Тысячелетняя ночь - Радзиевская Софья Борисовна. Страница 30

— Опасная это затея, — шепнул недоверчивый Джиль. — А если старая угольная куча обманет и выдаст нас этим висельникам?

— На висельников-то больше смахиваем мы сами, — заметил Филь.

Старик спокойно выдержал испытующий взгляд Стива. Голубые его глаза покраснели от дыма, но смотрели прямо и честно. Ветер развевал длинные волосы, выбившиеся из-под чёрного колпака. Волосы были тоже черны: седина исчезла под сажей.

— Идите за мной, — сказал он внезапно, — идите и не бойтесь, — и быстрыми уверенными шагами, не похожими на его обычную старческую походку, пошёл вниз по склону холма. — Возьмитесь за руку, — бросил на ходу, — и держитесь за мою палку, чтобы не потеряться.

Ещё минуту назад ни один из путешественников не решился бы пойти за стариком по этой дороге. Теперь они шли без рассуждений, не обменявшись взглядом, точно загипнотизированные.

— Наберите воздуха побольше, — прибавил старый Тим, исчезая в дыму.

Плотная тёмная пелена обняла их. Ослеплённые, задыхающиеся, они судорожно держались друг за друга, а передний, Стив, — за палку угольщика. Невидимая тропинка вдруг стала крутой и скалистой, внизу слышалось журчанье ручья.

— Ложитесь и ползите, — услышали они голос старика, и холодная вода смочила их одежду. Стив едва втиснул свои могучие плечи в отверстие под скалой. Ещё несколько минут ползли они в темноте вверх по узкому каменистому коридору, поднимаясь на руках, чтобы не захлебнуться в струящейся по нему воде, то и дело стукаясь головой о низкий скалистый свод. Каждый лихорадочно ощупывал ноги ползшего впереди товарища, опасаясь отстать и остаться одному в страшной струящейся тьме.

Наконец посветлело и дышать стало легче. Ещё несколько десятков шагов — и угольщик проворно встал на ноги.

— Встаньте и вы, ребятки, — весело сказал он, — протрите глаза и прокашляйтесь. Здесь не найдёт вас ни одна королевская крыса, хотя бы они обшарили весь лес.

Путники с удивлением осмотрелись: они находились в просторной пещере, тускло освещённой пробивавшимся откуда-то сверху светом. По небольшому углублению в полу бежал ручеёк и исчезал в узкой трубе — она-то и была единственным входом в пещеру.

— Почему здесь так легко дышать? — спросил Роберт, оглядываясь.

— Дым остался внизу, — пояснил угольщик. — А воздух идёт сверху в щели, и свет тоже. Только там, в лесу, вы этого хода не найдёте. Я три года искал, пока догадался. Даже дождь сюда не попадает.

— Зато и нам одним из этой мышеловки не выбраться, — пробормотал недоверчивый Джиль, косясь то на мрачную дыру, то на свою пропитанную водой одежду. А к Роберту вернулась его обычная живость. Он быстро обошёл пещеру, заглядывая во все уголки, и вернулся повеселевший.

— Джиль, — сказал он ласково, — не ворчи и не бойся. Я уверен, что старик не сделает нам зла.

— Только сами не пробуйте выходить, пока я не приду за вами, — сказал угольщик. — Вот здесь в углу немного сухой соломы: ложитесь на неё. Сегодня я уж не вернусь, нужно всё разузнать хорошенько. Прощайте.

И, подойдя к отверстию, в которое изливался ручей, старик нагнулся и исчез так мгновенно, точно камни раздвинулись и поглотили его. Стив проводил его напряжённым взглядом, затем беспечно растянулся на ворохе соломы.

— Ну, ребята, — сказал он обычным своим спокойным голосом. — идите досыпать. У старого ворона гнездо хоть куда. Жалко только, что насухо в него не доберёшься.

Роберт опёрся о скалу у самого входа и стоял, не шевелясь. Он вслушивался в звон быстрого ручья и вместе с ним скользил памятью в прошлое. Струйки весёлого детства убегали в глубину мрачного тоннеля. За ними спешил горький поток бедности и горя последних лет. И всё покрылось рокотом волны, уносившей с последними часами, полными событий, последние его надежды на счастливое будущее. За минуту пригрезился ему и серебряный звук королевского рога-приза и Ноттингеме, и вздох умирающего Гунта. Он стоял, прикрыв рукой глаза, капли воды из пропитанной влагой одежды падали на камни, смешиваясь с волной потока. Он не замечал их. Он забыл и о королевских стрелках, спускавшихся в долину. Он думал о своей ночной клятве на могиле Гунта и о том, что никогда-никогда больше не увидит Мериам.

По мере того, как день продвигался, в пещере становилось светлее, рассеянный тусклый свет перешёл с передней стенки на боковую и уже стал меркнуть, когда в отверстии канала вдруг появилось что-то чёрное и поднялось, с шумом расплёскивая воду. Стив подскочил и схватился за кинжал, но Филь удержал его за руку.

— Осторожнее, — крикнул он, — дядюшка Тим так отсырел, что из него всё равно не выбьешь и искры.

Угольщик отряхнулся и провёл рукой по лицу, оставляя на нём размазанные угольные полосы.

— Здесь есть и другой выход, ребятки, — сказал он, тяжело переводя дух. — И сухой. Но пробираться к нему нужно лесом, а по лесу сейчас так и рыщут ваши приятели — королевские лесники да стрелки. Старший лесник, которого подстрелил мальчик, приходится троюродным братом жене самого шерифа Ноттингемского. Братец-то был со всяченкой: не то проворовался, не то ещё что-то. И потому держали они его от себя подальше в лесу. А теперь его милость шериф рвёт и мечет и дал обещание: прежде, чем солнце три раза встанет над Ноттингемом, повесит убийцу на базарной площади на переносной виселице, поставленной на телегу. Честь его затронута убийством родственника, и долг требует крови за кровь. А сам в душе, небось, отслужил бы три обедни за того, кто избавил его от шаловливого братца. Пять отрядов королевских стрелков бродят по лесу, а по городам и сёлам вокруг Ноттингема отправлены глашатаи: за голову мальчика объявлена награда в 60 червонцев, за ваши головы — по десятку. Если же вы выдадите мальчика, то вам обещано полное прощение и опять вас примут в королевские лесники.

Старик говорил негромко, опираясь о стенку. Чёрные струйки пропитанной копотью воды стекали с его одежды и уже образовали грязную лужицу, подтекавшую под солому, но ни он, ни путники не замечали этого. Стив стоял, опустив голову, машинально продолжая держаться за ручку кинжала. Филь сидел на соломе, охватив колени руками, весёлые глаза смотрели озабоченно. Джиль невольно обнял плечи Роберта, но тот решительно отстранил его и снял с плеча колчан, с которым не расставался. Проведя рукой по оперённым концам стрел, он положил его около стоявшего у стены орехового лука с серебряными наконечниками, подошёл к тоннелю, ведущему наружу, и обернулся:

— Вот запасная тетива — в лесу свяжите мне руки. Из-за меня вы попали в беду, и я же вас из неё должен выручить. Лук я отдаю Стиву, колчан Филю, а ты, Джиль, возьми на память мой кинжал. Только… — и тут голос мальчика в первый раз дрогнул, — только возьми к себе Уильфриду: она стара и у неё уже не хватает силы собирать хворост зимой.

Привыкшие к полутьме глаза путников ещё хорошо различали в последних лучах солнца стройную фигуру мальчика. Его волосы блестели и вились вокруг бледного лица Старый угольщик стоял неподвижно и лишь переводил глаза с тонкой зелёной фигурки на троих мужчин в углу — в тени.

Поднявшись, Джиль вплотную подошёл к Роберту.

— Я согласен, — спокойно сказал он, — с одним условием: пусть и меня хватают. А Уильфрида умрёт с голоду.

— Дай-ка твою тетиву, Роб, — это заговорил Стив, — дай твою тетиву. — сердито повторил он. — Крепкая? Отлично. Свяжи ему, братец Джиль, руки покрепче, пусть полежит на соломе и остынет, пока королевские лесники уйдут подальше.

Филь молча встал и, достав из кармана кремень и огниво, сильно ударил и высек огонь на кусочек трута. Трут затлелся, и через минуту небольшой просмолённый факел, торчавший в стене, загорелся дымным пламенем. В пещере стало светлее.

— От вашей болтовни у меня в животе закололо, как с голоду, — сказал он весело. — Садись, дядюшка Тим, у нас в сумках ещё найдётся кусочек сала и лепёшка. Джиль, веди сюда соколёнка, да скажи ему, что мы со Стивом знаем друг друга десять лет, но ещё никого не предавали.

Роберт хотел возразить, но старый угольщик перебил его: