Две кругосветки - Ленковская Елена. Страница 21

Наверху матросы уже ставили паруса, торопясь наверстать упущенное время.

Вновь оперившись, «Надежда» белоснежной птицей понеслась вперёд.

Слегка кренясь подветренным бортом, с ровным гулом рассекая синюю океанскую волну, шлюп на всех парусах шёл к главному из Канарских островов — острову Тенерифе.

Глава 23. Первое знакомство

Корабль мерно качало. Руся (а вы уже, конечно, догадались, что это был он) лежал на подвешенной на два крюка матросской койке, до носа укрытый одеялом. До его слегка затуманенного сознания доносился громкий шёпот:

— Как будет по-английски «привет, я тебя первый увидел?» — говорил голос пописклявее.

— Скажи: хэлло, май нэйм из Мориц. Этого достаточно, — второй был ниже по тону, и принадлежал, видимо, старшему.

— Нет, как будет — «я тебя первый увидел»? — добивался младший.

— Не знаю, отстань, — недовольно шипел другой.

— Вот-вот, не знаешь, а делаешь вид, что тебе просто отвечать неохота.

— И неохота тоже, — отрезал старший, и оба замолчали.

Слышно было только близкое дыхание и скрип переборок.

— Он, по-моему, спит.

— Отто, а ты уверен, что он — англичанин?

— Так у него английские буквы на груди были.

— Ну и что?

— А то. И англичане, они везде плавают. Вокруг света ходят. Ну уж точно — не российский подданный! Хочешь сказать, что мы выловили русского в атлантических водах?

«Меня приняли за англичанина, — равнодушно отметил про себя Руслан, — … и всё из-за надписи на футболке».

Громкий шёпот, меж тем, не утихал.

— Мы тут — первые из россиян, — гордо произнёс младший.

— Ну, конечно! — хмыкнул старший. — Крузенштерн наш тут уже плавал, и Лисянский…

Руся издал слабый стон. Крузенштерн. Надо же…

— Они на английских кораблях плавали, а мы — на российском!

— Вот, то-то и оно! А англичан здесь кишмя кишит.

— Ага, куда ни взгляни — на каждом обломке мачты — по англичанину…

Хихиканье.

— Да не, ну мало ли — может американец.

— Доктор Эспенберг говорит, вроде англичанин.

— Да много Эспенберг понимает, он же по-английски ни бум-бум!

— Зато он латынь знает.

Возня и хихиканье усилились.

Руся с трудом поднял свинцовые веки. Перед ним стояли два загорелых белокурых мальчишки, один постарше, другой почти ровесник.

— Привет! — шевеля одними губами, почти беззвучно прошептал Руся по-английски. — Это ты меня первый увидел? — он с видимым трудом перевёл взгляд на того, что пониже ростом.

Мальчик всё понял и просиял:

— Йес! — радостно затряс он головой.

— Спасибо тебе! — Руся, сделав над собой усилие, выпростал из-под одеяла руку, и Мориц осторожно пожал её.

— Май нэйм из Мориц, — торопливо сообщил он.

Руся еле заметно кивнул. Рукопожатие отняло почти все его силы.

— Май нэйм из… Руся, — прошептал он, не имея ни сил ни желания выдумывать себе английское имя, и устало прикрыл веки.

Послышался стук шагов — это приближался доктор Эспенберг с чашкой горячего бульона. Он укрыл Русю, выбранил мальчиков за своевольный визит, сказав, что пожалуется капитану, и погнал их прочь.

— Мы ещё придём! — шёпотом пообещал Мориц, опасливо покосившись на Эспенберга и украдкой показав ему язык, и мальчики ушли.

Некоторое время Руся молча глядел на доктора. Тот, дожидаясь, когда питьё немного остынет, аккуратно сдувал в сторону белёсый парок, вьющийся над чашкой.

Утомлённый ожиданием, Руся снова закрыл глаза. Крузенштерн, кажется они говорили про Крузенштерна, подумал он. «Наш Крузенштерн», — сказал один из мальчиков… Макар должен был нырнуть к Крузенштерну, у него, Руслана, не было на этот счёт ни малейших сомнений. Значит, он там, куда и собирался… Но теперь не всё ли равно?..

Сколько дней прошло? Сколько он плавал на обломке мачты? Он давно сбился со счёта. Во всяком случае, не одни сутки. День сменился ночью, потом снова настал день… Потом всё спуталось. А сколько он уже провёл здесь, на корабле?..

Глотая с ложки горячий бульон, мальчик чувствовал, как внутри теплом разливается животная сонная тяжесть. Хотелось спать. Думать становилось всё труднее.

Он попал именно туда, куда хотел, но поздно, уже поздно… Он не встретил здесь Макара, и не спас его. Он не знал, где его теперь искать. К тому же, в поисках уже не было никакого смысла — яд, верно, давно убил его лучшего друга… Поздно, поздно, слишком поздно! Всё было зря… После почти двух суток плавания на обломке мачты в открытом океане было удачей, что его вообще нашли и подобрали люди.

Глаза закрывались. Выпив всё до капли, Руся с трудом перевёл дух, откинулся на подушку и тут же забылся сном — тяжёлым, как многотонная океанская волна.

Шли дни. За день до прибытия на Тенерифе Отто Коцебу, засев у себя в каюту, к неудовольствию Морица, рассчитывавшего на весёлое совместное времяпрепровождение, взялся — впервые за прошедшие несколько дней — за свой личный путевой журнал. На обложке толстой тетради был аккуратно приклеен бумажный ярлычок с надписью: «Путевой журнал кадета Отто Коцебу, совершающего кругосветное путешествие на трёхмачтовом шлюпе „Надежда“».

Отто перечитал последние записи и, раскаиваясь в том, что столько времени ленился и не садился за дневник, почерком твёрдым и красивым принялся записывать свои впечатления за всю последнюю неделю.