Бун-Тур - Власов Александр Ефимович. Страница 16

— Нет, — говорю. — Не тороплюсь… Вы ведь ненадолго?

— На часик.

Ничего себе, думаю, попилит он мои косточки! Но вида не подаю.

— Останусь, — говорю. — Где? Здесь или…

— Пойдем в пионерскую комнату, — предлагает он.

Идем по коридору. Все нас обгоняют. На меня сочувственно смотрят. И Бун обогнал. Прошептал на ходу:

— Извинись, язычник! Я тебя подожду!

Вошли мы в комнату, и мне сразу полегчало — никого нету. А Борис Борисович достал из шкафа шахматную доску.

— Помнишь, — говорит, — мы договаривались сразиться?

— Помню! — отвечаю. — Вы мне тогда еще четверку за ту… за ладью поставили. Вид сверху и сбоку.

— Есть сегодня желание? — спрашивает Борис Борисович и бренчит фигурами.

А я все не верю. Длинная, думаю, у него увертюра! Начинал бы уж проработку поскорей!

А он не начинает. Сели мы напротив друг друга. У меня белые, у него черные. Разыграл я ферзевой гамбит. Об игре не думаю. Переставляю фигуры по памяти. Ходов по двадцать сделали, а он про детективы так и не вспоминает. Играет молча, серьезно. И я начал по-серьезному. Стараюсь хода на три вперед заглянуть. Только поздно я взялся. Зажал он меня прилично, и есть у него в запасе страшный ход, от которого вся моя оборона развалится. Что бы такое сделать? Отвлечь чем-нибудь, чтобы прозевал он этот выигрышный ход? Двинул я свою фигуру и спрашиваю:

— Борис Борисович! Объясните, пожалуйста, что значит: мысль повторенная есть ложь?

Он бороду рукой кверху задрал.

— Тебе не понятно?

— Понять, — говорю, — можно… Но есть и другая пословица: повторенье — мать ученья. Которая правильная?

— Обе! — отвечает. — Повторил — изучил — усвоил! А что дальше? Опять повторять? На месте топтаться?

И делает Борис Борисович тот выигрышный ход, которого я боялся. Не помогла моя хитрость. Горит мой ферзь без дыма голубым огнем. Махнул я рукой.

— Заметили! — говорю. — Сдаюсь!

Он бородкой трясет — не соглашается.

— Рано сдаешься! Ферзевой гамбит ты изучил, а дальше не двинулся… Я этот ход нарочно сделал, чтобы тебя проверить. Многие сдаются в такой позиции. А ты не повторяй их ошибку. Смотри!

Борис Борисович стал играть моими фигурами. Пожертвовал ферзя, двинул пешку, коня и поставил черным мат.

— Красотища! — говорю.

Он доволен. Сияет. Я и признался:

— Я думал, вы отчитать меня хотите за детективы… Вы уж не сердитесь!.. Сорвалось!

— Не за что, — говорит, — сердиться… Я с детства собираю коллекцию детективов… Люблю! Глупо, может быть… И коллекция, может быть, глупая, никому не нужная… Скажи, здорово надо мной в классе смеются?

— Да что вы! — Я чуть его по плечу не хлопнул, чтобы успокоить. — Да ни одной хохмы про вас! Мы же вас уважаем по-настоящему!.. Я и сам запоем детективы глотаю!

Борис Борисович улыбнулся.

— Не заливай! У тебя другая страсть!

Полез он в карман, вытащил конверт и мне протягивает. Заглянул я, а там — марки!.. Мне бы спасибо сказать, а я, как дурак, спрашиваю:

— Откуда вы знаете?

— А я вроде тебя — наблюдательный. Бери и… и беги — друг тебя заждался. Еще минуту — и носом стекло выдавит!

Посмотрел я на окно, а за стеклом лицо Буна торчит: нос приплюснут, глаза недоуменно хлопают.

— Завидую, — говорит Борис Борисович, — вашей дружбе. Беги, не заставляй ждать.

Выскочил я на улицу.

— Что у вас было? — спрашивает Бун. — Никак в шахматы играли?

А я и сам толком не пойму, что было.

— И в шахматы… И про мысль повторенную говорили… И мат красивый видел… И про детективы разговор был… И марки получил… Сам ничего не понимаю! Знаю только одно: нам бы такого пионервожатого!..

Ответный визит

Не думал, что Катюша такая скрытная. Целую неделю мы не знали, что творится у девчонок. Катюша даже Буну ни словечка не сказала. Но что-то наши разведчицы делали. Это видно было. На переменах девчонки часто уходили в самый конец школьного коридора и о чем-то совещались.

Нам, мальчишкам, надоела такая таинственность, которая мимо нас проходит, и пристали мы к Ваське Лобову: ты председатель — ты и кончай эту игру в прятки! Мы тоже хотим в поиске участвовать!

Васька нас быстренько одернул.

— Не рыпайтесь! — говорит. — Девчонки дело знают! Я в курсе!.. По секрету могу сказать: Сысоеву уже нашли! И знаете как? По пальто! Слух прошел, что у кого-то в школе на вешалке пальто испортили — меховой воротник чернилами облили. Наши разведчицы — туда! Покрутились, поговорили и узнали: у Сысоевой, у Тамарки! Сегодня с ней личный контакт установят. Если подтвердится — двинем мужскую гвардию!

Васька так на нас посмотрел, что все мы почувствовали себя настоящими гвардейцами.

В четверг Катюша на сборе отчиталась о работе. Девчонки узнали, в какой школе учится Сысоева, и разговаривали с ней, даже испорченный воротник видели, но больше ничего разведать не смогли. Сысоева никого не подозревала. Врагов у нее не было. Кому помешало пальто — полная загадка.

Васька решил всю гвардию пока не двигать. На кого ее двигать? Противника еще не видно. Двинули нас с Буном и назвали эту операцию, как в детективе, «Ответный визит».

В пятницу у нас пять уроков. Портфели мы Катюше отдали, а сами — в троллейбус и едем к той школе, где Сысоева учится. Вышли, как нам девчонки сказали, на пятой остановке и сразу же школу заметили. Новенькая. За окнами первого этажа видны перекладины шведской стенки. Значит, и зал физкультурный есть. А у нас его еще только строят. Не строят, а пристраивают. Внутри школы его сделать негде. Его снаружи отдельным домом к школе подводят, а потом объединят одной крышей.

Сели мы с Буном на скамейку в школьном садике, ждем, когда шестой урок закончится. Бун мне кусок сахара сует.

— Съешь! — говорит. — Я где-то читал: от сахара глаза лучше видят.

Сидим хрустим.

— А ты их, — спрашиваю, — представляешь?

— Тех двоих — не очень, а который побольше, того помню.

Я сам попробовал представить мальчишек, за которыми мы гнались, и не получилось. Как представишь, если мы их спины видели. А когда они у ямы лицом повернулись, нам уж не до них было.

Просидели мы минут десять. Слышим — звонок. Кончились уроки. Дверь открылась, и посыпались мальчишки и девчонки, как из автобуса в часы пик.

— Смотри в оба! — предупредил я Буна. — Рано ты сахар дал, сейчас бы его сосать!

Но сахару не потребовалось. Мы одновременно увидели того парня, который на девятиклассника тянет. Ничего в нем приметного нету, а запомнился он нам обоим. Пустой он какой-то. И держится так, будто и вокруг него пусто. Прошел по школьному двору. Насвистывает что-то под нос и смотрит только перед собой. За таким следить — легче легкого! Я бы за ним вообще не следил. Мы с Буном вполне выдать ему смогли бы. Справились бы, хоть он и старше. Но Васька Лобов предупредил и даже кулаком погрозил, когда отправлял нас в разведку:

— Никого не трогать и ни с кем не заговаривать! Все испортите! Выследить и доложить!

А что за этим парнем следить? Не интересно! Идет себе, ни от кого не прячется и никого не боится, а мы в пяти шагах сзади за ним топаем. Хоть бы раз обернулся! Ни разу! Так и дошли до его дома. Дверь ногой распахнул и зашаркал подметками вверх по лестнице. Мы чуть-чуть подождали и тоже вошли в дом. Остановились на нижней площадке, а он где-то между вторым и третьим этажами подымается. Дверь чья-то хлопнула. Кто-то поздоровался с нашим парнем:

— Привет, старик! Отломал азбуку?

— Отлома-ал! — отвечает он сонным голосом.

— Ну, ломай, ломай, да про мемку не забывай!

— Будет.

— Когда?

— Получишь. Завтра в пять репетушка назначена.

Они вдвоем стали подниматься еще выше. До самого верха дошли — до пятого этажа, а мы с Буном на троллейбусе обратно уехали.