Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей - Рушкис Валентин Соломонович. Страница 19

— Для кого же вы ее строите? — спросила Вийу.

— Как «для кого»? Для себя! Это будет наша электростанция! — сказала Айме.

— Ишь хозяйка какая…

Сказать бы им сейчас: «Как так, по какому праву? Земля-то моя!» Но как скажешь? Земля давно числится за совхозом. А ведь эта мельница могла принадлежать ей, Вийу! Построй она себе такую — разбогатела бы, всех соседей подмяла бы под себя. Высоко забралась бы, не достанешь!

Нет, нельзя этого им говорить. Не поймут. А поймут — еще хуже. Лучше она вот чем подковырнет:

— Какая же она будет ваша, эта мельница, если вы ее построите, а сами школу кончите и уйдете? Вот она будет и не ваша! Для кого же, выходит, строите?

— Для себя, — просто ответил Андрес. И пояснил: — Для всех.

Он увидел, как ехидно и недоверчиво усмехнулась старуха. Ах, вот что, она издевается над нами! И этот суковатый кряж — тоже издевательство. Пила еле вгрызалась в него, визжала, подпрыгивала, нагревалась.

— Слушай, Андрес, — шепнул другу взмокший от пота, взъерошенный Волли, — ну ее! Провались она со своими пнями! Давай бросим, а?

— Ничего, — ответил Андрес, стиснув зубы. — Одолеем!

Глава шестнадцатая, где происходит нечто ужасное

— Нет, — сказал Юхан Каэр, — нет! Даже если предстоит забросить нашу стройку, водослив мы должны закончить. Сваи забиты, нужно собрать и осмолить стены, утрамбовать за ними глину.

— Я связался по телефону с Таллином, — ответил инспектор Киви. — В министерстве говорят, что турбины для вас, кажется, не нашлось. Так что все это напрасный труд.

— Водослив мы закончим. Иначе котлован обвалится, останется большая яма — вечным укором, памятником бесхозяйственности.

— Вечером решим. На педагогическом совете. Посмотрим, что скажут учителя.

— Но водослив будем достраивать, — твердо сказал Юхан Каэр, — сегодня же выйдем на работу.

Инспектор Киви пожал плечами — не все ли равно, днем раньше или днем позже остановить стройку? Ему даже нравилось упорство директора. Настойчивый, волевой человек. Просто жаль, что взялся не за свое дело… Вот вечером, на педсовете, он поймет, что упрямился напрасно…

Этого вечера все ждали напряженно и взволнованно. Нервничали и ученики и учителя. Обычно тихий и терпеливый Вальтер Пихлакас на уроке физики накричал на тощего Харри, завравшегося в пустяковой задаче. И не только накричал, но и велел остаться после уроков.

— Я тебя научу решать такие задачи! — пообещал учитель.

И сказано это было так грозно, что Харри весь остаток дня трепетал.

Хорошо, если Пихлакас просто научит его решать задачи. А вдруг это было сказано в смысле: «Вот я тебе покажу!» Хотя «покажу» — это тоже неплохо. Но, может быть, он хотел сказать: «Вот я тебе задам»?

Слух о том, что турбины могут не дать, добрался из учительской до шестого класса — Юта носила отцу лекарство и слышала кусочек разговора с инспектором. Всю переменку положение казалось безвыходным. Но Рауль Паю, рискуя схватить двойку, продумал целый урок и нашел выход.

— Ребята! — крикнул он на следующей перемене. — Давайте напишем письмо комсомольцам, строящим турбины! Я у отца видел, как это пишется: «Очень нужно, просим комсомольцев помочь». И подписи: «По поручению общего собрания…»

Предложение Рауля приняли. У всех немного отлегло от сердца. А Волли, хлопнув толстяка пониже спины, удивленно сказал:

— У тебя и голова есть, оказывается!

Андрес даже начало письма успел придумать: «Дорогие комсомольцы! К вам обращается младший брат — строители пионерской гидростанции…» Это начало всем очень понравилось, даже пионервожатой, которая заглянула в класс на переменке.

Но вообще-то Эви Калдма принесла известие, что вечером работа на строительстве пойдет как обычно, хотя сегодня без директора, потому что ему нездоровится.

И после уроков работа пошла как обычно. Водослив уже становился похожим на сказочные хоромы Ка?левипоэга — по крайней мере так казалось малышам. Но и школьники постарше не согласились бы с тем, что боковые стены водослива напоминают сарай или деревенскую баньку. А когда эти стены покрывали смолой, вид у них становился еще более внушительным.

Конечно, смолу разогревал Волли. Когда Эви увидела его за этим занятием, ей показалось, что она попала в ад. Из-под котла вырывались языки пламени, бурлила и вздымалась волнами смола, а возле котла суетился рыжеволосый бесенок с перемазанной смолой рожицей.

Пионервожатая только головой покачала.

Зато Волли был счастлив. Наконец-то он нашел дело себе по вкусу!

Здесь был котел, огонь, треск, плеск, бульканье — разве могло все это обойтись без Волли Крууса? Человек поумней всегда берется за самое интересное и ответственное дело, лишь бы оно не было трудным! А тут и отлучиться всегда можно — огонь горит, смола кипит…

Уже смеркалось, когда Волли заметил Калью Таммепыльда, сидящего на бревнышке, неподалеку от водослива. Сидел он спиной к Волли, почему-то согнувшись в три погибели, так что козырек его кепки опускался чуть ли не до колен.

Поза у силача была такой соблазнительной, что Волли недолго думая разбежался и — хоп! — прыгнул Калью на спину.

Оседланный Калью захрипел, задыхаясь от ярости, и вскочил, пытаясь стряхнуть седока. Волли гикал, хохотал и подскакивал на спине у Калью. Наконец Калью рванулся, повернул голову и.

Никакой это был не Калью…

Волли сидел верхом на инспекторе Киви.

Смех замер у Волли в горле, хотя что-то внутри еще булькало, как в котле со смолой. Рот остался разинутым, среди черных смоляных разводов сверкали вытаращенные зеленые глаза, а надо всем этим торчали рыжие вихры.

Инспектор вгляделся в страшилище — и вздрогнул от испуга.

Но Волли было еще страшней. Пока он сползал на землю, у него даже зубы начали постукивать.

— Что это значит? — придя в себя, прошипел Пауль Киви.

— У меня… болит… живот, — ухватился Волли за испытанное спасительное средство.

Это было настолько нелепо, что в голосе инспектора послышалась веселая нотка; когда он спросил:

— Ты что же, от боли на людей прыгаешь?

— Ага, от боли, — чуть-чуть ободрился Волли. — Моя бабушка, когда у нее болел, живот, тоже всегда прыгала.

— Бабушка? Прыгала? И тоже на инспекторов?

— Нет, что вы! На кого попало. А я прыгал на Калью Таммепыльда, честное пионерское! И вдруг… Простите, товарищ инспектор!

— Фамилия?

— Круус, Волли Круус, — страдальчески прошептал Волли.

Инспектор Киви уже лет сорок не играл в чехарду. Он ни на кого не прыгал, на него тоже. Ему вспомнилось что-то давнее, забавное… Конечно, этот сорванец обознался — не сошел же он с ума, чтобы прыгать на инспектора! А рожа-то, рожица чего стоит!

Простить? Но ведь это тот самый мальчишка, что позавчера поставил его в дурацкое положение — держать стенку котлована. Конечно, это он, двух таких в одной школе не бывает… Хотя — тогда он спасал свою стройку, спасал, рискуя жизнью. Да еще больной!

— Живот еще болит?

— Теперь совсем плохо стало, товарищ инспектор, — честно сказал Волли. И добавил: — Вот, вы уронили…

Вздыхая, он подал блокнот. Инспектор набрасывал в нем конспект своего выступления на педсовете, но выронил, почувствовав на себе седока…

«Нет, тут нужны строгие меры, — подумал Киви. — В этой школе только дай поблажку, они все начнут скакать на инспекторов! Так и сядут — на шею!»

— Завтра изволь отправиться в медпункт. И принесешь оттуда справку. А через два часа явись в учительскую. Там поговорим.

И, оставив Волли в полном смятении, инспектор Киви ушел.

— Там у меня произошел конфликт с вашим Круусом, — сказал он директору Каэру, пока учителя собирались на педсовет. — Он что, тоже болен?