Девять братьев (сборник) - Чуковский Николай Корнеевич. Страница 6

Василий Степанович быстро обернулся, посмотрел – нет ли кого во дворе – и затем ловко спрыгнул в отверстие.

Ему пришлось нагнуться, чтобы не задеть шапкой за потолок подземелья. Нагнувшись, он сделал шаг, остановился, вглядываясь в темноту, и зажег электрический фонарик. Яркий сноп света скользнул сначала по лицу Павлика, затем по лицу Эрны.

– Это ты? – воскликнул он. – Жива? Какая радость!

Голос у него был мягкий, немолодой. Василий Степанович, как видно, был необычайно взволнован встречей с Эрной. Он потушил фонарик и спрятал его в карман. Потом вынул из кармана чистейший, выглаженный, сложенный вчетверо носовой платок, осторожно развернул его и вытер себе глаза. Опять так же аккуратно сложил платок и сунул его в карман.

– Жива… – повторил он расслабленно. – Как я искал ее все эти дни, как искал! Она обидела меня, незаслуженно обидела, ох, как обидела! Я искал ее все эти дни и ночи, искал повсюду. Уже не было никакой надежды, а я все искал…

Он говорил сам с собой, не в силах подавить волнение.

– Пойди сюда, милая моя девочка!

Эрна не двинулась с места. Тогда он сам подошел к ней, взял за руку, обнял и поцеловал в макушку, через шерстяной платок.

– И ты была здесь все время? – продолжал он. – В таком холоде? Бедная… Чудо, что ты жива. Где же ты спала? Там, на нарах? И этот мальчик был с тобою? – Он погладил Павлика по шапке. – И больше никого не было? Ну, пойдем, пойдем, я хочу посмотреть, как вы тут жили…

Крепко держа Эрну за руку, Василий Степанович открыл дверь в комнату с нарами.

– Здесь гораздо теплее, – сказал он. – Иди и ты, милый мальчик. – Он вынул из кармана фонарик, и желтый кружок электрического света запрыгал по нарам. – Вот тут вы жили? – Он торопливо шагал вперед, таща за собой Эрну. Павлик шел следом. – Вот и засыпанный выход…

Однако засыпанный выход не надолго привлек к себе внимание Василия Степановича. Свет фонарика торопливо скользнул по обвалу и перескочил на ту стену, где была дверь в комнату с телефоном. На этой стене, и особенно на двери, желтый кружок света задержался гораздо дольше. Дверь была заперта снаружи большим замком, и замок этот Василий Степанович освещал по крайней мере целую минуту.

– Что же ты здесь ела? – Василий Степанович направил луч света Эрне в лицо. – Столько дней! Милая, милая…

Эрна молчала. Вообще с самого его появления она не произнесла ни одного слова, хотя покорно ходила за ним.

– Она ела изюм и сухари, – сказал Павлик.

– Что? Изюм и сухари? – переспросил он и снова осветил замок на запертой двери. – Где ж ты взяла?

– Вот в этой комнате, – указал Павлик.

Василий Степанович, ведя за собой Эрну, торопливо подошел к двери и ощупал замок.

– Так ведь здесь заперто! – с недоумением и даже тревогой воскликнул он. – Ах, боже мой, стена треснула…

Он сразу нырнул в трещину, таща за собой Эрну. Павлик тоже полез вслед за ними. Василий Степанович осветил телефон. С чрезвычайной поспешностью он бросил свой фонарик на стол и схватил телефонную трубку. Немного послушав, повесил трубку на рычаг и, снова взяв фонарик, осветил ящики с изюмом и сухарями. Он пощупал сухари, взял одну изюминку и проглотил ее.

– Еще осталось, осталось… – приговаривал он. – Тебе одной еще дня на четыре хватило бы, а вам двоим – на два. По нынешним временам это неисчислимое богатство! Что же с этим делать? Здесь, вероятно, был склад какой-нибудь или что-нибудь в этом роде. Добро государственное, мы обязаны его сберечь. Оставить так нельзя. Раскрадут, непременно раскрадут. Взять с собой?.. Чтобы потом сдать, конечно, заявить и сдать… Нет, в квартире сейчас тоже небезопасно: жильцы, соседи. Оставить так, а дырку в подземелье завалить со двора камнями, да еще снежком присыпать, чтобы не видно… а потом заявить, – решил он. – Да что же я столько времени теряю? Скорей, скорей. Ведь ты так давно не дышала свежим воздухом… Мальчик, ты тоже пойдешь с нами.

9

Эрна, поев каши, сразу, не раздеваясь, заснула на диване. Василий Степанович накрыл ее шерстяным платком и подсел к железной печурке. Он все еще был в шубе, хотя комната уже достаточно нагрелась. Бобровая шапка лежала у него на коленях, и большой выпуклый лоб его, сливающийся с лысиной, блестел при свете крошечной коптилки, стоявшей на столе. Дверца печурки была открыта, и алые отсветы пламени прыгали по мебели, загромождавшей комнату. Здесь было много разных столиков, диванчиков, шкафов, кресел, стульев с гнутыми ножками и спинками, с поблескивавшей во тьме позолотой. Они стояли друг на друге, загораживая стены.

Василий Степанович время от времени подбрасывал в печурку щепки, а Павлик, уже съевший тарелку каши, сосал ломтик шоколадки, стараясь делать это как можно медленнее.

– Странная, безумная девочка, – сказал Василий Степанович. – Ты заметил, что она странная?

Павлик кивнул головой.

– Она вместе с матерью бежала от немцев из Таллина. Тогда уже проехать можно было только морем. На пароходе были одни женщины и дети, и все же немцы разбомбили пароход. Экие негодяи! Эрну и ее маму спасли – их подобрал в воде другой пароход. Но и этот пароход немцы потопили, и Эрна с матерью снова тонули, их снова спасли. Мать Эрны – это моя родная сестра – заболела и умерла, и с тех пор Эрна стала такая странная. Ей всюду чудятся немцы. Она тебе об этом говорила?

Павлик покачал головой.

– Она погибнет, непременно погибнет, – продолжал Василий Степанович. – На этот раз она спаслась только чудом. Если она снова убежит, то, безусловно, умрет с голоду. Вот, удрала от меня и даже своей хлебной карточки не захватила. Я все эти дни получал продукты по ее карточке и откладывал. Эта каша сварена из ее крупы, так что это она тебя угостила, а не я. На карточку, конечно, сейчас не проживешь, но у меня кое-что есть… Со мной она даже не разговаривает. Быть может, тебя послушает? Приходи к нам чаще, уговори ее не убегать из дома. Поговоришь? Обещаешь?

Павлик кивнул головой.

Василий Степанович встал и осторожно поправил на спящей Эрне платок, подложил в печурку щепок и снова уютно расселся в кресле.

– Так ты ловишь ракетчиков? – спросил он у Павлика.

– Угу, – ответил Павлик, не открывая рта.

– Удивительные мальчики в нашем городе! Все они либо ловят ракетчиков, либо тушат зажигательные бомбы, – сказал Василий Степанович. – На крышах сейчас куда больше детей, чем в садах. Всякий другой город в мире давно бы сгорел, если бы на него бросали столько зажигательных бомб! Но у нас зажигательные бомбы тушат, у нас мало пожаров. Вот с ракетчиками дело другое. Мне иногда думается: да существуют ли вообще в природе эти самые ракетчики, не миф ли это, не плод ли народной фантазии. Ты, например, видел ракету?

– Видел, – сказал Павлик.

– Ну, когда например?

– Сегодня утром видел. Перед первой бомбежкой. Когда еще темно было.

– Откуда же ты знаешь, что это ракета? Сейчас вокруг города днем и ночью артиллерийская пальба, на небе непрерывные вспышки, и, вероятно, отсвет дальнего выстрела ты и принял за ракету.

– Нет, я его ракету со вспышкой не спутаю.

– Какая же она, эта ракета?

Павлик задумался.

– Зеленая… – сказал он неуверенно. – Особого зеленого цвета.

– Какого же это особого?

– Свет у нее мертвый.

– Мертвый? Вон оно что! И ты много раз видел эти ракеты?

– Несколько раз.

– Ну хорошо. Предположим, ты сегодня утром видел ракету, – сказал Василий Степанович. – А ракетчика? Ракетчика видел?

– И ракетчика видел.

От шоколадки во рту уже ничего не осталось, и Павлику ничто не мешало говорить.

– Он всегда пускает ее с одного и того же места и всегда как только начнется тревога. Сегодня я подстерег его. Заранее стал возле того дома и подстерег. Только началась тревога – та, первая, я сразу на чердак и через окошко – на крышу. Там всего одно окошко. Крыша железная и такая крутая-крутая, что на ней можно только лежать. Даже снега на ней почти нет, весь скатывается. Я лег и стал ждать.