Тайна невидимого убийцы - Буало-Нарсежак Пьер Том. Страница 12

— С Альфредом Нуреем, с мсье Дюрбаном, с Симоном. Симон даже показал мне коллекцию оловянных солдатиков.

— Да, ты продвинулся дальше меня…

— Папа, это великолепная коллекция! Мсье Шальмон хочет теперь воссоздать панораму Дуомонского кладбища. Знаешь, по — моему, он все — таки сумасшедший.

Мсье Робьон задумался.

— Я думаю, сумасшедших людей не бывает, — тихо сказал он. — Есть только люди страдающие. Запомни это на тот случай, если в один прекрасный день ты тоже станешь адвокатом… Что ты еще узнал?

— Ничего особенного. Они все считают, что в замке живет привидение.

— И ты в это веришь? Признайся, ты заинтригован?

— Ну… немного.

Мэтр Робьон встал с кресла, улыбнулся и ласково произнес:

— Ладно. Пойдем обедать. Через несколько дней я увезу тебя в Париж. Я вижу, здешний воздух не очень тебе на пользу.

— А как же твое расследование?

— Бог с тобой, Франсуа! Я ведь не обещал Раулю, что раскрою преступление. Обещал только немного покопаться в этом деле.

— После обеда ты вернешься в Ля Рошель?

— Нет, останусь здесь. Я тебя совсем забросил… Итак, ты обещаешь мне не думать ни о каких привидениях и не слушать глупых историй? Доктор прописал тебе пляж, купание, хороший сон — и это все. А теперь заканчивай свое письмо. Не забудь передать привет родителям Поля.

— Подожди, папа, я еще должен написать ему кое — что важное…

— Оставь это, пожалуйста, до завтра. Ты ведь никогда еще не пробовал уху по — шарантски? Расскажешь мне, как она тебе понравилась…

4

«Дорогой мой калека!

Ну и натворил ты дел! Заметь, что я за это на тебя не сержусь. Но ты поставил меня в довольно трудное положение. Ну да, согласен, я послал тебе незаконченное письмо. Но я же не виноват! Это папа заставил меня заклеить конверт. Ты понимаешь, бывают в жизни моменты, когда приходится делать что велят!.. Но сегодня у меня есть время и есть что тебе рассказать. По сравнению с тем, что ты сейчас узнаешь, та ужасная ночь, о которой я обещал тебе поведать, — просто пустяк! Поэтому не буду особенно о ней распространяться, скажу только, что в ту ночь в моей комнате кто — то был, я жутко перепугался и позвонил Симону. Он, бедняга, явился в пижаме и шлепанцах, зажег свет — и, конечно, не нашел ни души! Совершенно непонятная история! Ты, наверное, сейчас крутишь пальцем у виска, однако все это правда. В комнате кто — то был, я в этом уверен, и, возможно, это существо… не такое, как мы с тобой. Оно было неощутимо и неуловимо… Помнишь, что мне рассказывал Альфред Нурей о телекинезе, о камнях, летающих по комнате, проникающих сквозь стены и ударяющихся о мебель? Эта история не выходит у меня из головы. Я тогда еще подумал, что, если бы мне пришлось увидеть нечто подобное, я бы, наверно, свихнулся. Так вот: это произошло, и я расскажу тебе обо всем подробно. Какое же все — таки счастье, что я могу вот так, запросто, поболтать с тобой!

Итак, мой отец теперь не выезжает из замка. Это означает, что он влезает во все дела, всех обо всем расспрашивает. Сравнивает новые показания с предыдущими, а также с теми, которые содержатся в полицейских отчетах, по нескольку раз осматривает интересующие его места… Например, он попросил Рауля открыть окно, через которое мог скрыться убийца. У Симона он зачем — то взял взаймы складной метр и все подряд им измеряет. Он даже вырубил молодые деревца в парке, представляешь?

Я спросил, что он разыскивает. И знаешь, что он мне на это ответил?

— Ничего, просто проверяю. Когда — нибудь, мой дорогой Франсуа, ты поймешь, как верна пословица «Доверяй, но проверяй».

И он удалился, вставив в глаз свою лупу. То есть, разумеется, никакой лупы у него нет, зато он то и дело протирает стекла своих очков. Я впервые вижу его за работой. Как бы мне хотелось, чтобы он посвящал меня в ход расследования, а не отмахивался, как от назойливой мухи!

Он даже кофе после обеда пьет не со мной, а с Раулем. Они усаживаются в углу салона и начинают перешептываться, а если я подхожу к ним, папа делает беззаботное лицо и, по — моему, едва сдерживается, чтобы не сказать мне: «Пойди, дорогой, поиграй». Ну что ж, у меня тоже будет свой секрет — мои письма тебе! Только тебе я могу признаться, что выяснил уже больше, чем он… Да, так на чем я остановился?..

Прошло два дня. Как — то раз мы сидели за столом и ели папины любимые мидии. Подошел Мишель: «Мсье Робьон, вас просят к телефону». Видел бы ты лицо моего папочки! Он весь напрягся, смял салфетку и бросил ее на стол. Минуту спустя он вернулся; выражение у него на лице не предвещало ничего хорошего.

— Собственно, это тебе звонили. Твой друг Поль.

Я так и подскочил!

— Знаешь, он был очень краток. Поздоровавшись, он сказал мне буквально следующее: «Не стоит звать его к телефону. Передайте ему только, что его письмо я получил. Жаль, что он ничего не понял в игре в скрабл. Что же касается той необыкновенной ночи, то пусть он хранит эти воспоминания при себе». Поль был очень сердит. Ты не хочешь объяснить мне, что это была за необыкновенная ночь?

Ну и проклинал же я тебя в эту минуту! Щеки у меня горели… Рассказать? Или нет? Отец смотрел на меня поверх очков взглядом не адвоката, а прокурора. И я повел себя как опытный преступник…

— Да ну, ерунда! Мне просто приснился страшный сон, который я обещал ему рассказать. Это бы его позабавило; я стараюсь хоть как — то развлечь беднягу. А потом я просто об этом забыл, вот и все.

Папа настаивать не стал. Но скажи, с чего это вдруг ты решил мне позвонить? А вот насчет игры в скрабл ты прав, я в ней решительно ничего не понял. Признаюсь, я немного приукрашиваю события, когда пишу тебе. Мне хочется тебя позабавить, и я развлекаюсь вместе с тобой. Но если вы все против меня, я ведь могу и перестать! И тогда ты никогда не узнаешь, что я нашел в моем чемодане под одеждой… Впрочем, это меня так поразило, что я не могу удержаться и не рассказать тебе все…

Итак, когда я гулял по пляжу, мне в носки попал песок. Не знаю почему, но здесь все время в носки набивается много песка; более того, он даже на зубах скрипит. Может, потому, что здесь всегда ветрено? В общем, я решил вернуться к себе. Учти, что, уходя, я закрыл дверь на ключ; мой чемодан тоже был заперт. Он лежал на сундуке, как я его оставил. Везде был полный порядок. С некоторых пор папа стал часто заходить ко мне в комнату, вот я и стараюсь, как могу. У меня даже в чемодане ни к чему не придерешься: пуловеры, трусы, майки, рубашки, платки — все это уложено ровными стопками, как на выставке. Носки лежали на дне чемодана. Я взял наугад первую попавшуюся пару, и из нее что — то выпало. Я нагнулся, поднял эту штуку — и… меня будто ударили. Это был маленький деревянный крестик, а на нем прикреплено что — то вроде каски. Каска была покрашена так искусно, будто ее извлекли из траншеи в начале века и она хранит на себе следы времени… Представь себе — это была точно такая каска, какие я видел на оловянных солдатиках в комнате старика! К кресту она была привязана подбородным ремнем.

Я отвязал каску, положил на ладонь, осмотрел. Это была, конечно, работа Ролана Шальмона. Только он мог так тщательно обработать металл и даже воспроизвести на нем след смертельного удара штыком. Каска была размером с наперсток. Я надел ее на палец — и тут почувствовал, что сердце у меня бешено бьется. Этот зловещий крест был спрятан в моем чемодане! Только тут я в полной мере представил, какая паника, должно быть, охватила ту несчастную вдову, когда она обнаружила камни, попавшие к ней в комнату непонятно каким способом.

А ведь крестик с каской — это хуже, гораздо хуже. К тому же в центре креста я заметил какие — то инициалы. Их трудно разобрать, они как будто размыты дождями и снегом, но тем не менее первая буква похожа на «Б», а вторая на «К». Это могут быть инициалы какого — нибудь Бернара Клебера, или Бенедикта Кювье, или… Или — Без Козыря?

Вот так история! Никто в Бюжее, кроме папы, не знает моего прозвища. Почему же именно мне подбросили этот таинственный крест?