Лагерь на озере чикомасов - Клепов Василий Степанович. Страница 11

– Что же они здесь лошадей, что ли, поили? – рассуждал я, но, приглядевшись к следам, неожиданно представил себе всё, что здесь происходило часа два-три назад.

Люди выгружали рыбу, точнее, перегружали её в лодку. Вон даже в воде видно, как кто-то, упираясь ногами, отпихивал лодку.

– Ищи, Берта! – радостно закричал я.

– Ищи! – сказал Стёпка, и собака, нагнув голову, снова помчалась по следу колёс.

След вывел на улицу села и затерялся в многочисленных колеях на песчаной почве. Собака пошла тише, несколько раз возвращалась назад, потом снова вела носом по земле.

Свернув с дороги, Берта подбежала к широким воротам, закрытым на внутренний запор. Она лаяла и прыгала на эти ворота, пока мы не подошли к ней.

– Кого нелёгкая несёт? – послышалось из-за ворот.

Они открылись, и я увидел перед собой небольшого старичка, одетого, несмотря на жару, совсем по-зимнему – в полушубок и валенки.

Собака, чуть не сбив старичка с ног, проскочила во двор, а старик, оглядев свой полушубок, сказал:

– Вот сатана… Чуть шубу не порвала… Твоя, что ль, собака, тёзка?

– Это же Берта, дядя Стёпа! Или забыл, как давал щенка?

– Ну и выросла, сатана!..

Собака вертелась под сараем вокруг большой телеги. Пастушок погладил её, собака обрадовалась и ещё больше запрыгала.

– А кто сегодня ездил на этой телеге?

– На этой? На этой, тёзка, приехал недавно парнишка Молчунова… Как его зовут-то? Ну, да, Мишка!

– А он не сказал, куда ездил, дедушка? – спросил я.

– Сатана тебе дедушка, – проворчал старик и отвернулся.

Стёпка быстро дёрнул меня за рукав и шепнул:

– Не любит, когда дедом называют… Зови его дядя Стёпа.

Я быстро поправился:

– Извините, пожалуйста, дядя Стёпа… Но, может, Мишка сказал вам, куда ездил?

Дядя Степа посмотрел на меня быстрыми серыми глазами и, хитро улыбнувшись, сообщил:

– Говорит, за сеном ездил… А поди-ка узнай, куда он, сатана, ездил!

Я наклонился. От телеги очень сильно пахло рыбой.

– Подите сюда, дядя Степа! – позвал я. – Не сможете разобрать, чем так пахнет от телеги?

– Рыбой? – удивился старик. – Ах, сатана его возьми! Да где же он её натягал? Чур, ни слова, ребята! Никому! Если Молчунов начнёт расспрашивать, ничего не говорите…

– Докуда ж молчать? – улыбнулись мы. – Да, может, его сразу надо забрать?

– Немного помолчать придётся. Ну, денька два… А там мы найдём на него управу.

Старик некоторое время смотрел на меня, потом подмигнул и засмеялся меленьким смешком.

– Кто ж вы такие?

Старик видел меня в первый раз, пришлось рассказать, кто я и как познакомился с Федей.

– Вот хоть его спросите, – указал я на Стёпку. – Федя с нами заодно.

– Пионеры? – уже серьёзно произнёс старик.

– Конечно!

И тогда он вдруг поднял руку и шутливо и торжественно провозгласил:

– Будь готов!

– Всегда готов! – отдал я салют.

Старик заулыбался и похлопал меня по плечу.

– День-два ещё подождём. А то разве можно терпеть такое? Вот сатана-то! Ах, сатана, ну и сатана!

Мы уже закрывали за собой ворота, когда старик крикнул:

– А Федьку-то тоже, что ли, в пионеры записали?

Я отрицательно покачал головой. Он подмигнул и засмеялся:

– То-то! А то ведь он вроде у нас в партии состоял…

Я спросил Стёпку:

– Как думаешь, сам-то не скажет?

– Убей, не проговорится. Ну, а сейчас в магазин, потом живо домой, и – к Феде.

Добежав до магазина, мы стали подниматься по широкой каменной лестнице. На ступеньках сидел человек без шапки, в синей рваной рубашке и грязных солдатских штанах. Перед ним стояла бутылка водки и лежал солёный огурец. Человек время от времени отпивал из горлышка, тащил в рот огурец, но, так и не дотянув, опускал руку.

– Ты что, дядя Гриша, так рано? – сказал Стёпка. – Работать надо, а ты уже пьёшь…

– Сынок! – нараспев прохрипел пьяный, окинув нас масляными глазами. – Да я поработал… Видишь, на пол-литра и зашиб…

– Где ты поработал? Колхозники ещё только в поле выходят…

– Эх, сынок! – ухмыльнулся пьяный. – В колхозе разве получишь под расчёт? А я в другом месте…

– Где?

– Где был, там теперь меня нет, – человек снова поднял голову и, наклонив бутылку горлышком вниз, допил остатки.

Через несколько минут мы услышали какую-то песню.

– Это Молчунов, – прошептал Стёпка, – тот самый, что брал лошадь…

Я осмотрел прилавок. Собственно меня интересовали только сигареты. Но здесь были «Беломорканал», «Прибой», «Север» и никаких сигарет. Я спросил у продавщицы сигареты «Шппка». Она ответила, что таких у неё нет и никогда не было.

– Никогда? – удивился я.

– Да. А вы запишите вот сюда, – протянула она мне книгу записей предложений.

– Нет, зачем же… Вы дайте нам хлеба.

Мы купили хлеба и вышли на улицу. Молчунов всё сидел на той же ступеньке, но уже совсем пьяный. Его голова свесилась к коленям, в руке он всё ещё держал непочатый огурец.

– Ну, теперь будет сидеть здесь целый день, – усмехнулся Стёпка…

Боря уже заждался меня.

– Где ты всё ходишь? – заворчал он, но когда я рассказал ему всё про следы, про Молчунова, сразу посветлел и закричал:

– Юра! Юра, ты слышишь?

– Я всё слышал… Молодец, Ваня!

Я заглянул в палатку, где устроился наш учёный секретарь.

– Вот это да!

В палатке на раскинутом плаще сидела лягушка. Её окружили черепаха, ондатра, утка. Лягушку замораживал своими глазами приподнявший голову уж.

Юра доделывал чучело болотного луня. Серая птица, распушив хвост и хищно вытянув голову, мчалась за кем-то на распластанных крыльях…

– Я помещу его на тоненькую незаметную проволочку и повешу вот так над всей группой… Как будто лунь сейчас бросится. А на кого – это вопрос. Потому что лунь ловит не только лягушек, но может убить ужа и утку, если она опростоволосится, – сказал Юра.

Я попросил Юру прочитать, что он ещё записал в дневнике.

– Понравилось? – обрадованно рассмеялся Юра. – Ну слушайте!

ТРЕТЬЯ ЗАПИСЬ УЧЁНОГО СЕКРЕТАРЯ

«Итак, мы можем утверждать, что наш мир сплошь обитаем, – воскликнул Дарвин в 1832 году. – В солёных озёрах, в горячих минеральных источниках, в глубинах океана, в верхних областях атмосферы – повсюду живут органические существа».

Наблюдал за крошечным участком (в 1,5 – 2 кв. м) нашего озера. Когда я уселся на кучу камыша, на поверхности вертелись два водяных паучка. Я отгородил их палкой. Один паучок ловко перепрыгнул через неё и, как опытный конькобежец, помчался по воде. Второго я не стал выпускать, тогда он поднялся и тяжело полетел. Вот я вижу, как плывёт прудовик и, прицепившись к поверхности воды, слизывает с неё всякую мелочь. Со дна поднялся жук-плавунец, несколько мгновений висел наверху, потом так же внезапно, шевеля лапками, быстро пошёл ко дну. Я приник глазом к воде и увидел массу водяных блох – дафний, за которыми охотились малюсенькие рыбки. Потом по дну проползла в своём домике личинка ручейника. Тут на неё набросился рак, но личинка моментально спряталась в свой домик.

Я опустил руку, и к ней мигом присосались две пиявки. Так, на крохотном участке озера я насчитал свыше десятка разных существ, которые жили, дышали, питались. И подумал, как же жалки наши наживки, которыми мы пытаемся привлечь рыбу!

Потом я увидел камышевку-барсучка и гонялся за ней по зарослям тростника. Но эта птичка умеет, не поднимаясь в воздух, уходить от человека. Она с ловкостью мыши пролезает в любой чаще, перелетает с одной тростинки на другую. «Шарр, шарр» – только по этому её крику, выражающему, очевидно, неудовольствие, я и находил её. Удивляюсь, почему камышевку назвали барсучком. В ней нет ничего похожего на барсука. Если уж называть как-нибудь, то лучше всего назвать «камышевка-мышка».