День рождения - Некрасова Лидия. Страница 3

Февральские короткие дни бежали быстро. Теперь почему-то все время хотелось есть. Иногда мама, идя на работу, ставила Маку в очередь за хлебом. Маку толкали и жали чужие сердитые женщины до тех пор, пока тетя Катя не отыскивала Макину голову среди чьих-то животов, корзинок и сумок.

— Мака, беги скорее греться, — говорила тетя Катя. — Дверь отперта. Беги скорее.

И Мака бежала через улицу к низенькому красному дому. На подоконнике сидел Павлик, прижавшись носом к стеклу, и смотрел на улицу. Около дверей завивался хвост еще одной длинной очереди.

— Не привезли хлеба, — говорили женщины. — Опять до вечера простоим…

— Вчера в эту лавку привезли, — говорил кто-то. — Только лавочники держат, чтобы потом подороже продать.

— Они наживаются, а мы голодаем!

Мака проталкивалась между злыми замерзшими людьми и открывала тяжелую дверь.

Очередь шумела под окнами. Женщины топали по тротуару ногами, стараясь согреться. Белый морозный пар поднимался над ними.

Потом вдруг толпа начинала двигаться и шуметь. Все начинали шевелиться.

Громкие и пронзительные доносились крики:

— Дайте хлеба!.. Кончайте войну!..

Тогда в круглых шапках, с шашками на боку, со свистками на длинных шнурах приходила нарекая стража — городовые и жандармы. Они толкали женщин и свистели. Они разгоняли очередь. И здесь, около дома, и ту очередь, которая тихо стояла на той стороне. Тетя Катя с мокрым и огорченным лицом, с пустыми руками возвращалась домой.

— Дайте хлеба… Дайте муки!.. — кричали на улице женщины.

И вдруг мука появилась. Белая мука. С треском вылетели стекла в доме, на котором было написано «Полицейское управление». Вылетели деревянные рамы. Из окон полетели стулья, бумаги, толстые папки, перевязанные тесемками. И густым белым облаком посыпалась мука.

Из дверей дома бежали обсыпанные мукой толстые городовые. Они бежали, придерживая шашки, разметая по улице муку.

За ними бежали люди, мужчины и женщины, бежали с громкими криками, размахивая руками.

— Воры! — кричали они.

— Награбили и спрятали!..

Кто-то выстрелил. Кто-то поджег дом. Видно было, как огонь растет и просовывает горячие языки под стены, под двери. Приехали пожарные. Большой струей полилась вода. Кругом растаял снег, и дом стоял страшный, черный, безглазый на черном голом тротуаре.

Поздно вечером вернулась мама. Они даже не пошли домой и остались ночевать у тети Кати. На улицах стреляли. Страшно было перебежать через дорогу. Ночью Мака проснулась от выстрелов. По лестнице мимо дверей шли, громко топая. Потом на чердаке стреляли.

— Это ловят городовых, — шепотом сказала тетя Катя. — У нас на чердаке спрятались.

И вдруг над головой что-то злобно и страшно затарахтело.

— Пулемет… — сказала мама. — Стреляют из дома на улицу.

Павлик тоже проснулся и заплакал.

Утром мимо дома пронеслись грузовики. Под ними задрожала земля. Задрожал старый дом. Но все-таки, как всегда, мама ушла очень рано. Тетя Катя шила. Мака и Павлик, не слезая с подоконника, смотрели на улицу. Стекла запотевали, но они протирали их ладошками.

На грузовиках ехали солдаты с ружьями, С красными флагами. По тротуару, приминая рыхлый снег, шли целые толпы людей тоже с флагами. Иногда толпа останавливалась, кто-нибудь влезал на забор или на фонарный столб и, размахивая рукой, говорил что-то. И все кругом махали руками.

— Долой царя! — кричал высокий усатый человек, прислонившись к фонарю. — Не нужно нам войны! Кончайте войну! — Человек вытягивал худую шею, торчащую из облезлого воротника.

Другой человек, в студенческой фуражке, протянув куда-то вперед руки, кричал:

— Друзья!.. Долой царя!.. Не нужно нам царя!..

Он вытащил из кармана красный платок и замахал им над головой.

По улице, мимо дома, на длинной веревке тянули птицу, большую медную птицу, с двумя головами, с широкими зубчатыми крыльями. За ней бежали мальчишки и кричали:

— Долой царских орлов! Долой царя! Птица царапала колючими лапами снег на мостовой, и корона на голове у нее погнулась.

Еще один такой же орел сидел над дверями угловой аптеки. Кто-то приставил лестницу, кто-то накинул на птицу веревку, птица закачалась, птица упала…

— Ура! — закричали на улице.

— Ура! — закричали Мака и Павлик и захлопали в ладоши.

Дверь распахнулась. Вбежала мама. На рукаве у нее была красная повязка. В руках она держала газеты. Тетя Катя бросилась к ней навстречу.

— Революция! — сказала мама. — Революция!

Глава V. Чей это праздник?

Весна влетела в комнату в ту самую минуту, когда тетя Катя отковырнула последний кусочек замазки и распахнула окно. Весна зазвенела, загрохотала, запахла, засияла вот тут, над вымытым, «чистым полом, и взлохматила волосы на Макином лбу. В комнате стало шумно и весело. Тетя Катя собрала сор с подоконника и торжественной походкой прошла по комнате. Ведь это она впустила в комнату звонкую весну.

Павлик взвизгнул, влез на подоконник и высунулся из окна. Мака схватила его за ноги. Гак смотрели они на улицу. Павлик махал руками и приветствовал незнакомых людей, которые проходили за окном. А у Маки руки были заняты, поэтому она только улыбалась всем.

Людей на улице было очень много. Все шли веселые и несли своих маленьких детей на плечах. Красные флаги плескались над их головами, красные бантики были приколоты у людей на груди.

— И мне бантик! — крикнул Павлик.

— Мака, надевай красный капор, — сказала тетя Катя. — Идем гулять. — Павлик слез с подоконника и запрыгал по комнате. Тетя Катя вытерла руки и стала одеваться.

Мака видела, что по улице шагает большой весенний праздник, и ей хотелось сделать что-нибудь очень интересное, очень веселое.

— Тра-та-та и тра-та-та, — вдруг запела Мака, приплясывая, надевая свой капор. Капор был веселый, красный, на круглой Макиной голове и он стал круглым, как солнышко.

— Идем скорее, тетя Катя, а то все пройдут, а мы останемся одни!

Но на улице было так много народу, что остаться одни они никак не могли.

Из улиц, из переулков, с маленьких мостиков, с больших широких мостов на Невский проспект лились еще и еще толпы людей.

Нигде не было видно трехцветных флагов, которые вывешивали на дома раньше, при царе. Только яркие красные флаги трепетали от ветра. Красные флаги цвели в руках у людей, на домах, на заборах, на фонарных столбах. Даже на одном дворце, с которого не успели снять двуглавых орлов, радостно хлопали крыльями большие красные флаги. Ветер набрасывал их края на злых птиц, и птицы недовольно выглядывали из-под красной материи.

Мака шагала вместе со всеми, рядом со всеми, держась за шершавую руку тети Кати. Мака маршировала под музыку проходящих оркестров. Мака старалась разобрать буквы, написанные на плакатах, пляшущих над толпой.

Большие буквы цеплялись одна за другую на белом полотне. Круглые буквы падали друг на друга. Прямые, четырехугольные, черные, они так и лезли в глаза. Буквы пестрели над головой. Они как будто спорили, как будто выкрикивали, каждое полотно по-своему… Кто кого переспорит.

— Война — войне! — говорили большие черные буквы.

— Война до победного конца! — кричали другие буквы на квадратном плакате.

— Да здравствует Временное правительство! — тянулась надпись на длинном полотенце от одной палки до другой.

— Вся власть Советам! — требовали буквы на другом плакате.

Надписи как будто бы ссорились, как будто бы старались перекричать одна другую.

Должны были победить самые большие, самые жирные буквы. Но Мака никак не могла решить, на каком же плакате буквы самые сильные. Все буквы были яркие, четкие, все так крепко сидели на белых и красных полотнах…