Шел ребятам в ту пору… - Харченко Людмила Ивановна. Страница 6

— У меня задерживаться нельзя. Уходи… Через дворы на соседнюю улицу. — Подпольщица не знала настоящей фамилии Волкова, да и не старалась узнать ее. Он выполнял задание так же, как и она.

Николай решительно шагнул к выходу. Но только взялся за щеколду, как в квартиру ворвались фашисты и полицаи.

— Хенде хох! — заорал гитлеровец и навел на Волкова дуло автомата.

Волков выстрелил из пистолета в лицо фашисту. Тот упал. На Николая сразу набросилось несколько гитлеровцев. Полицаи скрутили руки хозяйке квартиры, злобно приговаривая:

— Коммунистическое кодло собираешь тут!

Обоих выволокли на улицу, бросили в машину и повезли в гестапо.

На третьи сутки Глеб узнал о Николае, узнал, что его уже нет в живых.

Он пришел к Жене похудевший, бледный, небритый.

— Что случилось, Глеб? — кинулась к нему встревоженная Женя. — На тебе лица нет.

Глеб искоса посмотрел на мать Жени, на больного отца.

Женя поймала его недоверчивый взгляд:

— Не таись. Папа партизан гражданской войны, а мама лишнего слова не проронит.

— Брата моего, Николая, замучили в гестапо.

— Крепись, сынок, — тихо отозвался Кузьма Иванович. — Война есть война, и наша доля мужская такая. В гражданскую, знаешь, сколько беляки моих друзей порубали! А я злее становился. Мсти и ты окаянным фашистам.

Женя подошла к Глебу, сжала руку в локте.

— Проводи меня, Женя.

— Хорошо, Глеб.

Шли молча.

— Жень!

— Что?

— Поможешь мне?

— В чем?

— За брата… И, знаешь, поговори с Валей. Как она, крепкая? Нам помощь нужна.

— Да, да, конечно. Я и с Нелей поговорю, — горячо отозвалась Женя.

— С Нелей пока подожди. И втроем — ты, я, Валя — встретимся. На нейтральной полосе.

— Что это значит?

— А это значит, что ни у тебя, ни у Вали, ни у меня. Где-нибудь под носом у фрицев. Ну, скажем, на скамейке у клуба.

Глеб перехватил недоверчивый Женин взгляд.

— Ну, у какого-нибудь двора на скамейке.

— Согласна, Глеб. На Валиной улице. Там фрицы почти не живут.

Втроем они сидели на стволе поваленного дерева и вели тихую беседу.

— Наша работа, девочки, будет заключаться не только в расклеивании листовок и сводок. Мы должны собирать точные сведения о расположении противника. Хорошо бы кому-нибудь из вас устроиться в фашистский штаб и добывать оттуда кое-что из бумаг — предписаний. Найдется ли спокойная, смелая и умная девушка, такая, чтобы не выдала нас?

— Найдется, — сказала Валя.

— Неля Белявская! Да? — воскликнула Женя.

— Поговорите с ней о работе в штабе. Проникнуть туда трудно, но надо попытаться… Ей обо мне ни слова. Она будет знать только вас.

Глеб назвал девочкам объекты, за которыми нужно вести наблюдение, дал адрес явочной квартиры, назвал дни, в которые можно туда приходить, вручил свежую сводку Совинформбюро для распространения в городе.

После того как Глеб ушел, девушки уже хотели разбежаться по домам, но Валя заметила двух мальчишек. Посредине улицы они тащили вязанки хвороста, подняв пыль столбом. Валя присмотрелась к ребятам:

— Сережа! Сеня!

Сережа подбежал к Вале; обрадовался и встрече с вожатой, и тому, что она жива и невредима.

— Валя, здравствуй! — Оглянулся назад, посмотрел по сторонам и, убедившись, что немцев нет, тихонько произнес:

— Будь готов!

— Се-ре-жка-а! — Удивленная, оглушенная мальчишечьей доверчивостью, Валя прижала его к себе, затем пристально посмотрела в серьезные глаза и так же тихо ответила:

— Всегда готов! — и спросила взволнованно: — Сережа, даже теперь ты чувствуешь себя пионером? Не забыл?

— Забыл?! — Сережа нахмурил светлые брови, затем вскинул глаза, посмотрел на Валю: — Мы с Сенькой просто в подполье ушли… а не забыли…

— Сережа, кто остался в городе?

— Да все ребята.

— А зачем вы лес рубите?

— Это не для себя. Это мы для одной тети…. Она заболела. У нее маленький ребенок, а муж на фронте фрицев лупит. Вот мы и помогаем ей.

— Молодцы! А чем вы еще занимаетесь?

— Сеня, покажи, — попросил Сережа.

Сеня вытащил из кармана небольшой фонарик и протянул Вале.

— Это мы у фрица взяли… в машине нашли.

— Фонарик — вещь неплохая, — сказала Валя, — но рисковать из-за такой игрушки не стоит.

Женя до сих пор стояла в сторонке молча, а тут не выдержала:

— Очень вы хорошее дело делаете, что помогаете семье фронтовика. А фонарик — чепуха! Ребячья игрушка!

Мальчики сникли и молча глядели себе под ноги.

Валя сделала знак Жене, чтобы та ушла.

Когда они остались втроем, она заговорщицки предложила:

— Ребята, давайте соберемся по цепочке?

— Давайте! — радостно подхватил Сережа. — А куда приходить?

— Ну, хотя бы к моему дому. Только помните — сейчас другое время, кругом враги. Лютые! Вы это понимаете сами. И по цепочке надо созывать неболтливых ребят. Чтоб даже под страхом смерти не выдали врагу нашу с вами тайну.

— Мы понимаем, — Сережа взглянул на Сеню, как бы ища подтверждения.

Уточнили день и час сбора.

Первое сентября… День начала учебного года. Там, по ту сторону фронта, школьники сегодня сядут за парты. А здесь, на оккупированной врагом земле, они могут только мечтать об учебе… Возьмут в руки учебники, посмотрят и, вздохнув, положат их на этажерку.

Валя пришла к Неле.

— Пойдем хоть посмотрим нашу школу, — предложила она.

Зашли за Женей. Через полчаса были у школы. Подошли и обмерли: школу фашисты превратили в конюшню.

— А еще хвастаются своей культурой! — гневно прошептала Валя.

К девочкам подошел часовой с автоматом в руках.

— Вэк! — махнул он оружием в их сторону.

— Сам «век»! Влез в нашу школу да еще и прогоняешь, — тихо обронила Валя.

Молча повернули назад.

— Такая злость, такая злость берет, — со слезами говорила Неля.

— Злостью и слезами тут не поможешь, — жестко прервала ее Женя.

— А что же делать? Что?

— Что делать? Например, достать сведения о передвижении фашистов, их планы.

— А что делать с этими сведениями? Партизан в городе нет, — возразила Неля. Хоть и достанешь, а передать-то некому.

— Ты говоришь так, как будто у тебя уже есть сведения, — улыбнулась Валя.

— Сведения можно бы достать. — Неля грустно покачала головой. — Этот рыжий Рихард Шмидт, квартирант Дарьи Петровны, соседки, звал меня работать уборщицей в штабе. Наверно, там можно достать сведения…

— Ну, а ты что этому Шмидту ответила? — взволнованно спросила Валя.

— Что я отвечу? Сказала, что больна. В самом деле, не могу же я быть поломойкой у врагов. Лучше умру с голоду, чем на них работать!

— А если понадобятся планы, о которых мы говорили, тогда пойдешь?

— Если нужно, пойду.

— И хныкать не будешь? — спросила Валя.

— Не буду!

Во дворе Белявских сели на низенькую скамейку под деревом.

Женя заговорила первой.

— Ты, Неля, иди. Не отказывайся. Но прежде дай нам честное комсомольское слово… Да, ты ведь не комсомолка! — спохватилась она. — Ну, дай самое честнейшее слово советской школьницы, что о нашем разговоре никто никогда не узнает.

Неля обиделась:

— Вы знаете меня не один год, знаете, если я что пообещала — выполню. Вам торжественная клятва нужна? Даю! Даю свое честное советское слово, слово советской школьницы, что этот разговор и наша тайна умрут вместе со мной.

Глаза Нели, почти всегда веселые, смеющиеся, были по-взрослому серьезны. По ее лицу словно прошла тень. И, быть может, в эту минуту Неля переступила грань беззаботного отрочества.

— Если будет возможность, узнай, где хранятся секретные документы, сделай слепок с ключа, — сказала Женя.

Теперь Неля заискивала перед Шмидтом. Вечером она вышла из дома, села на скамейке с томиком Чехова, но содержание рассказа не воспринимала. Она вся превратилась в слух. Наконец во двор вошел Шмидт. Неля подняла голову, улыбнулась: