К истокам слова. Рассказы о науке этимологии - Откупщиков Юрий Владимирович. Страница 23
«Без литовского языка, — писал он, — научное исследование славянского невозможно, немыслимо, и одна из главнейших причин тех ошибок, в которые впадали некоторые наши учёные, рассуждавшие о законах и свойствах славянской речи, состоит именно в том, что они не брали в соображение фактов, представляемых языком литовским» [60].
Чтобы это высказывание А. Ф. Гильфердинга не показалось кому-нибудь голословным, рассмотрим несколько примеров той «дружеской помощи», которую литовский язык может оказать русской этимологии.
Начнём со слова лук ‘оружие для метания стрел’. Ни в русском, ни в других славянских языках нет слов, которые могли бы послужить для слова лук таким же этимологическим «ключом», каким, например, для слова воз является везу или для слова (су)гроб — глагол гребу. Наиболее близкими внеславянекими соответствиями русскому лук являются литовск. lankas [лaнкас] ‘лук; дуга, обруч’, lankus [ланкyc] ‘гибкий’. И если на славянской почве слово лук, по существу, не этимологизируется, то приведённые литовские слова имеют совершенно «прозрачную» этимологию, отражающую хорошо известный нам тип корневого чередования *е (глагол)— *о (имя) [61]: lenk-ti [ля?нькти] ‘сгибать’ > lank-us ‘гибкий’, lank-as ‘лук, дуга’.
Благодаря этим сопоставлениям с литовским материалом, становятся этимологически совершенно ясными и такие русские слова, как лука ‘изгиб, излучина реки’ или лукавый ‘хитрый, коварный’ (кстати, в древнерусском языке слово лукавый — применительно к реке — означало также ‘извилистый’).
Аналогичным образом этимология русского слова рука, не имеющая никакой опоры на славянской почве, легко проясняется благодаря сопоставлению с литовскими словами renku [рянкy] ‘собираю’ и ranka [ранкa] ‘рука’ (с тем же индоевропейским чередованием *е — *о). Следовательно, этимологически слово рука — это ‘собирающая’ или ‘собиралка’. И здесь опять только литовский язык проливает свет на этимологию русского слова.
Точно так же слово бес (ст. — слав, бhсъ) становится этимологически понятным при сопоставлении с наиболее близким индоевропейским соответствием: литовск. baisus [байсyс] ‘страшный, ужасный’. Легко убедиться, что старославянское слово бhсъ и литовское baisus фонетически являются совершенно тождественными: — h- и — ai- отражают индоевропейский дифтонг *oi.
Подобного рода случаи, когда этимологические истоки русского слова невозможно вскрыть без помощи литовского материала, встречаются довольно часто. Они являются наглядным доказательством справедливости приведённого выше высказывания А. Ф. Гильфердинга.
Теперь можно подвести некоторые итоги. Примеры, рассмотренные в настоящей главе, показывают, что многие этимологические связи между словами, утраченные в современном русском и даже в древнерусском языке, могут быть восстановлены с помощью материала родственных индоевропейских языков. Этот материал позволяет учёным восстановить наиболее архаичный фонетический облик анализируемого слова, выделить в нем древние суффиксы, которые в наши дни уже не воспринимаются как таковые [62], определить, какие семантические изменения претерпело слово в течение длительной истории своего развития.
Многочисленные индоевропейские соответствия, которые можно встретить почти в любом этимологическом словаре русского языка и которые иногда отпугивают читателя своей «учёностью» — не просто дань традиции. Соответствия эти по большей части дают богатейший материал для восстановления древнейшей истории слов, для выяснения сложных вопросов, связанных с их этимологией.
Глава девятая
Аналогия в языке и в этимологическом исследовании
В предшествующих главах нам уже неоднократно приходилось приоткрывать дверь в этимологическую «кухню» лингвистического исследования. Попробуем теперь войти в эту «кухню» и ознакомиться с некоторыми вопросами методики этимологических «раскопок», с тем, какими, приёмами пользуются языковеды, докапываясь до этимологии слова. Начнём с одного очень важного общего вопроса.
О комплексном подходе к этимологическому анализу
В главах IV–VII мы рассмотрели особенности этимологических исследовании, связанные с фонетическим, словообразовательным и семантическим анализом. При этом у читателя мог возникнуть естественный вопрос: а какая же из этих трёх сторон является наиболее важной для установления правильной этимологии слова?
Учёные конца XIX века своё основное внимание уделяли фонетической стороне этимологического исследования. И действительно, без знания строгих фонетических закономерностей работа этимолога будет заранее обречена на неудачу.
В последнее время всё более важное значение придаётся словообразовательному анализу в этимологических исследованиях. Поскольку каждое слово в языке относится к тому или иному словообразовательному типу, всякая недооценка словообразовательного аспекта исследования может привести к грубым этимологическим ошибкам. Семантическая сторона этимологического анализа до сих пор остаётся наименее разработанной. К тому же закономерности, которые проявляются в семантическом развитии слова, не столь последовательны и постоянны, как в области фонетики и словообразования. Вот почему некоторые учёные считают, что именно разработка семантического плана является самой важной в работе этимолога. Без знания семантических закономерностей эта работа может превратиться в оторванное от реальных фактов пустое жонглирование не связанными друг с другом значениями слов.
Таким образом, каждая из трёх рассмотренных сторон этимологического исследования является неотъемлемой органической частью подлинно научного анализа. Лишь комплексное (объединённое) использование всех основных аспектов исследования может привести к надёжным результатам в этимологической работе.
Слова, которые окружают нас, не одинаковы. Они имеют различное происхождение, разную историю; В одних случаях этимолог сталкивается с совершенно ясным словом как в фонетическом, так и в словообразовательном отношении. Но его семантика, его значение ставит исследователя в тупик. В других случаях, наоборот, непонятным оказывается фонетический облик или словообразовательная структура слова. Естественно, что «центр тяжести» исследования перемещается во всех этих случаях в ту область, где возникают наиболее серьёзные затруднения.
Но в целом, как уже было сказано, лишь учёт всех рассмотренных аспектов анализа может обеспечить успешное решение той или иной этимологической задачи.
О слове кривой
Старославянское слово кривъ, как и соответствующее ему литовское kreivas [крeйвас] ‘кривой’, не имеет надёжно установленной этимологии. Путь к этимологическим истокам этого слова приходится начинать издалека.
Одним из частных-случаев индоевропейского чередования *е — *о является чередование этих же гласных в составе дифтонгов *ei — *oi Как видно из таблицы фонетических соответствий, индоевропейское *ei даёт на славянской почве и, а *oi — h. Однако в ряде простых именных основ индоевропейское *oi не переходит в h. В результате, в славянских языках возникло новое чередование типа бить (из *bhei-) — бой, гнить — гной, пить — (за)пой и т. п. От именной основы с гласным о могут быть образованы вторичные (так называемые «отымённые») глаголы: гнить > гной > гноить, пить > (за) пой > поить.
В то же время, от простой глагольной основы с гласным и могли быть образованы существительные и прилагательные с суффиксом — в-: ви-ть > (на-)ви-в-ъ, жи-ть > жи-в-ъ, пи-ть > пи-в-о, ли-ть > (на-)ли-в-ъ и др. Все эти фонетические и словообразовательные особенности могут быть представлены в виде следующей таблицы, в которой своё естественное место находит и интересующее нас слово кривъ:
60
Л. Гильфердинг. Собр. соч., т. II. СПб., 1868. стр. 367.
61
Индоевропейское *о в литовском языке, естественно, отражается в виде а.
62
В самом деле, кто мог бы подумать, например, что — н- в слове луна исторически относится не к корню, а к суффиксу?