Волшебные яблоки - Драбкина Алла. Страница 3

А вечером Лешка валялся дома на диване и басил, как пароход в тумане:

— Куда вы меня послали! Ну куда вы меня послали! Хочу в Парголово! В Парголово!

— В Парголово хочу, — тоненько подвывала ему из соседней комнаты Лариса.

Девочка, которая хотела танцевать

Знаменитая артистка выступала в школе, в которой она раньше училась. Поэтому артистка очень волновалась, хоть и привыкла выступать. Ведь в школе работали еще учителя, которые учили ее. Да и сама школа, стены, даже какой-то особенный запах, запах именно этой школы, который она помнила с детства, — все это волновало ее. Она помнила сцену, где впервые выступала с единственным четверостишием. Она тогда растерялась, и когда подошла ее очередь читать, почему-то охрипла и не смогла вымолвить ни слова. Хорошо, что ее выручила Наташка Сольцова, которая помнила текст.

До выступления к артистке подошел старый учитель физики и сказал, улыбаясь:

— Ты, конечно, не будешь говорить детям, что хорошо училась по физике?

— Нет, что вы…

— Это я так, шучу, чтоб ты знала о моем присутствии…

И артистка вдруг подумала, что можно говорить попроще, не боясь учителей.

— Я не знаю, что сказать вам, ребята, — начала она. — Я не умею говорить. В этой школе я училась. И вместе со мной учились хорошие люди. И каждый раз, когда я получаю новую роль, я вспоминаю школу, моих учителей и товарищей… Я помню почти всех, иногда даже играю кого-нибудь из них. Хорошая память обязательно должна быть у актера.

— А как вы поступили в театральный институт?

— Я залезла на стенку.

— Как это — на стенку?

— А мне задали такой этюд — сделать вид, будто я залезаю на стенку. Сказали, что если я не залезу, то меня не возьмут. И я залезла…

— Искусство требует жертв, — важно сказала одна из девочек.

Все засмеялись.

— Я так не думаю, — сказала артистка. — Вся моя жизнь была бы жертвой, если б я не стала актрисой. Искусство — это удовольствие и самое большое счастье. Счастье прежде всего для меня самой.

— Скажите, пожалуйста, а вы долго учились танцевать?

— Я танцую всю жизнь.

— С четырех лет, да?

— Всю жизнь.

— Станцуйте нам, пожалуйста, — попросила учительница пения. — Я вам сыграю!

Артистка подумала о том, что танцевать гораздо легче, чем говорить. И согласилась. Учительница пения села за рояль и стала играть вальс из спектакля «Русалочка». Артистка совсем по-девчоночьи тряхнула головой и начала танцевать. Вначале движения ее были немного скованны, потому что она всегда волновалась именно на этой школьной сцене, но потом она подчинилась музыке, будто забыла о зрителях, закружилась, заколдовала, лицо ее стало прекрасным и значительным. Она танцевала, нет, просто летала по сцене.

Ребята смотрели на нее, раскрыв рты, и никто ничего не говорил. Слова были ни к чему, это всем ясно.

В первом ряду сидела девочка с запрокинутым лицом. Она сидела так потому, что если не запрокинуть лицо, то можно заплакать. А ей было стыдно плакать при всех.

Артистка кончила танцевать и смущенно, растерянно улыбнулась. Она всегда смущалась после окончания танца, и лицо у нее дрожало. Но она все-таки заметила девочку в первом ряду, которая с трудом сдерживала слезы. Что-то знакомое почудилось артистке в лице девочки, настолько знакомое, что она задержала на ней взгляд, хоть и понимала, что неприлично рассматривать человека, собравшегося плакать.

— Но ведь в спектакле вы танцевали совсем иначе, — сказала учительница пения.

— Да. Я всегда танцую по-разному…

— А почему?

— Не знаю. Это зависит от многого. От настроения, от погоды… — Артистка развела руками, не зная, как объяснить все проще.

Потом стали приходить записки. В записках спрашивали, что надо делать для того, чтоб стать актером, обязательно ли будущему актеру быть отличником и совпадает ли ее последняя роль с ее характером.

Она сказала, что актером может быть всякий, кто этого по-настоящему хочет, но что хотеть этого очень трудно, что отличником быть не обязательно, но желательно, что роль Русалочки с ее характером не совпадает.

На одну записку артистка не ответила.

Вот эта записка: «Я хочу танцевать, но меня не приняли даже в кружок. И еще я некрасивая. Что делать?»

Почему-то артистке совсем не хотелось отвечать на этот вопрос при всех, к тому же ей показалось, что она знает, кто написал записку, потому что лицо девочки с первого ряда, показавшееся ей знакомым, было таким ожидающим! Артистка сказала:

— Тут есть еще одна записка, от одной девочки. Пусть она подойдет ко мне потом.

Сказав это, артистка поняла, что не ошиблась и совершенно верно угадала, кто написал записку, — так засветилось лицо девочки с первого ряда.

Девочка догнала ее на улице.

— Это я написала записку, — сказала она.

— Я знаю.

— Откуда?

— Я же не слепая. Я видела твое лицо.

— И вы заметили, что я некрасивая?

— Это тебе кажется. Мне нравится твое лицо.

— Зато коленки… Вы видите, какие у меня ужасные коленки? Я хочу танцевать, а меня не берут. Говорят, коленки торчат. А потом стали мне ногу назад загибать, а мне больно. Говорят, что я не гожусь. А я не могу не танцевать.

— Так и танцуй себе на здоровье.

— Но меня не принимают.

— Меня тоже не принимали, — печально сказала артистка.

— Как, разве вы не учились?

— Только уже в институте. Да и то по танцу у меня всегда была тройка.

— Так как же вы теперь так здорово танцуете?

— Я всегда хотела танцевать.

— Вы так часто говорите хотела…

— Потому что это главное. И вообще идем ко мне в гости. И будем вместе танцевать.

— Вы? Со мной?!!

— Конечно. У меня дома много пластинок.

Девочка засияла от такого счастья. Она не заметила, что артистка была рада не меньше ее. У артистки не было детей, но она их очень любила. В школе она даже была пионервожатой в младшем классе. И завидовала учителям, ругала себя за то, что не стала учительницей, хоть и чувствовала, что учительский труд ничуть не легче актерского. Потому-то она и обрадовалась знакомству с девочкой, которая хотела танцевать.

Ей очень нравилось лицо девочки. Ей казалось, что когда-то она уже видела это лицо: толстогубое и беззащитное. Почему-то хотелось защищать человека с таким лицом.

По дороге они зашли в магазин и купили пельменей, пирожных, сгущенного молока и конфет. Потом еще зашли в рыбный магазин и купили салаки для кошки по имени Пепита.

Артистка жила в большой коммунальной квартире. Когда они шли по коридору, навстречу им попалась некрасивая пожилая женщина.

— Опять кошка орет, как сумасшедшая! Опять ты где-то ходишь, — зло проговорила она.

Кошка была совсем маленькая, просто котенок. Она спала на своем коврике, и только почувствовав запах рыбы, проснулась и кинулась к сетке с салакой.

— Я пойду приготовлю обед для нас и Пепиты, а ты можешь послушать музыку. Вот проигрыватель, вот пластинки.

Артистка вышла, а девочка поставила Венгерские танцы Брамса и стала играть с кошкой.

Артистка готовила обед и думала о девочке, которая хочет танцевать. Где она видела это лицо? Почему обратила внимание на девочку? Потом она вспомнила про то, как сама была девочкой и как ее тоже не принимали в хореографический кружок, потому что у нее торчали коленки и ей было больно, когда балетмейстер загибал ногу назад.

…Она стала танцевать сама. Но сначала она придумывала пьесы. В них играли ребята со всего двора. Правда, ей доставались самые плохие роли, потому что она никогда не умела командовать, и власть была в руках Вики Седовой. Вика была очень красивая и потому очень гордая. Она не потерпела бы, чтобы кто-то другой играл главные роли. Вика жила с ней в одной квартире, и днем, когда взрослые уходили на работу, их квартира превращалась в театр. Поперек коридора вешалось два одеяла, изображающих занавес, перед занавесом ставились все имеющиеся в квартире стулья и табуретки, на которых и усаживались зрители. Вначале зрителей было немного, но потом, когда все няньки и бабушки прослышали про спектакли, они стали являться со своими детьми, а иногда даже оставляли детей в «театре», а сами уходили по делам. Когда репертуар исчерпывался, то Зойка (так звали артистку) тут же сочиняла новую пьесу, а Вика быстренько распределяла роли, потому что считала, что только она одна и может это сделать. Главные роли она, конечно, брала себе, а Зойке давала второстепенные, а если и не второстепенные, то такие, в которых нужно быть некрасивой. Однажды, правда, Зойка играла главную роль — негритенка по прозвищу Снежок, но это только потому, что Вика не хотела пачкать себе лицо жженой пробкой. Этот спектакль зрители любили больше всего.