Черные кипарисы - Мошковский Анатолий Иванович. Страница 24
— Слава богу, — громко вздохнула Лида. — Чего-чего не слыхала, но чтоб сердце брали в руки и сжимали-разжимали — ни разу…
Скоро опять послышались чьи-то шаги — к ним подошла Нанка. Она не сразу подошла к столу, хотя и увидела возле ребят Нонку. Она постояла поодаль, прислушиваясь к разговору, потом подошла поближе, а уж затем — вплотную.
— А кто все это делал? — спросил Дима.
— Что? — Ваня повернулся к нему.
— Ну, массировал сердце?
— Я ведь уже сказал — хирург.
— Не твой отец? — спросил Витька. — Наверно, он… Он, да?
Ваня кивнул.
Ане было тоскливо. Она ушла к себе. Уже в сумерках вернулась, но двор словно вымер. Одна только Нинка сидела на своем балконе, Аня потопталась немножко у врытого в землю стола, но так и не решилась спросить у нее, как там дела у Лены…
И медленно пошла домой.
Глава 25
ЧЕРНЫЙ КОФЕ
Это была плохая неделя. Хуже и не было в жизни Феликса. Когда он увидел на носилках ту девчонку и ее отца, все в нем так и сжалось. И чувство боли, беспомощности и горечи от собственных неудач не покидало его весь тот день. И жизнь его с того дня пошла кувырком. Все расстроилось в их компании.
Теперь Феликс редко появлялся во дворе. К нему регулярно забегал Адъютант и подробно информировал о всех новостях. Однако многое Феликс узнавал и без него — долетало через окно, приносила мать или кто-нибудь другой…
Через день после случившегося с утра в окно ворвался Ванин голос:
— Пришла в сознание!
Еще через час Лида громко сказала у столика:
— Ее мать приехала, сняли комнату возле больницы… Они, оказывается, из Витебска…
Все во дворе только и говорили об этой девочке. Так что Захарка лишь уточнял факты. На третий день под вечер Феликс заметил, что в Ванин подъезд то и дело заходят какие-то люди; по словам Адъютанта, это были гости, и сходятся они на день рождения Валерия Михайловича. Были тут и его новые знакомые, а двое — его старые пациенты, отдыхавшие в это лето на побережье, и даже мальчишки: Ваня звал всех, но пошли только Димка, Аркаша и Лида… Постеснялись остальные, что ли? Однако виновник праздника так и не явился в этот вечер домой: дежурил у постели Лены. Марья Сергеевна, извинившись перед всеми, устроила ужин без мужа.
Так проходила вся эта неделя. Лена выкарабкалась и пошла на поправку, девчонки перестали орать со своих балконов, а к Ване теперь началось настоящее паломничество.
Адъютант, докладывая о нем Феликсу, изо всех сил старался придавать своему лицу равнодушное выражение и даже подтрунивал над Ваней, потому что Феликсу тот был не по душе.
Даже его личный Адъютант начинал хитрить с ним!
А Ваня взял чем-то ребят. И не только Димку и Артема — и Аркашу…
Но чем?.. И почему он ни разу не позвал его, Феликса, к себе? Ведь даже ничтожных крыс звал… Это было так непонятно и очень мучило Феликса. «А что… — внезапно подумал он. — А что, если?..»
И в конце недели, заметив, что ребят под окнами нет, Феликс спустился вниз, пересек двор и влетел в Ванин подъезд. Уже был придуман предлог и разработан план, как вести себя.
Вот их дверь. Сбоку — кнопка.
Феликс коснулся ее пальцем.
Нажал и отдернул руку. Точно током ударило. И услышал внутри звонок. И быстрые шаги. Дверь широко распахнулась, и он увидел Ваню в белой майке и легких брючках.
— Феликс? — Ваня вроде не поверил сразу своим глазам, а когда поверил, заулыбался. — Здравствуй! — И протянул ему руку, и Феликс пожал ее. — Заходи! Что ты стал так редко показываться?.. Ну заходи же! — И крикнул внутрь квартиры: — Мама, посмотри, кто к нам пришел!
Феликс закусил губу.
Он вошел в переднюю и ощутил тонкий запах кофе. Из комнаты выглянула Марья Сергеевна. Она тоже улыбнулась ему, но судя по всему, забыла, кто он такой. Это заметил и Ваня, потому что тут же представил его:
— Это же Феликс… Не помнишь уже? Помогал нам сгружать самые тяжелые вещи, и он…
— Ах Феликс! — вскрикнула мать, и лицо ее стало уже не просто добрым, а по-домашнему добрым. Видно, имя Феликса о многом говорило ей, — Входи, пожалуйста, входи… Что ж ты до сих пор не приходил? Всех ребят знаю, а тебя…
Феликс вошел в комнатку. Она уже была с новыми обоями, но настолько забита вещами и заставлена книгами, что и повернуться негде.
И почему-то первое, что бросилось в глаза, были не книги, не шкаф и диван, а пронзительно белый халат, висевший на гвоздике у окна, и на подоконнике — никелированная коробка стерилизатора, в котором обычно кипятят шприцы и другой медицинский инструмент.
— Садись, — сказал Ваня.
Феликс неуклюже протиснулся за стол, на котором стояли чашечки с недопитым черным кофе, небольшой медный кофейник и сахарница со щипчиками.
— Тебе внакладку или вприкуску?
— Все равно. Я пришел к тебе за книгой… У вас нет «Трех толстяков»? Говорят, стоящая.
— Нет, — с неподдельным огорчением сказал Ваня. — Чего нет, того нет… Но у нас есть много другого, чего ты, может, не читал… — И он стал забрасывать Феликса названиями книг, о большинстве которых он и не слышал, и все они, по его словам, были замечательные.
— Хорошо… Спасибо… Возьму что-нибудь, — сказал он, чтобы прекратить лавину названий.
Ваня достал из буфета еще одну коричневую чашечку с черным ободком, вместе с блюдечком поставил перед ним, налил из кофейника ароматного густого кофе.
— Я так рад, что ты пришел.
«Врет!» — подумал Феликс и посмотрел на большие Ванины уши.
— Правда?
— Правда. Сам не решался звать.
— Скажи, ты где научился плавать? — перевел разговор на другое Феликс.
— На Волге.
— Есть хорошие глубины?
— Есть. Нырять бы научиться. Мечтаю.
— А кто нырял за рапанами?
— Какое это ныряние! Я все делал, как Витька…
— И без всякой тренировки?
— Без.
— Могло кончиться хуже… — И здесь Феликс заметил, как Ваня делает ему знаки, чтобы он не говорил при матери лишнего, и Феликс снова перевел разговор, на этот раз на Лену, и тут в него вступила мать. Она жалела девочку и проклинала моториста глиссера, который, по ее словам, был уже взят под стражу, и долго говорила об операции, о том, что Валерий Михайлович стал плохо спать; который уж год работает хирургом, а все не может привыкнуть к боли и переживаниям своих пациентов; сегодня даже во сне говорил с Леной, утешал, уговаривал, что все пройдет — даже шва не останется на теле, а потом проснулся, целый час ворочался и принял сильную дозу снотворного, чтобы заснуть. Чтобы к утру рука была твердая.
Феликс уже выпил вторую чашечку крепчайшего кофе и все слушал ее. И Ваня слушал. Потом Феликс услышал голоса за окном — видно, во дворе начали собираться ребята.
Внезапно раздался Нонкин голос — она звала Ваню, звала громко и умоляюще.
Ваня бросился к окну.
— Уйдешь? — спросил Феликс.
Ваня почесал ухо и виновато посмотрел на него: — Не сердись… Знаю, нельзя при гостях уходить, но…
— Ну иди, иди, — поспешил Феликс, потому, что ни слова не хотел слышать о Нонке и ее подружках, встал, подошел к окну и вдруг встрепенулся: в белой кофточке и черной юбке на скамейке среди ребят сидела Аня.
— Подождешь меня? — спросил Ваня. — Что-то у нее там случилось… Я скоро вернусь.
— Подожду.
— Только обязательно. Не поговорили ведь…
Ваня убежал, а Феликс остался. Он сидел на стуле, и в его глазах стояла белая кофточка и строгое смуглое лицо… Не утерпела, пришла! Это было очень хорошо, что она пришла, и очень тревожно. Только бы не узнала, что он здесь: не так-то лестно отзывался он при ней о Ване.
Неожиданно со двора донеслись испуганные голоса, смех и странный металлический скрежет. Марья Сергеевна унесла чашки с блюдцами на кухню, и Феликс глянул в окно. Ваня карабкался по водосточной трубе на третий этаж, где жила Нонка. Ребята стояли внизу и, закинув головы, давали ему советы. Вот стало слышно, как подалась и с ржавым скрежетом сдвинулась вниз труба…