Там, где Висла-река (польские сказки) - Крашевский Юзеф Игнаций. Страница 33

— Будь по-твоему! Прозреет сын — велю срубить все виселицы в государстве. Но одну оставлю!

— Уж не для себя ли, милостивый король? — спрашивает свинопас.

Тут король как вскочит с трона да как замахнётся на пастуха скипетром, но пастух в сторону отскочил и говорит спокойно:

— Слышишь, король, как твой сын плачет? — и показывает рукой на открытое окно, из которого доносились плач и жалобные причитания.

— Ах я несчастный! Где мои глаза соколиные? Бедный я, бедный! — причитал королевич.

Услыхал король, и его каменное сердце чуть не раскололось на мелкие осколки.

— Согласен! — сказал он, но затаил на дерзкого свинопаса обиду.

Отправился Карлуша в путь-дорогу.

Долго ли, коротко ли, пришёл он к тёмному лесу. В лесу — большая поляна, на поляне лев, орёл и муравей о чём-то спорят. Лев со злости хвостом по земле бьёт, орёл подпрыгивает и клекочет, а муравей всеми шестью ножками топает.

— О чём вы спорите? — спрашивает Карлуша.

А лев ему:

— Из-за мёртвого зайца. Орёл говорит, заяц принадлежит ему, муравей доказывает, что ему, а я считаю — заяц мой! Рассуди нас, пожалуйста! Да смотри по справедливости, не то я вместо зайца съем тебя на ужин.

Сел Карлуша на камень и говорит:

— Лев больше всех — ему достанется целый заяц, но без головы. У орла клюв острый — отдайте ему голову. А муравей — самый маленький, с него хватит и заячьего глаза.

Обрадовались лев, орёл и муравей и принялись делить добычу. А потом спрашивают у Карлуши, куда он путь держит.

Карлуша рассказал им, что ищет волшебницу.

Лев не знал, где она живёт. Муравей тоже не знал. А орёл сказал: надо идти в ту сторону, где солнышко садится, и там далеко-далеко, за синим морем живёт волшебница.

На прощание лев дал Карлуше волос из своей гривы.

— Когда понадоблюсь я тебе, приложи волос к груди, и я тотчас прибегу, — сказал он.

Орёл вырвал перо из крыла, протянул Карлуше и говорит:

— Окажешься в беде, приложи перо к груди, и я тотчас прилечу.

— Нет у меня ни гривы львиной, ни крыльев орлиных, — промолвил муравей, — зато есть шесть ножек. Одну я отдам тебе. Когда будешь в беде, приложи её к груди и тотчас превратишься в муравья. И до тех пор останешься муравьём, пока захочешь.

Карлуша вежливо поблагодарил льва, орла и муравья и пошёл своей дорогой.

Идёт он день, другой, а на исходе третьего дня из кустов вдруг выскакивают злые разбойники с ножами и палками.

Двенадцать разбойников! Рожи у них свирепые, перекошенные, шрамами исполосованные, носы, как свёкла, красные, вихры во все стороны торчат.

— Кошелёк или жизнь! — завопили они, окружили Карлушу — палками размахивают, зубами скрежещут, глазищами грозно вращают.

— Нет у меня ни гроша, — говорит Карлуша, а самого смех разбирает, глядя на них.

— На сук его! — рявкнул атаман и завращал одним глазом: другого не было — пустая глазница пучком соломы заткнута.

Тут Карлуша вспомнил про львиный волос, приложил его к груди, и в тот же миг на дорогу выскочил разъярённый лев и зарычал.

Увидали разбойники льва, палки побросали — раз-два! — на деревья вскарабкались. Выше всех атаман залез. Сидят разбойники на деревьях, за ветки уцепились, зубами от страха стучат и плачут.

Лев к Карлуше подбежал, галантно шаркнул правой лапой, помахал хвостом и подмигнул правым глазом. Потом поднатужился да как зарычит — половина разбойников с деревьев свалилась. И давай улепётывать, только пятки сверкают. А лев — за ними. Догонит, цап зубами за штаны, и штаны — в клочья!

С версту, а может, больше гнался за ними лев. Идёт назад, отдувается, отплёвывается. Видно, не по вкусу рваные разбойничьи штаны. Только собрался лев отдохнуть, видит — ещё шесть разбойников на деревьях сидят, мелкой дрожью дрожат. Тут он опять поднатужился и зарычал громче прежнего. И разбойники посыпались с деревьев, словно перезрелые груши. Шлёпнутся на землю, вскочат как встрёпанные — и дёру! А лев — за ними! Догонит, цап зубами за штаны, и штаны — в клочья!

Гнался за ними лев версты две, а может, больше. Назад идёт, отдувается и плюётся. Видно, не по вкусу рваные разбойничьи штаны. Хотел он дух перевести, глядь — на верхушке самого высокого дерева атаман сидит, как осиновый лист дрожит и молитву от страха бормочет. Тут лев поднатужился, надулся — ни дать ни взять слон — да так зарычал, что по всему лесу гул пошёл. Атаман с дерева упал, на лбу шишку набил, язык прикусил — и бежать! Бежит и товарищам кричит: «Помогите! Помогите!» А им слышится: «Бегите! Бегите!», вот они и побежали ещё быстрей.

Но лев не стал за ним гнаться. Сел на хвост, лапами за живот схватился и давай хохотать.

— Надолго отбил я у них охоту разбойничать, — говорит он сквозь смех.

Посмеялся вместе с ним Карлуша, а потом спрашивает:

— А почему ты их не съел?

— Да ты что! Ведь ими отравиться можно! Они водкой, как губка, пропитались. Ну, теперь иди спокойно, а попадёшь опять в беду, позови меня, я тотчас явлюсь.

Карлуша поблагодарил льва за помощь и пошёл в путь за солнцем. Вот закатилось солнце, в лесу стемнело, ветер налетел. «Будет гроза», — думает Карлуша. А где грозу переждать и переночевать, когда кругом дремучий лес? Бредёт Карлуша в кромешной тьме, об корни спотыкается, на деревья натыкается. Вдруг видит — в чаще огонёк мерцает. Тут ветер ещё сильней разгулялся, деревья гнутся, шумят, да, как на беду, дождь хлынул. Что тут станешь делать, когда даже зонтика нет? И Карлуша пошёл на огонёк. Подходит поближе, смотрит — в пещере костёр горит, у костра великан сидит, а изо рта у него волчьи клыки торчат. У Карлуши душа в пятки ушла — до того великан страшен да грозен. Но отступать уже поздно — великан его заметил.

— Здравствуйте, хозяин! — говорит Карлуша. — Пустите переночевать!

Выпрямился великан во весь свой великаний рост, расправил могучие плечи и запищал этак тоненько да ласково:

— Милости прошу, садись поближе к огоньку, обогрейся да почивать ложись.

Только Карлуша на бревно у огня присел, великан вход в пещеру огромным камнем, с дом величиной, завалил.

— Ага, попался, голубчик! — закричал великан грубым голосом. — Сейчас я тебя на вертел надену да на костре зажарю. А то у меня кишки от голода подвело. Поужинаю я сегодня на славу, — говорит великан, по животу себя поглаживает и облизывается.

Стал великан вертел искать. Карлуша видит — дело плохо. Из-за пазухи муравьиную ножку достал, приложил к груди и тотчас в муравья обратился. Пополз к заваленному камнем отверстию, прошмыгнул в щёлку — и был таков!

Великан обернулся — нет Карлуши! Только что у огня сидел и как сквозь землю провалился. Завыл от ярости великан, по пещере заметался, по тёмным углам шарит, а Карлуши и след простыл.

Пока глупый великан по пещере метался да попусту время терял, Карлуша в зарослях папоротника бежал. А утром в человека обратился и пошёл своей дорогой. С утра до вечера шёл и к синему морю пришёл.

Разлилось перед ним синее море — широкое, раздольное. Как на другой берег переплыть, где добрая волшебница живёт? Тут вспомнил Карлуша орла. Достал из-за пазухи орлиное перо, приложил к груди, и в тот же миг зашумели над ним крылья, и на морской берег опустился орёл.

— Знаю, ты на тот берег хочешь перелететь, — говорит орёл.

— Да, — отвечает Карлуша. — Помоги мне, пожалуйста.

— Изволь, помогу, — молвил орёл, клюнул легонько Карлушу в лоб, и Карлуша в орла обратился.

Не стал Карлуша даром время терять и полетел над синим морем. Летит ночь, летит день, ещё ночь, ещё день, потом ещё ночь и утро. А берега всё не видно. Вдруг кругом потемнело, море грозно зашумело — налетела буря. Гром гремит, молнии сверкают. Волны вздымаются до самого неба. Вихрь норовит швырнуть Карлушу в бездонную глубину, а молнии — ослепить. Но как ни старался вихрь сбросить его в ревущее море, молния — ослепить, гром — оглушить, Карлуша летел всё вперёд и вперёд. Ведь если он утонет, на его родной земле останутся виселицы, и жестокий король будет вешать на них невинных людей.