В семье - Мало Гектор. Страница 16

Удивленная Перрина невольно замедлила шаги, тогда как Розали, казалось, и не замечала прелести открывшейся картины.

— Вам нравится это? — спросила Розали, останавливаясь.

— Очень красиво.

— А господин Вульфран живет здесь совсем один, с целой дюжиной лакеев, не считая садовников и конюхов, помещающихся вон в тех флигелях в конце парка, у входа в деревню.

Подхватив корзину, девушки продолжили свой путь, и скоро перед ними предстала уже вся масса фабричных зданий; одни строения — новые, другие — старые, и все они сосредоточились вокруг огромной трубы, царившей над всем окружающим; труба эта была серого цвета с черным верхом.

Они приблизились к первому дому. Внимание Перрины теперь всецело было занято происходящим вокруг: она так много слышала про эту деревушку.

Особенно поражала Перрину многочисленность здешнего населения; мужчины, женщины и дети в праздничных одеждах или сновали по улицам, вокруг своих домов, или собирались в небольших залах, через открытые окна которых можно было видеть все происходившее внутри; даже в городе нечасто увидишь такое скопление народу.

— Ну, вот мы и пришли, — проговорила Розали, показывая свободной рукой на маленький каменный домик, обнесенный аккуратно подстриженной живой изгородью. — Во дворе и там дальше — помещения, которые сдаются рабочим; в доме лавка, а на верхнем этаже — комнаты для служащих.

Деревянная калитка в изгороди вела в маленький дворик, засаженный яблонями; посредине его проходила небольшая, усыпанная песком аллейка, тянувшаяся к самому дому. Едва девушки сделали несколько шагов по аллее, как на пороге дома появилась еще довольно молодая женщина и приветствовала Розали громким криком:

— Поторопись, лентяйка! За это время можно было успеть сходить в Пиккиньи… довольно ты пошаталась!

— Это моя тетка Зенобия, — вполголоса проговорила Розали, — она не всегда бывает в хорошем настроении.

— Что ты там шепчешься?

— Я говорю, что, если бы мне не помогли нести эту корзину, я бы и теперь еще не пришла.

— Молчала бы уж лучше, белоручка.

— Подождите меня во дворе, — сказала Розали Перрине, — я сейчас вернусь, и мы вместе пообедаем; пока подите купите себе хлеба; булочник живет в третьем доме налево. Торопитесь.

Когда Перрина вернулась, она нашла Розали за столом в тени яблони; на столе стояли две тарелки с картофельным рагу.

— Садитесь, — пригласила Розали, — мы поделимся с нами.

— Но…

— Не беспокойтесь; я спрашивала бабушку Франсуазу, и она позволила.

Раз так, то Перрина не заставила себя упрашивать и села к столу.

— Я уже переговорила с ней относительно вас; дело улажено, и вам остается только отдать двадцать восемь су бабушке Франсуазе. Вы будете жить вон там.

И она показала на здание с глиняными стенами, видневшееся из-за кирпичного дома. Постройка выглядела такой ветхой, что оставалось только удивляться, как это она до сих пор не рухнула.

— Там жила бабушка Франсуаза, пока не выстроила этот дом на деньги, заработанные, когда она была кормилицей господина Эдмонда. Там не так уютно, как в доме, но ведь рабочие и не могут жить так же, как господа, не правда ли?

Неподалеку от них, за другим столом, сидел человек лет около сорока, серьезный, важный, и внимательно читал маленькую книжечку в переплете.

— Это господин Бэндит читает «Отче наш», — прошептала Розали.

И, не стесняясь оторвать того господина от чтения, она обратилась к нему:

— Господин Бэндит, вот эта молодая девушка говорит по-английски.

— А! — протянул он, не поднимая глаз.

И только спустя несколько минут он, наконец, устремил взгляд в их сторону.

— Вы англичанка? — спросил он Перрину по-английски.

— Я — нет, но моя мать была англичанка, — на том же языке ответила девочка.

На этом беседа кончилась, и серьезный господин снова погрузился в чтение.

Девушки заканчивали свой обед, когда на дороге, за изгородью, послышался шум легкого экипажа.

— Кажется, это фаэтон господина Вульфрана, — вскричала Розали, поспешно вставая.

Экипаж подъехал к калитке и остановился.

— Это он, — объявила девушка и побежала к нему навстречу.

Перрина обернулась и, оставаясь на месте, стала рассматривать прибывших.

В небольшом щегольском экипаже на низких колесах сидело двое: молодой человек, правивший лошадью, и старик с седыми волосами и бледным лицом, с красными жилками на щеках; на голове его была соломенная шляпа. Даже когда он просто сидел на своем месте, заметно становилось, насколько он высок. Это был Вульфран Пендавуан. Розали подошла к фаэтону.

— Кто-то идет, — проговорил молодой человек, собиравшийся было выйти из экипажа.

— Кто это? — спросил Вульфран Пендавуан.

Ему ответила сама Розали:

— Это я, Розали.

— Скажи своей бабушке, чтобы она пришла поговорить со мной.

Розали побежала к дому и вскоре вернулась, ведя за собой торопившуюся бабушку.

— Добрый день, господин Вульфран.

— Здравствуйте, Франсуаза.

— Чем могу служить вам, господин Вульфран?

— Дело идет о вашем брате Омере. Я только что был у него, но никого не застал дома.

— Омер в Амьене и вернется только к вечеру.

— Скажите ему, что я узнал о том, что он сдал свою бальную залу этим шалопаям… ну, а я не хочу, чтобы здесь происходили подобные сборища.

— Во Флекселле бывали такие…

— Флекселль — не Марокур. Я не хочу, чтобы мои рабочие превратились в таких же, какими стали флекселльские; мой долг — следить за ними. Вы не кочующие племена из Анжу или Артуа, а потому оставайтесь тем, что вы есть. Я так хочу, это моя воля. Передайте ее Омеру. Прощайте, Франсуаза.

— Прощайте, господин Вульфран.

Старик пошарил в кармане своей жилетки.

— Где Розали?

— Здесь, господин Вульфран.

Он протянул ей руку, на ладони его блестела монета в десять су.

— Это тебе.

— О, благодарю вас, господин Вульфран.

Экипаж покатил дальше.

Веселая и торжествующая Розали вернулась к Перрине.

— Господин Вульфран дал мне десять су, — объявила она, показывая монету.

— Видела.

— Лишь бы тетя Зенобия не узнала, а то она возьмет их у меня на сбережение.

— Я думала, что он вас не знает.

— Как?! Он меня не знает! Он мой крестный отец!

— Он спросил: «Где Розали?», когда вы были возле него.

— Да это потому, что он не видит.

— Не видит!

— Разве вы не знаете, что он слепой?

— Слепой!

И Перрина тихо повторила последнее слово раза два или три.

— А давно он ослеп? — спросила он наконец.

— Его зрение давно уже стало слабеть, но никто не обращал на это внимания, — думали, что это от горя из-за отсутствия сына. Здоровье, раньше такое крепкое, ухудшилось; у него несколько раз было воспаление легких, и он теперь постоянно кашляет; и вот как-то утром оказалось, что он не может ни читать, ни ходить один. Подумайте только, какое было бы горе для всех нас, если бы ему пришлось продать или оставить фабрики! Но он ничего не оставил и продолжает работать по-прежнему.

В эту минуту на пороге появилась Зенобия и закричала:

— Розали, скоро ты придешь?

— Я кончаю обедать.

— А прислуживать кто будет?

— Я должна вас оставить, — обратилась Розали к Перрине.

— Не стесняйтесь из-за меня.

— До вечера.

И медленными шагами Розали неохотно направилась к дому.

Глава XIII

Перрина бы охотно посидела еще на скамейке под деревом, если бы могла считать себя вправе здесь находиться; но Розали в разговоре упомянула, что этим двором могут пользоваться только служащие-пансионеры, а не рабочие, для которых немного подальше имелся особый маленький двор, где не было ни скамеек, ни стульев, ни стола. И Перрина поднялась со скамейки и неторопливой походкой вышла за ворота, чтобы побродить по улицам.