Лужайки, где пляшут скворечники (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 104

— Что ты имеешь в виду? — Тон бабушки стал посуше.

— Не могла бы ты дать мне из сэкономленных денег хоть ма-а-ленький процент?

— Странно… Разве ты автор этого произведения?

— А кто это произведение отыскал и принес?

— Д-да… Но откуда у тебя столь корыстные проявления? И зачем тебе деньги?

— На водку, наркотики и закупку оружия. Решил начать настоящую мужскую жизнь.

— Сейчас я тебе покажу мужскую жизнь! Говори серьезно!

— Если серьезно, то скоро у Пшеницыной день рождения.

— Не у Пшеницыной, а у Насти.

— Ага. И еще у Стоковой. У Сони. Я обещал, что приду с подарком…

КОНТРОЛЬНАЯ ПО АНИМИЗМУ

Я так умотался в тот вечер, что лег сразу после разговора с бабушкой. Думал, сразу усну. Но опять не спал до полуночи. Луна выкатилась в середину неба и сделалась очень яркой.

Я завернулся в одеяло и сел на подоконник. Многие не любят полнолуния, говорят, что от него исходит какое-то вредное влияние. А мне нравится круглая луна. По-моему, как раз при ее свете происходят всякие чудеса.

Вот и сегодняшний вечер оказался почти сказочный. Эти переулки в сумерках, заросли, журчание воды под мостами, рыскливые кошки, желтые окна… И театр Демида, похожий на кладовую вещей из разных волшебных историй… И даже в тревоге за Николку была приключенческая напряженность. Как в моих некоторых снах, когда я кого-то ищу, догоняю в запутанных улицах таинственного города.

Эти сны обычно обрывались на середине. А нынешняя сказка раскрутилась до конца. И конец оказался счастливый…

Я вспомнил, как вез на раме малыша Николку и как волосы его пахли скошенной травой. И как он спросил:

«А ты знаешь, что этот забор на самом деле поезд?»

Я не удивился Николкиному вопросу. Понял, что Николке известны странности мира так же, как и мне.

Эти странности я называл словом, которое придумал давным-давно: «Многоразность».

Еще в дошкольные годы я стал понимать, что у одной и той же вещи может быть множество видов и свойств.

Я знал, например, что переднее колесо у велосипеда рыжего мальчишки Вадика — колесо только в здешнем, ближайшем мире. А в соседнем оно — круговертящаяся толпа на рыночной площади. А еще — плоская спиральная галактика в чудовищно отдаленном космосе (отдаленном и в то же время очень близком — рукой можно дотянуться).

Мне было понятно и то, что фильм «Золушка» — это еще и серебряный шар на новогодней елке, и поросшая желтыми одуванчиками поляна за гаражами, и серебристый купол городского цирка… А тополиная аллея недалеко от гимназии была еще коробкой цветных карандашей в ранце незнакомой девочки и большим, с побитой зеленой эмалью чайником на кухне бабушкиной знакомой тети Риты…

Можно сказать, конечно, что все это чушь и бред. Это, мол, самые разные вещи, нет между ними никакой связи. Но я-то знал, что есть. В каждой вещи скрыто ядро, ее сущность, обросшая множеством свойств. И эти свойства в разных мирах проявляются в совершенно разных, неожиданных формах. А то, что миров множество, что вселенная многослойна, как толстая книга, ятоже ощущал с давних пор. А теперь об этом и ученые говорят…

Я знал, что если попаду в другой мир, могу узнать в афишной тумбе свои старые ботинки, а в летящем над крышами самолете домашнее задание по математике…

Когда рыжий Вадик влепился на велике в гараж и в колесе полетели спицы, рынок на площади прикрыли и перенесли за город. А что там стало с далекой галактикой, не знаю. Надеюсь, что обошлось. В конце концов, колесо-то Вадик починил…

А когда мы нынче вечером катили вдоль забора, где-то мчались на велосипедах (или на конях) мальчишки вдоль стоящего у перрона поезда с квадратами освещенных окон. Может быть, им нужно было успеть заскочить в вагон, чтобы куда-то не опоздать. Чтобы в дальнем мире не оборвалась важная взаимосвязь…

Я понимал, что говорить с другими про такое— себе дороже. Отец скажет, что надо вовремя ложиться спать. Мама, чего доброго, поведет в поликлинику: нет ли у сына какого-нибудь синдрома? Бабушка… даже она лишь покивает и погладит по голове: детские фантазии.

Настя и Вячик — они хорошие люди, но… Настя по доброте душевной просто сделает вид, что поняла. А Вячик, чего доброго, отпустит шуточку. В нем иногда пробивалось этакое ехидство.

А вот Николка… Нет, говорить с ним я не собирался. Он скорее всего и сам не понимал, что чувствовал. Но передо мной словно зажглась в темноте светлая точка. Не злая, не горящая, а хорошая такая искорка. Значит, есть линия…

В летнем лагере инструктор Володя как-то завел с несколькими «поповичами» научную беседу. Это была смесь геометрии с рассуждением о тайнах пространств.

«Возьмем в пространстве точку. Через нее можно провести бесконечное множество линий. Правда ведь? Но как быть, если среди этих линий вам надо найти одну? Ту, в которой скрыта важная для вас истина! Это в миллион раз труднее, чем отыскать иголку в стоге сена… Но вот в пространстве появляется еще одна точка. С теми же свойствами, что и ваша. Понятная вам, просто родная. И через две точки — через вашу и через ту — можно провести лишь одну-единственную линию! Она-то и будет той, что вы ищете. Безошибочной…»

Между мной и Николкой протянулась линия истины. Той, что «многоразность» существует во вселенной на самом деле.

Мне стало жутковато и… как-то очень просторно. Из окна, с высоты, были видны таинственные переулки. Блестела сквозь деревья Стеклянка. Я посидел еще, подышал поглубже, чтобы успокоиться. Подмигнул луне и перебрался на постель.

…И опять снился мне запутанный город с фонариками. Прямо по улицам бежали бесшумные поезда. Они как бы скользили с одного прозрачного этажа на другой. Сквозь этажи разных пространств прорастало круглое здание с разноцветными окнами. На выпуклой крыше здания сидела деревянная сова. На крыше и в то же время у меня на локте. Это была не только сова, но и вопрос: «А что, если точек не две, а много? Значит, линия будет не одна?»

Проснулся я вялый. Даже не сам проснулся, бабушка растолкала: «Сколько можно валяться…»

— Ба-а… Во мне какая-то разжиженность…

— Сходи куда следует, не будет разжиженности.

Ну вот. Культурный человек…

— Я правду говорю. Полная расслабленность организма… Может, у меня СПИД начинается?

— Весьма возможно. От него хорошо помогает чесночная клизма…

— Ну, ты можешь хоть раз в жизни серьезно поговорить с единственным внуком?!

— Если серьезно, то откуда в твою дурную голову влезла такая мысль? Ты знаешь, какзаражаются СПИДом?

— По-всякому! Например, через инструменты в зубном кабинете.

— Тебе же доктор сказал: шприц одноразовый.

— А щипцы!.. А еще он мне в рот какой-то ковырялкой лазил…

— Инфекция СПИДа проявляется через много месяцев. У тебя, у «ковырялки», есть время, чтобы сходить за хлебом, сделать уроки, а потом еще закончить шестой класс. А возможно, и всю школу.

— Спасибо, утешила.

— Значит, не желаешь вставать? — Бабушка вышла и вернулась с кружкой.

— Ну, ты чего? Ба-а… Не надо! А-а-а! — Я закрылся с головой, но бабушка отдернула одеяло. И холодную воду — на голову, на плечи!

Я взвился ракетой.

— Видишь, как повеселел, — сказала бабушка.

— Я напишу жалобу в международный суд, в Страсбург. Там защищают права детей.

— Лучше сделай зарядку. Хоть раз в жизни.

— Я вчера назаряжался, на велике. До сих пор ноги гудят.

Но про СПИД я уже не думал. Умылся, съел на кухне гречневую кашу и пошел в булочную. И в другие ближние магазины и лавки: искать подарки.

Сперва я выбрал игрушку Соне: паровозик из прозрачной пластмассы. Инерционный. Его катишь — и внутри вертятся всякие шестеренки, а между ними сверкают искры.

А Насте я, собрав по карманам все деньги до последней мелочи, купил дискету с игрой про диснеевского львенка Сим-бу. Я знал, что у нее дома есть компьютер. И знал, что львенок ей понравится. Она говорила, что в восторге от мультика «Ко-роль-лев».