Две кругосветки - Ленковская Елена. Страница 13

Первым из тумана показался остров, который назвали именем лейтенанта Торсона, со столь крутым скалистым берегом, что высадиться на него не было решительно никакой возможности.

Следом открыли остров с дымящимся вулканом посередине. Густые смрадные пары облаком поднимались из жерла, подобно дыму из гигантской пароходной трубы. Беллинсгаузен дал этому острову имя своего помощника, капитан-лейтенанта Завадовского.

Завадовский, чувствуя себя именинником, незамедлительно отправился на берег. Мичмана Демидова и профессора Симонова он захватил с собой. Луша тоже просилась. Но её не взяли, и она собиралась кукситься весь день.

Однако первопроходцы вернулись довольно скоро, да не одни — привезли с собой пингвинов! И ещё несколько хищных поморников, которых на «Востоке» называли эгмонтскими курами.

Луша тут же расцвела. Окончательно она утешилась, когда узнала, что как следует погулять по берегу исследователям помешал невыносимый запах птичьего помёта.

Помёт там повсюду, объяснял Демидов. Как, впрочем, и пингвины, которые сидят на яйцах едва ли не вплотную друг к другу, и уступать дорогу незваным гостям не собираются.

Когда мичман признался, что ему, чтобы пройти, приходилось пользоваться хлыстом, Луша обожгла его негодующим взглядом.

Тот лишь плечами пожал. Сделал большие глаза, засмеялся:

— Не девчонка — свирепая эгмонтская курица! — Раскинул руки как поморник крылья, и с пронзительным криком спикировал в Лушину сторону.

Он Лушу всерьёз не воспринимал.

Привезённые пингвины оказались двух видов.

Одних назвали «простыми». Эти были ростом поменьше, с чёрными клювами. Спина у них была тёмная, брюшко — белое, лоснящееся, а на голове — тёмная шапочка, от которой к подбородку шёл чёрный узкий «ремешок». Вид у этих пингвинов был довольно строгий, как у облачённых во фраки музыкантов филармонического оркестра.

Других, покрупнее и понаряднее, окрестили мандаринами. Они были красноглазые, красноклювые, с жёлтыми длинными перьями на голове.

Важные красавцы «мандарины» были весьма миролюбивы, в отличие от воинственных «простых». Те, по рассказам офицеров, у себя на острове даже попытались ввязаться с людьми в драку, и довольно сильно били по ногам своими ластами.

Представив себе мичмана, отбивающегося от пингвиньих ласт, Луша не сдержалась. Хихикнула мстительно.

Пингвинов посадили в курятниках и в ванне, поставленной нарочно для того на юте [23], и отдали на попечение матросу Галкину, тем более что большинство его прежних питомцев уже было съедено.

Матрос изо всех сил пытался заботиться о странных птицах. Те, к его великому огорчению, скучно смотрели на своего опекуна, от предложенного корма отказывались, слабели и дохли.

— Может, они из воды есть привыкли? — предположила Луша.

— А и правда, — обрадовался Галкин. — Мы им вот что — свинину в лохань с водой накрошим. Молодец, Лукерья! Хорошо придумала.

Хорошо-то хорошо, но долго на такой еде пингвины всё равно прожить не могли. Вот и выходило с этими пингвинами одно расстройство.

Луша ходила мрачнее тучи, и все думали, что она кручинится из-за пингвинов.

И правда, она всё свободное время проводила рядом с ними. У пингвинов была забавная походка, и умные глаза с круглыми чёрными бусинами зрачков. Луша всё уговаривала их поесть, вздыхала печально.

Ей казалось, что у неё с пингвинами много общего. Она-то понимала, что значит быть существом, которое зачем-то — бог весть зачем — сорвали с родного места, сунули в мешок, и повезли в неизвестном направлении.

Да, она чувствовала себя немножко пингвином… А вовсе не злобной эгмонтской курицей, что бы там не болтал мичман Демидов! Ему лишь бы позубоскалить.

Причиной невесёлого Лушиного настроения были мысли о тяжёлой доле «хронодайвера поневоле». Чем больше она думала о своей и Русиной участи, тем мрачнее становилась.

Только не говорите, что это она, Лукерья Раевская, во всём виновата. Хотя… Ну, в общем, да. Она уже дважды сама, совершенно добровольно, сделала выбор. Первый раз — в солнечной Бразилии, второй — у холодного туманного побережья Южной Георгии.

Там, у Георгии, хронодайвер — русский матрос с английского «китобойца», — узнав обо всём, сказал, что может помочь ей вернуться.

— Прямо сейчас? — ахнула Луша.

— Да, — веско ответил он.

Луша замерла. Она даже дышать на мгновение перестала.

Она так хотела домой, к маме, папе, Федюньке… Но чтобы вот так, сразу? У Луши тоскливо заныло под ложечкой. А как же Руська? И потом…

Она растерянно оглянулась. Неподалёку качался на волнах «Мирный», кричали морские птицы, по палубе слонялся Адамс…

Она прижала к лицу ладони, потом подняла на матроса мокрые глаза.

Он смотрел испытующе.

— Да, ты можешь вернуться прямо сейчас, — повторил он. — Если, конечно, очень захочешь. — Дело в том, что есть два препятствия твоему немедленному возвращению домой.

Луша глядела на китобоя, не отрываясь.

— Первое — тебя потеряют на «Востоке». Это нехорошо, это против правил хронодайверов, только в экстренной ситуации можно было этим обстоятельством пренебречь. — Хотя… ребёнок в Антарктических водах по меркам изнеженного XXI века — это экстренная ситуация. Да ещё без спасжилета и каски… — подмигнул он Луше.

Луша криво ухмыльнулась. Какие ещё каски. Её волновало другое…

— А второе… препятствие? — дрожащим голосом спросила она.

Китобой нахмурился:

— Второе препятствие гораздо серьёзнее.

Этим препятствием был Руся. Луша уже в двух словах рассказала хронодайверу о брате, о портрете, поделилась своими подозрениями и надеждами.

— Если твой брат тоже нырнул, вам всё же лучше сначала встретиться, — сказал хронодайвер. — Вы — как два магнита. Лучший способ найти твоего Руслана — тебе оставаться в прошлом. В противном случае его поиски могут затянуться на месяцы, и даже годы…

Луша шмыгнула носом и в ужасе уставилась на своего собеседника.

— Хотя… — китобой с досадой прищёлкнул языком. — Нельзя быть до конца уверенным, что он вообще вместе с тобой нырнул. Да, мог сработать эффект близнецов. Но ведь мог и не сработать!

— А портрет? Откуда бы тогда он взялся?

— Портрет… — он усмехнулся скептически, огладил заскорузлой рукой шкиперскую бородку, — Поверь, в хронодайвинге вещественные доказательства — не самые верные. Предметы вообще нельзя считать доказательствами.

Этого Луша тогда совсем не поняла. Предмет, он ведь настоящий, он убедительный, его потрогать можно, это не чьи-то там рассказы или слухи… Не зря же говорят — «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать»?

Китобой покачал головой:

— Нет. Времени на объяснения у нас мало. Просто поверь мне. Портрет, который ты видела — недостаточное доказательство того, что твой брат сейчас в прошлом.

Луша недоверчиво пожала плечами.

— И вот ещё что. Есть такая особенность погружений — ныряльщики чаще попадают в те места, где плотность и значимость исторических событий велика. — А тут, — он даже присвистнул, — экспедиция длиной в несколько лет!!! Тебе придётся подождать. Если ты в двойном нырке «ведущая», то твой брат может оказаться в прошлом чуть позже тебя. Вполне вероятно, у него — «недолёт», и он ещё появится. Девяносто процентов вероятности, это будет как-то связано с кругосветной экспедицией. И появиться он должен в какой-нибудь значительный, важный, ответственный момент плавания.

Китобой оглянулся. Пора было идти. Он издали кивнул подзывавшему его товарищу, взял Лушу за плечи и сказал довольно жёстко:

— Ну, выбирай.

— Я Руську не брошу, — нахмурилась Луша. — Я подожду.

Голос китобоя смягчился, потеплел.

— Сделаем так, — быстро заговорил он. — Главное событие вашей экспедиции — открытие Антарктиды — должно состояться в ближайшем месяце. Вероятность появления твоего брата в это время велика, хотя это всего лишь вероятность. Следующая стоянка «Востока» — в Австралии.