Первый особого назначения - Соколовский Александр Александрович. Страница 2

— Бумага горит! — заорал Степка и вскочил со скамейки. — Не видите, что ли? Бумага горит!

Но Гриша даже не повернул головы. Он все смотрел на подстаканник и о чем-то думал.

Перепрыгнув через какой-то ящик, поскользнувшись в лужице машинного масла, разлитого на полу, Степка подскочил к верстаку и стал с яростью затаптывать вспыхнувшую в этот миг газету, схватив паяльник за длинную ручку и размахивая им из стороны в сторону.

Только тут Гриша очнулся. С грохотом отодвинув табурет, он выключил примус, погасил паяльную лампу, и в комнатушке сразу стало тихо; только синий чад расплывался под потолком.

— Чуть-чуть пожара не было, — сказал Степка, в волнении забыв, что Гриша не может его услышать.

Мастер взял у Степки паяльник и положил его на верстак — раскаленной головкой на кусок жести. И после этого он взглянул на мальчика такими глазами, словно впервые его увидел. Глаза Гриши теперь были не равнодушны, а серьезны и внимательны. Потом мастер показал на растоптанную обгорелую газету, на паяльник, щелкнул пальцами и, приложив ладонь к груди, несколько раз кивнул головой, будто бы хотел поблагодарить Степку за проворство. Степка смутился и протянул Грише тазик.

— Вот… Мать прислала… Починить надо.

Снова усевшись на табуретку, Гриша стал внимательно разглядывать днище тазика. Молотком он сбил эмаль вокруг дырки, ощупал дно и стукнул еще раз, в другом месте. Эмаль откололась, и под ней Степка увидел маленькое рыжее пятнышко. Гриша легонько надавил пальцем. Палец прошел насквозь, и дно засветилось еще одной дыркой. Мастер повернулся к Степке и показал ему продырявленное железо. Наверно, он хотел сказать, что починка требуется и тут.

Степка стоял пораженный. Каким образом Гриша угадал, что под слоем эмали есть второе поврежденное место? Он кивнул головой. А мастер привстал и перевернул два листка отрывного календаря на стене. Степка понял, что за тазиком надо зайти через два дня.

Дома за ужином он с воодушевлением рассказывал матери и отцу, как Гриша задумался над починенным подстаканником, как едва не начался пожар и как мастер отыскал под эмалью ржавое пятно.

— Прямо насквозь видит! — с восхищением говорил Степка. — Как стукнет молотком! А там ржавчина. Вот это мастер!

— Мастер он хороший, ничего не скажешь, — согласился отец. — Жаль, что глухонемой. Вот патефоны чинит, а сам послушать не может…

— Разное толкуют, — сказала мать, подкладывая Степке в тарелку макаронных рожков с провернутым мясом. — Говорят, что он и слышит, и разговаривает, как все…

— Я знаю, кто это говорит, — сердито мотнув головой, сказал Степка. — Это Вовка Чмоков из дома двадцать. Только врет он. Я когда заметил, что бумага горит, то так заорал, так заорал!.. А он — хоть бы что.

— Глупости говорят, — усмехнулся отец, наливая себе чай. — Самый он настоящий глухонемой.

— Зря говорить не станут, — настаивала мать. — Откуда он взялся, этот глухонемой?

— Приехал откуда-нибудь, — спокойно ответил отец. — Вот и инженера нашего, Левченко, недавно из Харькова сюда перевели. Мало ли у людей причин с одного места на другое переезжать.

Через два дня Степка пришел в мастерскую за тазиком. Тазик был готов, но у Гриши оказалась посетительница, какая-то старушка, которая принесла в починку утюг. Пока Гриша разбирал, где утюг неисправен, Степке опять пришлось ждать на скамейке у двери.

Наконец старушка ушла. Вспыхнула и погасла лампочка на стене. Гриша обернулся и приветливо кивнул Степке, как старому знакомому. Он подмигнул, показал на паяльник, на пол, на гудящее пламя примуса и несколько раз взмахнул руками, держа ладони повернутыми вверх. Словно хотел показать, как огонь пожара охватывает стены его комнатушки. Потом он потрепал Степку по голове и взял тазик, который стоял уже приготовленный на верстаке.

Степка протянул мастеру деньги. Но Гриша оттолкнул его руку и покачал головой.

— Да что вы! — смутился Степка. — Возьмите!

Однако плату за починку Гриша так и не взял. Степка хотел было оставить деньги тайком на верстаке, под куском жести, но глухонемой мастер оказался зорким. Он крепко ухватил Степку за плечо и сунул монеты ему в карман. Потом он снова потрепал его по голове, коснулся пальцем Степкиной груди, обвел рукой стены своей каморки и при этом несколько раз кивнул. И Степка понял, что Гриша предлагает ему заходить в гости.

Глава вторая

С тех пор Степка зачастил в мастерскую. Ему очень нравилось сидеть на перевернутом ящике и смотреть, как работает Гриша. Нравилось следить за ловкими, точными движениями его рук. Вот кастрюлька. В ней дыра. Но маленький кружок железа плотно прикрывает отверстие. Раскаленное жало паяльника скользит по краешку кружка и размазывает, словно масло, тонкий слой олова. Пять минут — дырки нет. Гриша аккуратно зашлифовывает края заплаты напильником, а затем, вытащив из-под верстака баночку с эмалью, смазывает починенное место.

Подолгу, не отрываясь, мог следить Степка за подвижными, сильными, удивительно чуткими пальцами Гриши. Как уверенно они вставляли какой-нибудь винтик в контакты электрической плитки! Как ровно, одним ударом молотка по круглому долоту, могли пробить дырку в металле! Как точно умели просверлить дрелью отверстие для заклепки в размягченной на огне стальной пружине! Как быстро и уверенно находили эти умелые пальцы обрыв внутри поврежденного электрического провода!..

Но не только своим умением делать все, что угодно, были удивительны Гришины пальцы. В них помещался язык мастера. Пальцы могли разговаривать.

Не сразу стал разбираться Степка в стремительных, почти не уловимых для глаз знаках и жестах. Не сразу понял он, что каждый знак, каждый жест означают то слово, то целую фразу. Впрочем, на первых порах, стараясь научить Степку своему языку, Гриша «разговаривал» с ним очень медленно, «по складам», как подумалось однажды Степке. И спустя три месяца Степка уже «разговаривал» с Гришей довольно бойко.

Степка радовался, когда Гриша просил его в чем-нибудь ему помочь: раскалить на примусе конец лопнувшей пружины, зажать в тисках болванку ключа или сточить напильником и зашлифовать наждачной бумагой ржавчину на дне кастрюли или таза, чтобы место пайки было гладким и чистым. А однажды мастер разрешил Степке самостоятельно запаять дырку в кастрюле. Канифоль послушно плавилась, выпуская сиреневый дымок. Капелька олова растекалась по острию паяльника. Заплата получилась хоть куда. Была только немного толстовата… Однако Гриша, осмотрев Степкину работу, удовлетворенно кивнул головой. Степка убежал домой счастливый и не видел, как мастер взял молоток, одним ударом выбил припаянную им нашлепку и стал заново запаивать дырку.

Трех дней не проходило, чтобы Степка не забежал в мастерскую. И за все, что бы ни поручал ему Гриша, он брался с охотой, старался изо всех сил. Этой старательностью он все больше располагал к себе угрюмого мастера.

Да со Степкой он и не был угрюм. Кто-кто, а уж Степка-то знал, что Гриша умеет и улыбаться и даже шутить. Легонько, совсем не больно шлепал он мальчика по затылку, если у того что-нибудь не ладилось. Или очень похоже показывал, как Степка запрыгал и испугался, схватив нечаянно пружину за раскаленный конец. Правда, после этого мастер становился серьезен и терпеливо показывал, как надо ввернуть винт в контакты электроплитки, скрепить разорванный провод или просверлить дрелью отверстие в металлической пластинке.

Только один раз Гриша рассердился на Степку: когда тот привел с собой в мастерскую Костю Гвоздева.

Нет, ни за что на свете Степка не взял бы к Грише Вовку Чмокова или Мишку Кутырина. Никого из ребят он не решился бы привести с собой. А Костя — другое дело. Разве можно сравнить Костю с Вовкой или Мишкой? Костя никогда не жульничал в играх, не был таким хвастуном, как Пончик, и таким лентяем, как Мишка. А когда у Степки потерялась библиотечная книга «Приключения Оливера Твиста», Костя, не задумываясь, отдал ему свою. Да что там говорить! Даже языкастый Женька Зажицкий никогда ни о чем не спорил с Костей. И если какая-нибудь веселая игра во дворе превращалась вдруг в отчаянную ссору, стоило Косте сказать: «Да будет вам…», как тотчас же наступало примирение.