Земля в цвету - Сафонов Вадим. Страница 21
Потому что вскоре главенство во всей обширной армии генетиков захватила школа американца Томаса Гента Моргана.
Морган дополнил менделизм морганизмом.
Морган объявил, что иные группы признаков не «расщепляются» — вопреки Менделю. И это потому, что зачатки их находятся в одной хромосоме.
Ведь по разным клеткам расходятся целые хромосомы, а не части хромосом!
Затем он объявил, что неразлучные признаки иногда тоже расходятся. И это потому, что хромосомы, становясь в пары во время своего последнего «танца», перед тем как разойтись, — слишком тесно переплелись и обменялись кусками!
Морган объявил еще, что генетические исследования гораздо удобнее вести не на горохе и уже, конечно, не на ястребинке, а на одной крошечной мушке. Комнатная муха кажется рядом с ней великаном. Такие мушки водятся в Америке в садах и на плантациях.
Желтовато-серые, цвета пыли, эти мушки в ясные солнечные дни пьют сладкий сок перезрелых плодов. И фермеры зовут их «плодовыми мушками».
И вот по всем менделистическим лабораториям мира разошлись стеклянные пробирки с американскими «плодовыми мухами» — дрозофилами. Их кормили кашицей, варенной с изюмом.
Тысячи книг стали трактовать о породах, расах и родословных этих мух. Оттенки их глаз описаны с такой точностью, с какой ни один поэт не описывал очей своей возлюбленной. Даже щетинки на их крошечных тельцах были измерены и пронумерованы.
А Морган, сделав все эти «великие открытия», оповестил вселенную, что им в точности рассчитано, где и как именно лежат в недрах крошечных мушиных ядерных нитей (которые даже в микроскоп кажутся еле заметными палочками и запятыми) различнейшие менделевские зачатки — гены. Те самые, от которых зависят появление и передача по наследству всех признаков.
Если рождается муха с красными глазами, то это потому, что у нее в хромосоме есть ген красных глаз. Появляется муха с мятыми крыльями — тут сказалось действие гена мятых крыльев.
И вот Морган и его последователи — морганисты — начертили подробнейшие карты всех четырех пар хромосом дрозофилы. На этих картах были обозначены места нескольких сотен генов. А всех генов у дрозофилы, по подсчетам Моргана, должно быть 7500 — не больше и не меньше.
СТРАНА ЛИЛИПУТИЯ
Жизнь подобна игре в карты. Каждый из нас держит в руках два туза, две двойки, две тройки, две четверки и т. д. Одного из тузов, одну двойку, одну тройку мы унаследовали от нашей матери, другие туз, двойка, тройка и т. п. унаследованы нами от отца. Все наши свойства, как например, длина нашего носа, зависят (исключая последствий случайного удара, употребления крепких напитков и разных других внешних влияний) от имеющихся у нас на руках карт, или генов, определяющих все наши особенности.
Так, в немногие годы, из простейших опытов со скрещиванием, из счета зернышек и мушиных волосков, точно силой волшебства, поднялось в воздух и широко разветвилось огромное дерево генетики.
Это было весьма удивительное создание «чистого разума».
Оно напоминало сказочное дерево, выращенное факиром на глазах толпы из финиковой косточки.
О генах морганисты рассуждали с такой уверенностью, как будто видели их собственными глазами.
Скептики были вольны улыбаться, когда им объясняли, что гены «яровости» заставляют яровую пшеницу созревать в год посева и гены «яйценоскости» побуждают белую курицу леггорн откладывать 300 яиц в год. А когда пчела строит свои шестигранные соты, то это, очевидно, «математический ген» нашептывает ей, как класть частицы воска.
Да, скептики были вольны улыбаться и даже вспоминать мольеровского доктора, который, как известно, в ответ на вопрос, почему снотворное лекарство усыпляет, находчиво ответил латинскими стихами:
Но становилось не до смеха, когда вам точно указывали, что причина «широких крыльев» помещается именно в первой хромосоме, в обществе причин «сливовых глаз» и «гигантского тела», а от гена «волосатости» до гена «карликовости» ровно 23 ? морганиды по третьей хромосоме дрозофилы. «Морганида» — это была введенная морганистами единица расстояния внутри хромосомы. Название напоминало опять о человеке, который, вовсе не будучи мальчиком с пальчик, чувствовал себя совсем как дома внутри крошечных ниточек.
Так, он совершенно определенно знал, что гены в них лежат рядком, напоминая, пожалуй, аптекарские таблетки в стеклянной пробирке лилипута.
В средние века благочестивые видения посещали монахов, коротавших свой век в молитвенных бдениях. Сонмы мелких духов постоянно кишели в келье. Они щекотали пятки коленопреклоненным, сыпали им сухой птичий помет на бритое темя, пищали по углам, как мыши, и с таким жадным любопытством заглядывали через плечо переписчикам, что перо их делало кляксы. Известно, что Лютер однажды швырнул чернильницей в дьявола, который был особенно назойлив.
Морганисты были накоротке с невидимыми и непостижимыми генами. И даже обращались с ними с некоторой фамильярностью. Так что то, что случилось в 1933 году, в сущности, можно было предугадать. В этом году английский генетик Пайнтер, который долгие годы разглядывал и срисовывал хромосомы дрозофилы, заметил на ядерных нитях из клеточек слюнных желез этой мухи некие утолщения, пояски и полоски. Они располагались цепочкой.
Потрясенный Пайнтер поднялся из-за столика с микроскопом. Чувства его немногим отличались от тех, которые испытывал, если верить библии, праотец Авраам, когда ему явился под дубом мамврийским сам господь-бог.
— Мне сдается, — пролепетал Пайнтер, — что я вижу гены…
Но увы! Даже самих хромосом нельзя было найти в ядре в промежутках между двумя делениями клетки. Как уже знает читатель, хромосомы становятся ясно видны только тогда, когда клетка готова к делению. А в «покоящемся» ядре неделящейся клетки заметна только сеть с узелками — и никаких палочек, или нитей.
Морганистов, однако, отнюдь не смущало это.
Они придумали и ввели в словари чуть не всех языков даже словечко «менделировать» — им обозначалось поведение при скрещиваниях признаков, послушных правилам покойного настоятеля. А из правил этих и из формул морганистов вытекало, что гены-зачатки существуют. Организм хранит их в себе, но он не создает их; наоборот, они создают его. Он смертен — они бессмертны. И когда приходит пора, они сменяют «футляр»: место родителя заступают дети, за ними — внуки.
И во всех них продолжают свою жизнь гены-зачатки, время от времени переменяя недолговечные телесные оболочки, как змея меняет кожу.
Впрочем, как замечает читатель, в этих «выводах» не было решительно никакой оригинальности. Мир уже слышал точно такие же рассуждения шиворот-навыворот от фрейбургского усекателя мышиных хвостов Вейсмана. Организм состоит из двух резко различных веществ — вещества зародышевого и вещества телесного. И одна из двух частей организма (которую мы только и знаем) — тело с его недолгой жизнью — есть временный, побочный продукт другой, скрытой от всех части — зародышевого вещества. А мнимосамостоятельная жизнь тела — наша с вами, единственно нам известная жизнь! — есть как бы отражение никому не ведомой, иной, бессмертной жизни таинственных наследственных зачатков.
Менделисты-морганисты целиком восприняли этот фантастический, мрачный вздор, это измышление крайнего мракобесия, провозглашавшее живую жизнь игрушкой скрытых, тайных, необоримых сил. Больше того, тут была основа, исходный пункт менделизма-морганизма.
— Что такое курица? — важно спрашивали морганисты в своих книгах. И всерьез отвечали: — Курица — это тот способ, посредством которого яйцо создает новое яйцо!
7
Потому что есть в нем сонное начало, коего природа — убаюкать чувства.