Тоомас Линнупоэг - Мянд Хельо Аадовна. Страница 16

— Ты говоришь всерьез? — спросила мать.

— Всерьез, — ответил Тоомас Линнупоэг и полушутя-полусерьезно продемонстрировал матери, как он закалывает булавкой брюки, которые на поясе уже не сходятся.

Мать Тоомаса Линнупоэга рассмеялась. От души рассмеялась. И хотя никакой воробьиной стаи в комнате не было, матери Тоомаса Линнупоэга почудилось, будто что-то улетает прочь, что-то, черным грузом лежавшее у нее на сердце. И на душе у матери Тоомаса Линнупоэга стало вдруг легко-легко. Так что же она думала о своем сыне? Она думала, что…

…но матери Тоомаса Линнупоэга лучше о своих страхах и не вспоминать.

Когда мать засмеялась, Тоомас Линнупоэг посмотрел на нее и внезапно с изумлением обнаружил, что у матери точно такой же безудержный смех, как и у него, Тоомаса Линнупоэга, и Тоомас Линнупоэг впервые в жизни осознал, что это за штука — наследственность.

— Ах ты, бедный мой дурачок! — воскликнула мать. — Такого глупого ребенка, как ты, я в жизни не встречала. Когда же ты поумнеешь!

И все-таки мать пообещала Тоомасу Линнупоэгу купить новый костюм к выпускному вечеру, она сообразила, что в конечном итоге это обойдется дешевле, чем кормежка при таком волчьем аппетите. И Тоомас Линнупоэг почувствовал себя самым счастливым человеком на свете: он нравится Майе, и у него будет новый костюм!

Тоомас Линнупоэг становится прежним

Тоомас Линнупоэг поклялся себе прийти на следующий день в школу пораньше, чтобы до начала уроков сообщить Майе о выполнении их общего комсомольского поручения, и все-таки опять все получилось по-другому. Тоомас Линнупоэг попросту проспал — ведь счастливым людям всегда сладко спится. Когда он примчался в школу и приоткрыл двери класса, все тихо сидели за своими партами и под диктовку учительницы записывали слова песни:

Тоомас Линнупоэг в растерянности огляделся, не ошибся ли он дверью. Затем пригладил ладошкой волосы, попросил извинения и принялся писать вместе со всеми:

«Что это еще за песня!» — не мог успокоиться Тоомас Линнупоэг. Но, помня о своем опоздании, счел за лучшее поначалу голоса не подавать.

Тоомас Линнупоэг нетерпеливо задвигался и громко спросил у Пеэтера:

— Что за ерунду вы пишете?

Но учительница очень спешила и продолжала диктовать:

— Благодарю вас, — сказала учительница, собирая листки со словами песни. Дойдя до парты Тоомаса Линнупоэга, она остановилась и спросила:

— Зачем же ты, Тоомас Линнупоэг, записал песню в тетрадь?

— Слова песни всегда записывают в тетрадь, — ответил Тоомас Линнупоэг, проворно вскакивая — беречь силы ему уже было незачем — ведь своей цели, Майиной любви, он почти достиг. И добавил: — Я, как всякий добросовестный ученик, всегда ношу тетрадь с собою.

— Ну хорошо, — сказала учительница, — оставь тогда эту песню о кукле и мишке себе на память. Пусть она напоминает тебе, что добросовестному ученику в школу полагается приходить вовремя.

Тоомас Линнупоэг с негодованием опустился на свою парту. По-видимому, он стал жертвой какой-то злой ошибки, но какой именно — этого Тоомас Линнупоэг никак не мог понять. И Тоомас Линнупоэг обратился за разъяснением к своему лучшему другу Пеэтеру.

— Это была песня для малышей к весеннему празднику, — добродушно ухмыльнулся Пеэтер. — «Протоны» сами ведь не в состоянии записать. Ну вот мы и пришли им на помощь.

После такого объяснения любой другой парень на месте Тоомаса Линнупоэга спрятал бы свою тетрадку для песен на самое дно портфеля, чтобы никогда больше не извлекать ее оттуда на свет божий. Но Тоомас Линнупоэг был сделан из другого теста, он поступил наоборот. Тоомас Линнупоэг демонстративно положил тетрадь для песен на край парты и продержал ее там до конца уроков.

Во время переменок Тоомас Линнупоэг расхаживал с молодецким видом, доложил Катрин Эхалилл, что данное ему и Майе комсомольское поручение выполнено, более того, что он получил согласие Майи декламировать стихи, и что сам он тоже не прочь бы спеть какую-нибудь песню, разумеется, если в этом возникнет необходимость. Затем он некоторое время ходил по пятам за Майей, но Майя сегодня была очень занята, и у нее не оказалось времени для Тоомаса Линнупоэга.

Подошел урок английского языка.

— Тоомас Линнупоэг, у тебя на парте слишком много вещей, — сказала учительница английского языка, дисциплина и порядок были для нее внутренней потребностью. — Прибери немного на своей парте.

— Не могу, — ответил Тоомас Линнупоэг. После того, как ему пришлось целую неделю держать себя в колее, он не мог удержаться от глупостей.

— Dear me! — учительница английского языка молитвенно сложила руки. — Как ты отвечаешь!

— Я отвечаю вполне серьезно, — Тоомас Линнупоэг не смутился, — я не имею права. Это — предупреждение грядущим поколениям, чтобы они не опаздывали в школу.

— Dear me! — вторично воскликнула учительница. — Твои шутки, Тоомас Линнупоэг, заходят слишком далеко.

Учителя издавна взяли себе за правило вызывать отбившегося от рук ученика к доске, чтобы тем самым обуздать его беспокойную натуру, не была исключением и учительница английского: она вызвала Тоомаса Линнупоэга отвечать.

Тоомас Линнупоэг ничего не имел против. За последнюю неделю он мало двигался, и теперь каждый лишний шаг, который надо было сделать, приносил ему радость.

Однако у доски не оказалось мела.

— Кто дежурный? — спросила учительница.

Никто не знал, кто дежурный. После долгих разбирательств выяснилось, что дежурный — сам Тоомас Линнупоэг.

— Dear me! — воскликнула учительница английского языка уже в третий раз за урок. — Учебный день скоро кончается, а ты до сих пор не знаешь, что ты дежурный! Куда подевался мел?

Тоомас Линнупоэг счел за лучшее на этот вопрос не отвечать. На переменке он запустил мелом в Глас Народа, но Глас Народа отпрыгнул в сторону, и мел вылетел в окошко.

Тоомас Линнупоэг пишет сочинение

Вайке Коткас вообще-то училась средне. Она бы охотно училась и лучше, да голова ее не очень варила. Особенно тяготили Вайке Коткас сочинения — приходилось много самостоятельно думать.

Тоомас Линнупоэг вообще-то учился хорошо. Он был бы согласен учиться и похуже, да голова не позволяла. Особенно легко давались Тоомасу Линнупоэгу сочинения — тут можно было самостоятельно думать.

Именно потому, что Вайке Коткас не умела писать сочинения, а Тоомас Линнупоэг, наоборот, умел, она и звонила сейчас в дверь Тоомаса Линнупоэга. К тому же она всегда была рада поводу поболтать немного с Тоомасом Линнупоэгом, хотя именно этот факт и возмущал его больше всего.

Тоомас Линнупоэг не любил Вайке Коткас. Не любил из-за фамилии, но это вовсе не означало, что он собирался порвать с Вайке Коткас всякие дипломатические отношения. Да если бы Тоомас Линнупоэг даже и попытался это сделать, ему бы не удалось, потому что Вайке Коткас училась с ним в одном классе, жила с ним в одном доме и к тому же приглашала его на свой день рождения.