка сидела у нее на голове. Увидав Маку, женщина улыбнулась. Так хорошо и весело улыбнулась, как давно уже никто не улыбался Маке. Мака почему-то смутилась. Свободной рукой она поспешила пригладить волосы и смахнуть сажу с лица, но женщина громко засмеялась.

— Ты не вытирайся рукой, — сказала женщина, смеясь. — Смотри, какая у тебя лапа черная!

Мака посмотрела на свою руку и тоже засмеялась. Женщина вошла в кухню, осмотрелась.

— Не разгорается? — сказала она. — Ну-ка, давай я попробую.

Может быть, ветер подул в другую сторону, может быть, щепочки высохли, но только огонь весело побежал по лучинкам, по дровам, дрова весело затрещали и загорелись.

— Ну вот, — сказала женщина. — А где твоя мама?..

Когда Полина Васильевна вернулась домой, Мака уже знала, что женщину зовут Вера Николаевна и что она учительница из той школы, в которой должна учиться Мака. А Вера Николаевна знала о Маке все то, что знала о себе сама Мака. Вера Николаевна встала с Макиного сундучка и подошла к Полине Васильевне.

— Здравствуйте, — сказала она. Глаза у нее стали строгими, и голос был уже совсем не такой, каким она разговаривала с Макой. — Когда же ваша девочка придет в школу?

Полина Васильевна удивилась.

— А почему вы думаете, что она вообще придет в школу? — сердито спросила она.

— Я не думаю, а уверена. — Вера Николаевна чуть-чуть нагнула голову. — Вы, вероятно, просто не знаете, что было постановление Советского правительства о всеобщем обязательном и бесплатном обучении. Ленин так распорядился. Все дети уже ходят в школу. Но в моем классе есть еще одно свободное местечко…

Вера Николаевна повернулась к Маке.

— Ну, девочка. Я жду тебя в понедельник. В школе тебе дадут книги, тетрадки, карандаши — все что нужно. И завтрак, — прибавила она, улыбаясь. — Ты, наверное, мало гуляешь? У тебя щеки совсем белые.

Полина Васильевна фыркнула.

— До свиданья, — сказала Вера Николаевна. — Не опаздывай, девочка. Приходи к девяти часам.

Вера Николаевна сама открыла дверь. Мака побежала ее проводить.

Полина Васильевна, нахмурив брови, стояла посередине комнаты.

— Ну что же, — сквозь зубы сказала она, когда Мака вернулась в комнату. — Придется тебе вставать еще раньше. Ты до школы должна будешь сходить и в булочную и в лавку за керосином. И наколоть щепок. А после школы будешь мыть посуду. Не знаю, когда ты будешь гулять. Не знаю, когда это у тебя щеки станут розовыми.

Полина Васильевна прикусила губу.

Никогда Мака еще так весело не бежала по темной лестнице, с такой радостью не тащила бидон с керосином. Она все купила, сбегала в лавку, все прибрала, отдала Полине Васильевне всю сдачу, потом надела платье, чулки и башмаки, которые ей оставил Сергей Прокофьевич. Платье было старенькое, длинное, его пришлось укоротить немножко. Ботинки тоже были ношеные, великоватые, но зато кожаные. А чулки были совсем новые и теплые.

Весенний ветер дул на лужи, гнал облака по серому небу. Мака шла в своих больших ботинках, старательно перепрыгивая все лужи, стараясь не забрызгать чулки. По улице бежали мальчики и девочки с книгами, завязанными веревочками, стянутыми ремешками, с сумками. Они шли в школу, и Мака шла сегодня вместе со всеми. Но у Маки еще не было книг.

Высокий дом школы стоял во дворе. По дорожке между почерневшими кучами снега, как муравьи, бежали школьники. Одни еще бежали по улице, другие — по школьному двору, третьи раздевались в раздевалке, четвертые поднимались по лестнице. А Мака уже стояла в классе.

Большая доска висела на стене. И почему-то здесь эта доска не была такой страшной, как в приюте. Все в классе было веселым. И светлые большие окна, и белая дверь, и шкаф с книгами, и удобные парты… И большая круглая печка, дышащая теплом. Мака пришла раньше всех, и ей хотелось, чтобы Вера Николаевна увидела ее. Но Вера Николаевна не приходила, а по лестнице поднимался веселый шум, веселый топот, веселый смех…

Дверь открылась, и в класс вбежал мальчик в очках. Он поскользнулся на полу и чуть не налетел на Маку.

— Новенькая? — спросил он.

— Да, — сказала Мака.

— Ну, садись вот здесь. Тут свободное место, — показал он Маке на первую парту. — Здесь сидит один рыжик. Будешь сидеть с ним, — и мальчик выбежал куда-то.

Мака села за парту. Прямо перед ней висела доска. Чернильница была наполнена лиловыми чернилами. Сидеть было удобно. Все было хорошо.

В класс вбегали мальчики и девочки. Они клали в парты книги и тетради и опять бежали в коридор. Макин сосед, рыжик, не пришел еще.

«Что это за рыжик?» — думала Мака.

И вот, заглушая смех и крик, зазвенел звонок. В класс один за другим, один за другим бежали мальчики и девочки.

— Новенькая! Новенькая! — кричали они и рассматривали Маку.

В класс вошла Вера Николаевна. Все сели на места и замолчали. Вера Николаевна была в синем халате с белым воротничком. Две темные косы лежали у нее кругом головы. Она увидала Маку и улыбнулась ей.

— Здравствуй, девочка. Молодец, что не опоздала, — сказала Вера Николаевна.

— Я пришла первая, — шепнула ей Мака.

Открылась дверь. Вера Николаевна повернула голову.

— Павловская, ты опять опоздала?