Лужайки, где пляшут скворечники (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 5
И теперь здесь, на астероидах, Голован часто рассуждал о разных космических проблемах.
Насчет Рыкко он «выдвинул гипотезу», что «этот тип» по вредности характера не ужился с другими драконами и его выгнали из пространства Черных Пирамид.
— Или сам ушел в другие миры. Потому что индивидуалист. Отыскал во Вселенной такое пространство, где никого похожих на него нет, и объявил себя единственным и неповторимым…
В самом деле, Рыкко Аккабалдо заявлял не раз, что он единственное в Мироздании такое вот черное и бесконечно громадное существо-вещество-естество. Мало того! Он объявил себя носителем Мирового Зла.
— Потому что, — рычал он, — Зло также необходимо, как Добро. Для равновесия Вселенной. Без такого равновесия она рассыплется и наступит конец света.
Тут он, разумеется, загибал. Как ни раздувайся, а для носителя Мирового Зла он был мелковат. Да и не в драконах
Мировое Зло. Оно, к сожалению, рассеяно по всему свету (как и Добро, конечно), поэтому с ним так трудно бороться. А Рыкко… Он был, скорее, носителем Мелких Вредностей и Пакостей. Так ему однажды и сказал Доня Маккейчик.
Рыкко тогда ужасно разъярился, дотянулся хвостом до трех стеклянных мостов, которые Доня построил ради интереса и красоты между необитаемыми астероидами, и разнес их вдребезги. Доня в ответ на ту выходку пожал плечами. Сказал, что придумает мосты лучше прежних и окружит их таким защитным полем, что Рыкко обломает о него свой хвост и клыки. И придумал…
А еще раз Рыкко отчаянно рассвирепел, когда Минька Порох сложил про него дразнилку (все-таки иногда фантазия у Миньки проявлялась):
Доня Маккейчик тут же сочинил на эти слова музыкальный мотив, и жители астероидов (кроме Сырой Веранды) распевали обидную песенку на все пространства. Рыкко бесновался так, что тряслись созвездия, а несколько астероидов сошли с орбиты и улетели из Пояса. Он орал, что поймает «малолетних преступников и паршивых сочинителей» поодиночке, открутит им головы, ноги и руки и превратит обидчиков в атомную пыль с отрицательными зарядами ядер.
Но поймать Рыкко никого не мог. Все, даже Сырая Веранда, умели делать из скользких магнитных полей невесомые и невидимые скафандры. Эти скафандры были придуманы очень хитро. Они появлялись на «малолетних преступниках» в тот миг, когда Рыкко протягивал к ним лапы (даже если внезапно, через несколько пространств). И добыча ускользала у «носителя Мирового Зла» между пальцев, как сосулька. За это Рыкко обзывал своих противников склизкими лягушатами.
Порой между ребятами и Рыкко велись настоящие бои. Аленка и Веранда в них не участвовали, а мальчишки носились вокруг ревущего существа-вещества-естества на управляемых кометах и обстреливали его из рогаток мелкими астероидами. Конечно, большого вреда для Рыкко в этом не было, он ведь не хуже ребят умел строить защитные поля. Но порой в таких полях попадались дырки. Если астероид попадал в дырку, Рыкко ревел и зализывал шишку, а его противники радостными воплями отмечали военный успех.
В отместку Рыкко рушил постройки, которые ребята возводили на астероидах и вокруг (если, конечно, они забывали про защитное поле или делали его слабым). Насылал полчища кусачих оранжевых комаров (которые, впрочем, не могли прокусить скользкие скафандры). Подслушивал разговоры и вставлял ехидные замечания.
Минька сперва опасался: не уничтожит ли Рыкко «Венерин башмачок»? Ведь не будешь все время держать планету в защитном коконе! Но скоро стало ясно: повредить настоящей, непридуманной траве Рыкко не может.
Случалось, что Рыкко Аккабалдо был настроен мирно. Иногда он даже снисходил до бесед с «этими бестолковыми лягушатами». С Голованом он рассуждал иногда о строении Великого Кристалла Вселенной, о хитростях потока Времени и о загадках плоских пространств, где «третий вектор равен нулю, но искривленность плоскостей такова, что выше всякой фантазии и создает эффект многомерности…».
А один раз они заговорили про Абсолютное Ничто. Рыкко сидел в гигантском каменном кресле, которое вращалось в гуще созвездий. Он развалился, закинул сотню левых ног на сотню правых и снисходительно вещал:
— Так и быть, открою вам, головастики, одну из великих тайн Мироздания. Абсолютное Ничто — это всего лишь выдумка древних мудрецов, которые любили заниматься бесконечными рассуждениями о всякой ерунде и высасывать свои идеи из пальца… Ну, скажите на милость: что такое это Абсолютное Ничто по вашему разумению?
— Наверно, это абсолютно черная пустота, — подал голос Доня Маккейчик.
— Ха! Ха! Ха! Если вы эту черноту видите и представляете, значит, она есть. Значит, она уже не Ничто! В том-то и дело! Ничто — это когда ни где ничего нет. Даже черноты и пустоты! А кто может увидеть это и доказать?
— Ну, кто-нибудь. Не все ли равно? — неуверенно сказал Голован.
— Опять ха-ха-ха! Если есть «кто-нибудь», значит, понятие «Абсолютное Ничто» абсурдно. Как же оно «абсолютное», как «ничто», если в нем кто-то или что-то есть? А?.. Вот поэтому я и покинул то дурацкое пространство Черных Пирамид. Какой смысл караулить дыру, в которой будто бы есть то, чего на самом деле нет!
— Про Ничто вообще бессмысленно говорить «есть» или «нет», — вставил свое суждение Голован.
— Тем более! Это ты верно заметил, — одобрительно закряхтел в кресле-астероиде Рыкко. — Я вижу, как в кое-ком из вас появляются признаки некоторого здравомыслия. Беседуйте со мной почаще, и, может быть, постигнете кое-какие закономерности Мироздания. Если я, конечно, до той поры… ха-ха!.. вас не сожру…
Все развеселились и стали наперебой разъяснять Рыкко, что сожрать их невозможно. Пусть попробует схватить!
— А я не буду хватать! Проглочу на лету!
Опять смех. Ну, проглотит! Ну, посидят они внутри у «черного и многолапого». Противно, конечно, да уж как-нибудь выдержат в своих спедскафандрах. А потом придумают «дыробитную машину» и вырвутся наружу. А Рыкко будет заштукатуривать в своем пузе пробоины, сделанные изнутри.
Рыкко Аккабалдо кончиком хвоста почесал пузо, сказал «ну вас» и улетел за созвездие Два Кота. А каменное кресло его чуть не обрушилось на планету Сырой Веранды (вот опять слез-то было бы!). К счастью, Голован успел разнести эту «мебель» в пыль из придуманной в одну секунду ракетной катапульты…
Коптилка вернулся от Рыкко довольно быстро. Слегка потрепанный и с частым дыханием. Шумно приземлился перед Минькиной голубятней. Он был в одной сандалии. Вторая прилетела следом и стукнула Коптилку по спине. Он оглянулся и погрозил в пространство кулаком.
— Ну? — сказал Голован.
— «Ну», «ну»! Рога бараньи гну… — Коптилка с сопением надел сандалию. — Он даже слушать не стал. Заорал сразу: «Нужны мне ваши извинения, как клизма с жидким азотом! Мошкара сопливая! Все равно вы мне когда-нибудь попадетесь! Я теперь объявляю вам войну на веки вечные, без всяких перемирий!» И на меня! Лапы растопырил… А скафандр-то не работает…
— Подумаешь, «без перемирий» он объявляет, — хмыкнула Веранда.
— Ну и фиг с ним, — сказал Минька Порох.
— Я вам говорил, что бесполезны эти дурацкие извинения, — хмуро напомнил Коптилка. Хотя и не говорил такого.
— Все-таки ты хорошо сделал, что попытался извиниться, — успокоил его Кирилка. — Теперь уже не мы виноваты, а он.
— Да, — решил Голован. — Мы изменили ситуацию в свою пользу.
Коптилка подергал на груди галстучек, надул щеки и превратил белую рубашку в привычную замызганную майку… но… глянул на Аленку и сердито превратил майку обратно.
Голован зевнул:
— Скоро уже спать пора.
Конечно, здесь не было дня и ночи в привычном понимании. Но ложиться спать и просыпаться все старались в одно время. Потому что трудно существовать совсем без всяких правил.