Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет - Чудакова Мариэтта Омаровна. Страница 112

Это довольно необычное состояние, ведь ты уже побыл в должности, которая играет роль достаточно сильного наркотика, а остальные должности такого адреналина, по определению, не дадут, разве что, я не знаю, прыгать без парашюта или входить в клетку со львами. Поэтому мне интересно, что с тобой происходило, какими были “ломки“, как ты “снижал дозу“ и избавился ли ты от этого наркотика или и до сих пор есть это желание получить дозу?»

(По вопросам можно подумать, что, давно зная Гайдара, вопрошающий все же знал его плоховато. Он судит о нем, как о стандартном «начальнике», потерявшем высокое место. А из ответов Гайдара видно совсем-совсем другое. Впрочем, может, вопросы были нарочито провоцирующие – сейчас «так носят». – М. Ч.)

«– Когда я уходил с должности премьера, ничего, напоминающего ломку, не было. Первое, что почувствовал, – безумную усталость. Еще – подсознательно – было чувство тревоги. Казалось, что вновь зазвонит телефон и снова нужно будет куда-то ехать, что-то решать, с кем-то ругаться, кого-то наказывать, заставлять, конфликтовать. Что на меня опять выльют ведро помоев.

Умом я понимал, что больше не отвечаю за страну, телефон не прозвонит и мне не скажут, что произошло нападение на батальон ОМОНа на границе Осетии и Ингушетии, идут боевые действия, надо что-то делать. Умом-то я понимал…

Дай вспомнить. Итак – усталость, тревога. Да вот, собственно, и все. Ломки не было. Обратно порулить не тянуло. Перед самой отставкой я занимался урегулированием ингушско-осетинского конфликта. Это было тяжело, нужно было перебрасывать войска. Военные… один говорит, что он не смог перебросить, потому что ему не дали самолетов, а другой еще что-то не смог, – в общем, нужно было заниматься проблемой в режиме ручного управления. Одновременно улаживал ситуацию в Таджикистане – там гражданская война и более 100 ООО русских, 201-я дивизия, погранотряды…

– Абсолютно все замечают, что безумно сложно сразу после отставки заставить себя трудиться. Это самое главное – заставить себя снова работать.

– Это правда. Ты знаешь, я работяга: привык работать, читать много профессиональной литературы, делать пометки, писать. Вернуться в этот ритм работы тяжело. Пытался заставить себя, но посмотрел на происходящее трезвым взглядом: сажусь за стол, но лучше бы и не садился… Голова отказывалась работать…Заметил – все время сплю. Стоя, сидя, лежа…

Не знаю, чем бы все кончилось с моей сонливостью, но мне особо отдохнуть не дали.

.. Дело в том, что пока я пребывал в таком сумеречном состоянии, Виктор Степанович [Черномырдин] заморозил цены. В первые две недели, пока меня не было в правительстве, происходила какая-то вакханалия. Денег набухали в экономику столько, сколько не вливали никогда, ни за какие любые две недели предыдущего года. Потом заморозили цены, ну не совсем заморозили, а слегка приморозили. В результате недельная инфляция подскочила до уровня, на котором она никогда не была, и что самое страшное, вновь возник товарный дефицит, хотя казалось, что мы это уже все прошли!»

Почему же это произошло? Просто потому что Гайдара, находившегося во всеоружии знания мировой экономической науки, сменил В. С. Черномырдин. «Порядочный человек», по определению Гайдара, повторю – вполне подтвердившемуся, он в этом отношении был, что называется, девственен.

Черномырдин много знал про социалистическую экономику– с ее дефицитом, с непременными снабженцами и их умением «выбивать» нужные материалы. С ее туфтой, с «социалистическими обязательствами» по «перевыполнению плана». (Невежественные иностранцы все диву давались: зачем же составлять такой план, который надо перевыполнять? Не лучше сразу составить точный, чтобы точно его и выполнить? Но где же им было нас понять!..)

Но что такое «нормальная» рыночная экономика, каковы ее законы – Черномырдину узнать было неоткуда. К тому же к нему прочувствованно взывали недавние товарищи по партии:

«Мы обращаемся к россиянам: на вас надежда! Обращаемся к Черномырдину: не предавайте Россию, будущее ее не в рынке и не в частной собственности, которые разделяют людей, а в разумной организации экономики на прогрессивных принципах социализма, соборности» («Правда», 31 декабря 1992 г.).

Это уже было нечто новенькое, привнесенное в идеологию коммунистов новым временем – удивительное соединение «социализма» с мало кому понятной, но приятно звучащей «соборностью».

Черномырдин, например, не знал, что если цены перестают быть свободными, если их искусственно сдерживать – они все равно растут, вот какая штука. Только еще больше.

Он, видимо, думал так: «Вот Гайдар разрешал взвинчивать цены, обирал народ… А мы не разрешим повышать цены на особо важные продукты! И народу станет легче…»

И тут же товары, цены на которые приморозили, таинственным образом исчезли с прилавков…

Еще раз зададим вопрос – почему? И послушаем ответ Гайдара – в его много раз нами цитированной автобиографической книге «Дни поражений и побед». Советую моим юным читателям вникнуть в эти довольно элементарные экономические вещи – хотя бы для того, чтобы суметь ответить несведущим людям на их невежественные рассуждения о Егоре Гайдаре. Вот она, технология инфляции:

«Российские потребители, на чисто бытовом уровне уже понявшие, к чему это может привести, бросились раскупать товары, пока они еще имелись в магазинах. Поднялась волна ажиотажного спроса. При высоких недельных темпах инфляции индекс насыщенности потребительского рынка пошел вниз» (Е. Гайдар, 1996).

…Надо ли говорить, что обвинили в этом Гайдара? «Вот что он наделал, теперь будем после него долго разгребать!»

Но, к чести Черномырдина, он быстро понял насущную необходимость нужных знаний. Е. Г. Ясин, оставшийся работать в его правительстве, стал давать ему уроки современной экономики. И Черномырдин оказался очень старательным учеником. Но, конечно, обучиться этому в зрелом возрасте было непросто. И пока он учился – делал серьезные ошибки в масштабах страны. И пущена была впоследствии острота: «Виктор Степанович получил самое дорогое в мире экономическое образование».

«.. А я уехал под Питер, – рассказывал Гайдар Альфреду Коху, – газет не читаю, радио не слушаю. Мне звонит Толя (А. Б. Чубайс) и говорит: “Ты знаешь, что здесь происходит? Ужас, кошмар”.

Тут я проснулся.

Понимаю, чем чревато произошедшее.

Знаю, что имею возможность влиять на ситуацию, вмешаться в которую сочту нужным. Звоню Борису Николаевичу, говорю, что это важно, что пришлю ему короткую записку о том, что, на мой взгляд, нужно делать немедленно. Он записку прочитал, дал соответствующие указания. Короче, мало-мальски ответственную денежную политику и свободные цены удалось отстоять. Но не без потерь, не без потерь…»

2. «Лифт не едет»

…И еще одно ощущение того, кого на полном скаку ссадили с коня: «Вдруг приходит понимание того, насколько сам изменился, постарел. Всего год назад пришел работать в правительство молодым энергичным тридцатипятилетним человеком, а сейчас такое ощущение, что прибавилось по меньшей мере лет пятнадцать».

Он хочет понять – в чем же дело? Не все могут заглянуть в себя – да еще поглубже. Многим боязно. А он умеет. И не боится того, что там увидит.

«…После этого сумасшедшего года радикально изменилось восприятие жизни, людей».

Всего только год! Ну представьте себе – один школьный год – разве может что-то радикально измениться?

Но это был год, когда именно он, Егор Гайдар, каждую минуту отвечал за жизнь огромной страны, находящейся к тому же в ужасном экономическом положении…

«Самое неприятное – стал гораздо жестче, холодней».

А как иначе? Ведь на этом посту нельзя мямлить, мекать-бекать. Надо сразу решать – этому выделить средства, а тому – нет, хоть он и стоит перед тобой чуть не со слезами на глазах и, кажется, сейчас брякнется в обморок: ведь его там, в Вологде или в Иркутске, люди с деньгами ждут!