Мальчишки-ежики - Капица Петр Иосифович. Страница 9

— А ты сумеешь сделать плавилку?

— Сколько угодно, — похвастался Громачев. — Даже алюминий сумею плавить.

— Вижу, что ты мастер, — польстил Антас. — Хочешь заработать коробку ирисок?

Сладостей в те годы было мало, стоили они дорого, потому что государственные конфетные фабрики еще не работали, ириски, маковки, халву и леденцы изготовляли нэпманы. Родителям нэпманские сладости были не по карману.

За коробку ирисок всякий мальчишка пошел бы в батраки. Ромка конечно согласился.

На другой день в гуще ольшаника у железнодорожной насыпи Громачев с Перельманасом нашли удобную поляну. Натаскали старых кирпичей, жести, сухостоя, углей и соорудили две печи.

— А где мы металл найдем? — поинтересовался Ромка.

— Это уж не твоя забота, — сказал «Ржавая сметана». — Твое дело плавить.

Оказывается, Антас собрал целую ватагу мальчишек и, дав им в долг по ириске, послал собирать металлический лом. Вскоре на поляну стали прибывать выброшенные кастрюли, водопроводные краны, дырявые примуса, подсвечники и много другого хлама. «Ржавая сметана» на месте оценивал притащенное и тут же расплачивался ирисками. Заложив ириски за щеку, мальчишки вновь устремлялись на поиски свалок и помоек.

Рассортировав металлический хлам, Ромка с Антасом стали выплавлять олово. Его оказалось немного. Зато свинца у них получилось более десяти слитков.

Очищенную латунь, медь и алюминий Антас складывал в старый ящик. Металлического лома собралось столько, что они вдвоем не смогли поднять. Антасу пришлось нанять возчика — гундосого Миньку Старикова, который прикатил из дома тачку.

Гундосый булыжником плющил на плоском камне тонкостенные изделия, чтобы они занимали меньше места, укладывал их в мешки и вместе со слитками увозил в сарай Перельманасов.

В летние каникулы беспрерывно дымили и чадили плавильные костры. До полудня мальчишки трудились в ольшанике, а затем бежали на речку смывать с себя копоть и сажу.

По вечерам они собирались около клуба железнодорожников, где показывали старые фильмы. Киноленты у железнодорожников были затрепанными, они то и дело рвались, но ребята смотрели картины по нескольку раз с трепетом и волнением.

В городе существовали и настоящие кинотеатры «Прогресс» и «Сатурн», которые принадлежали нэпманам. В них шли новые кинобоевики, но билеты стоили так дорого, что ребята и не стремились туда попасть.

В клубе железнодорожников за билет кассирша брала всего лишь пять тысяч рублей, но и такие деньги мальчишкам нелегко раздобыть. Всякий раз они с надеждой смотрели на «Ржавую сметану», а тот давал в долг лишь тем, кто трудился на него, или подхалимам. Так у Антаса завелись телохранители, которые беспрекословно выполняли все его капризы и награждали зуботычинами тех, кто называл альбиноса «Ржавой сметаной». Кличка, оказывается, не нравилась Перельманасу. Он пожелал, чтобы все называли его по имени, а кто забывал об этом, делался его врагом и рассчитывать на ссуду конечно не мог.

В клубе железнодорожников иногда можно было проскользнуть в зал и бесплатно, требовалось только набраться храбрости и юркнуть за спинами тех, кто предъявлял билеты. Контролерами обычно стояли добродушные дежурные железнодорожники, ленившиеся гнаться за мальчишками и выгонять.

Когда у Антаса накопилось много слитков, он приказал добыть ему две «провизионки».

Провизионки — бесплатные проездные билеты — выдавались семьям железнодорожников. По провизионке могли ездить взрослые и дети. Одну провизионку стащил дома Ромка, другую — Юра Хряков. За них Антас пообещал покупать билеты на все кинокартины.

В Петроград Антас поехал не один, он взял с собой гундосого: тот был самым сильным из мальчишек, мог поднять пять пудов. Латунь и выплавленный свинец они погрузили в вагон.

В Петрограде наняли извозчика и отвезли на Александровский рынок. Там в подвале был скупочный пункт.

Антас, видно, получил много денег, потому что вернулся из Питера в новых штанах, сандалиях и привез полный ящик ирисок.

Расплатившись с мальчишками, он потребовал, чтобы они с утра вышли на сбор металлолома.

И опять зачадила фабрика, выплавлявшая олово, свинец, баббит.

Кладоискатели

Спускаясь с железнодорожного полотна, Ромка увидел внизу братьев Зарухно, они шли навстречу. Поворачивать назад было поздно. Сделав вид, что не замечает их, Ромка хотел проскочить стороной, но Гурко преградил ему путь.

— Карамба! — воскликнул он. — Если за тобой не гонится нечистая сила, значит, она вселилась в самого. Стоп! Во имя святого Патрика.

— Сэр, где вы изволили пропадать? — схватив Громачева за шиворот, спросил Нико.

— О пресвятая дева! У меня было много дел в ранчо мачехи, — в тон ему ответил Ромка.

— Тогда у нас вопрос: какие шакалы разработали наши золотые россыпи? Мы не могли найти ни крупинки.

— Вот именно! — добавил Гурко, и в последующем разговоре он только наблюдал за Громачевым и давал пояснения, как это делают авторы книг: — Словно раненный в сердце, отступник пошатнулся, и мороз пробежал по его коже.

— Это работа «Ржавой сметаны», — сказал Ромка. — Ирисками он соблазнил индейцев всего округа.

— И вас, сэр, в том числе?

— Х-м, х-м. Отступник съежился от пристального взгляда, словно на него навели дуло пистолета, — продолжал свое Гурко.

— Да, мне очень нравятся ириски, — сознался Ромка. — Но моя совесть чиста: ни одной тайны я не нарушил.

— Перед лицом опасности притворство было забыто, — бубнил Гурко. — Отведав легкой наживы, он далеко зашел в своих желаниях. Но при всей своей алчности, отступник обладал храбрым сердцем.

— Жива ли еще наша прежняя дружба? — вдруг спросил Нико. — Радостно ли забьются наши сердца при встрече, или из уст вырвется боевой клич?

— Жива. Слово мушкетера, — поклялся Ромка. — Меня облапошили, как глупую обезьяну, которой подсунули пустой орех.

— Подобная откровенность похвальна, — заметил Гурко.

Смилостивился и строгий Нико.

— В твоих жилах течет кровь, которой покровительствует судьба, — сказал он. — Мы намеревались включить тебя в опасную экспедицию. Готов ли ты на смерть и подвиг?

— Да. Но мне бы не хотелось вновь стать болваном и трижды идиотом, чтобы работать на других и не получать даже ирисок. Ведь все достанется вашему отцу?

— Нет, мы разделим драгоценности поровну, так как хотим иметь деньги на кино. Отец только получит свою долю олова, потому что это он надоумил нас искать клады на пожарищах. Самый большой пожар, когда жгли дома буржуев, он видел у озера. Там горели дома, которые назывались виллами. Их двери, окна и стены были украшены бронзой. Настилы балконов и трубы в ванных сделаны из свинца и спаяны оловом. Возможно, что там расплавилось и серебро. Вот где надо тайно делать раскопки.

В тот же день, захватив обоих Громачевых, Зарухно отправились на разведку к озеру Облино. Там на высоком полуострове среди дубов, черемух и кустов сирени стояли закопченные и потрескавшиеся остовы когда-то красивых каменных вилл. Но добраться к ним было трудно. Перешеек перегораживал высокий, из железной сетки забор, поверху опутанный колючей проволокой, и каменные ворота, около которых ходил на цепи большой пес.

На полуострове жили прежний сторож сгоревших вилл и его глухая жена. К себе они никого не пускали, так как оберегали огороды, яблони и заросли малины и смородины.

Старуха никогда не покидала полуострова, а старик отлучался: то ставил в дальнем конце озера сети, то, сгорбясь от тяжести, пешком три версты нес на рынок овощи или рыбу и там менял на соль, зерно и порох.

Когда-то вокруг полуострова дно было очищено, углублено и на берегу построены купальни. Но за годы, прошедшие после пожара, озеро постепенно заросло у берегов болотными травами, водяными лилиями, покрылось толстым ковром, сплетенным из плавающих растений. Медленно наращивая толщину, мохнатый ковер покрыл отмели и ямины, превратив их в опасное болото с вечно пузырящейся водой, словно здесь непрестанно варилась чертова уха.