На последней парте - Халаши Мария. Страница 30
Но с какой бы гордостью ни произнесла Кати эти слова, доктор не сумел оценить случившееся по достоинству. Да и как бы он мог оценить, если понятия не имел о том, что всему этому предшествовало.
Ведь в то утро, когда Руди на кирпичном заводе велел ей уйти и ждать конца смены, Кати уселась на тротуаре и сильно задумалась, даже голова у нее закружилась. Наконец она придумала: самое лучшее — написать про всю эту историю с ролью бабушке. Бабушка очень умная женщина, об этом знает вся Сажная улица. Когда Дешке, старший брат Мари Лакатош, собрал в узел свои вещички, сел на коня и собрался уезжать, Мари прибежала не к кому-нибудь, а к бабушке. Бабушка взяла тогда лошадь за уздечку и спросила Дешке:
— Куда собрался?
— В Вац, к родственникам, — нехотя сказал ей Дешке. — Здесь я уже пожил, теперь там поживу.
— И здесь тебе было плохо, — сказала бабушка, — а там будет еще хуже, потому что нет у тебя ничего за душой. Слезай-ка ты сейчас с лошади, отведи ее завтра на ярмарку, продай, купи на эти деньги чего нужно, да построй ты себе дом приличный. Тогда-то уж пойдет за тебя Пири Добо, — знаю ведь, это твое горе!
А через три дня у Дешке и Пири была свадьба.
Вот какая бабушка умная! А если так, то кто же, как не она, поможет Кати в беде!
Кати открыла портфель, достала из хрестоматии писчую бумагу, подаренную еще тетей Бёшке. Правда, Кати потом обменяла ее у Хромого дяди на желтую розу, но дядя опять отдал листочек Кати, сказав, что нет у него никого во всем свете, кому бы он мог написать письмо. Кати положила на колени хрестоматию (у нее была твердая обложка), на хрестоматию — бумагу-путешественницу и красным карандашом — все остальные карандаши оказались сломанными — нацарапала письмо. Вот оно:
«Дорогая, любимая бабушка!
Этот гадкий Руди забрал мою роль и уже не живет с нами. Если сегодня не отдаст, не знаю, что делать. Что? Здесь на улице много телег и с лошадьми, так как и дома, только лошади здесь побольше и совсем не лоснятся. В четыре Руди выйдет из завода. Целую руки твоя внучка Кати».
Бабушка написала ответ такими буквами, что три строчки сразу заняли целую страницу. Смысл строчек был в том, что она всегда знала: из Руди толку не выйдет, потому что он такой же, как его дед, а Кати ей очень недостает, и она каждую ночь видит ее во сне.
Доктор Шош только кивнул, увидев письмо, и продолжал писать.
— Я прописал тебе витамины, — сказал он, протягивая Кати рецепт. — Принимай по две таблетки три раза в день. В понедельник можешь идти в школу.
Кати стояла посреди кабинета и смотрела на доктора Шоша.
— Отдай это отцу, он купит в аптеке.
Кати не шевельнулась.
— У вас денег нет? Дать?
Кати потрясла головой и опять замерла.
— Ты ведь знаешь, что такое рецепт, не так ли?
Кати кивнула, но продолжала стоять.
— Ты еще чего-нибудь хочешь?
— Лиса…
— Что?
— Пожалуйста, позвольте мне поглядеть на лису! — умоляюще проговорила Кати. — Я и не дотронусь до нее, только посмотрю!
— Какая лиса?
— Ну, ваша, ваша лиса, дяденька доктор, миленький!..
— Нет у нас, детка, никакой лисы.
Кати не решилась настаивать. С тяжелым сердцем поплелась она прочь. И чего они так боятся за эту лису? Не съела бы ее Кати, в самом деле!
Отпустив Кати, доктор Шош выглянул в прихожую: не пришли ли другие пациенты? И тут он с удивлением увидел, что Кати замерла перед вешалкой и во все глаза смотрела на меховой воротник его жены. Потом вдруг рванулась бежать и так захлопнула за собой дверь, что все задрожало. Что это с ней такое? Доктор Шош еще раз поглядел на меховой воротник. Лиса!
14
В классе уже только и было разговоров, что о соревнованиях. Даже Коняшка пообещал по арифметике и венгерскому исправить отметку на тройку. Именно исправить — ведь до сих пор он получал только единицы!
Следовало что-то предпринять и с Кати, потому что пока перспективы у нее были не блестящие. Впрочем, положение еще не было безнадежным, ведь до конца полугодия оставался еще месяц…
Вот только нужно с ней позаниматься. Если бы кто-нибудь занимался с ней по три раза в неделю, можно было бы добиться больших успехов. Так кому же поручим заниматься с Кати?
Конечно, Аги Феттер, ведь она уже оказала ей такую «действенную» помощь!
Кати хотелось сказать, что лучше бы Персик или Пишта Кладек, но она ничего не сказала. Право, это очень хорошо с их стороны так беспокоиться о ней, пусть же не думают, что она еще и привередничает.
Итак, завтра в три часа дня Аги придет к ней…
Из школы Кати пулей помчалась домой. На одну только секунду забежала к Этуке, поблагодарила. Покупать ничего не стала — не беда, поужинают яичницей с луком. И потом тетя Лаки делает сегодня хворост на всю семью. Кати сразу же взялась за уборку. К двум часам все сверкало.
К половине третьего она вычистила даже дверные ручки.
В три часа покрыла стол маминой голубой шалью.
В половине четвертого шаль свернула и разложила на столе тетрадки, чтобы, как только Феттер придет, начать заниматься.
В четыре часа выбежала на кухню вымыть руки — ладони были совсем мокрые от волнения.
В половине пятого пришел папа и очень удивился, что Кати сидит на стуле и смотрит в окно.
В пять она зашвырнула тетрадки и портфель. И в половине шестого пошла на угол, к Хромому дяде.
… Давным-давно уже не сидела она на тротуаре, возле деревянной ноги Хромого дяди. Куда там, она просто примерзла бы к асфальту! Хромой дядя уже не торговал цветами: на столе, покрытом жестью, высокой горкой громоздились, поблескивая красными бочками, яблоки. Крюк, вбитый сбоку в стол, придерживал не розовую шелковую бумагу, а коричневые пакеты. Кати не нравилось, что Хромой дядя торгует яблоками, хотя стоило ей подойти, он тотчас угощал ее. И все равно Кати это не нравилось. Цветам она радовалась куда больше. Очевидно, Хромой дядя тоже, потому что с тех пор, как место цветов заняли яблоки, он стал совсем мрачный и хмурый. Бывало, Кати полчаса простаивала возле него, а он и словом не обмолвится. Раньше все-таки хоть что-нибудь да говорил. Больше про цветы. Как-то, например, рассказал Кати, что есть такой цветок, который от всего вылечить может. Растет он в дремучих лесах, прячется под большими листьями. Если укусит ядовитая змея, нужно обязательно отыскать его, втереть прямо в ранку, и смертельный змеиный яд станет безвредным. Кати очень любила рассказы Хромого дяди. Есть, например, и такое дерево, которое цветет раз в сто лет, а кто увидит его цветок, всю жизнь будет счастлив. А кактусы! Их бесчисленное множество, самых разных; а есть такие, которые сами меняются. Посадишь такой в краснозем — он станет красным, в желтый песок посадишь — пожелтеет, разбросаешь вокруг малые камешки — и он станет как галька, а вовсе не кактус. А то еще есть цветок, который мух заглатывает!.. Кати так хотелось бы еще послушать про это, но Хромой дядя молчал, словно онемел. Только закашляется иногда и потом долго не может отдышаться, прямо со свистом воздух втягивает. А на прохожих, что останавливаются возле стола с яблоками, смотрит сердито, и ни одна душа у него не покупает.
Постояла-постояла возле него Кати и пошла домой.
Когда на другой день Кати спросила Феттер, почему она не пришла, Аги только головой встряхнула: «А что?» — и уже отвернулась было от Кати, но потом вдруг что-то пришло ей в голову, и она сказала:
— Знаешь что, приходи лучше ты к нам. Я предупрежу маму.
Кати готова была на голове ходить от радости. Все-таки она хорошая, эта Феттер, — вот к себе зовет. Кати попросит у Хромого дяди несколько привядших астр и отнесет Аги. Ах да, у Хромого дяди нет сейчас цветов! Ну ничего, сойдет и яблоко!
— Завтра… Нет, это не годится… Послезавтра у меня балетный кружок… Вот что, приходи в субботу! — сказала Феттер и стремительно убежала: следующий урок был география, а она была ответственной за карты.
Что правда, то правда, до субботы Кати и не раскрыла учебников — не беда, у Феттер все выучит! Сделала только «геометрическое тело», то есть кубик из картона склеила, за что сразу же получила пятерку: ее кубик вышел лучше всех.