Ребята и зверята - Перовская Ольга Васильевна. Страница 15
Соня держала Ишкину голову. Мы с Юлей напрягали все силы, чтобы отвязать верёвку. Нет, ничего не выходило. Ишка издыхала у нас на руках.
И вдруг…
Наташа завизжала и бросилась ко мне:
— Ножик… У меня же ножик… Вот он…
Она резала на привале лук и, как была, с ножом, побежала за нами. А потом и она сама, и мы все так растерялись, что не заметили его.
— Давай сюда! Скорей! Держи верёвку!
Дрожащими от волнения руками мы принялись кромсать толстый канат. Нож был тупой, не резал, а пилил.
— Сильней дави! Ещё…
«Дзыг, дзыг…» — визжал нож, вгрызаясь в верёвку. Юля и Наташа наклонились, следя за ножом, и скулы у них двигались, словно они тоже перегрызали упругие волокна.
Наконец петля на Ишкиной шее ослабла. Она опустила голову на траву и глубоко вздохнула.
Несколько минут она лежала не шевелясь. Потом мотнула головой, вскочила на ноги и первым делом оглянулась, ища свою Милку.
«И-а, и-аа, и-ааа!» — хриплым, зычным басом затрубила Ишка и далеко откинула хвост.
«И-а, и-а, и-а!» — откликнулась Милка.
На склоне горы, в рамке из хмеля, показалась её озорная головка.
«И-а, и-а, а-ааа!» — закричало на разные голоса ущелье.
И мне навсегда запомнились это полное звуков ущелье и два трубных голоса, словно проигравшие в нём зорю.
Васька
Мы играли в саду за домом, когда вернулись охотники. С террасы закричали:
— Бегите скорей, посмотрите, кого привезли!
Мы побежали смотреть.
По двору, описывая круг перед крыльцом, проезжали одна за другой телеги. На них были шкуры зверей, рога диких козлов и кабаньи туши. Отец шагал у последней телеги, а на ней, на передке, сидел, сгорбившись и озираясь по сторонам… тигрёнок. Да-да, самый настоящий тигрёнок! Усталый, покрытый пылью, он ухватился когтями за край телеги и так протрясся по всему двору. А когда лошадь остановилась перед крыльцом, где стояло много людей, он испугался, попятился и растерянно оглянулся на отца.
— Ну вот, Васюк, и приехали! — сказал ему отец.
Он взял тигрёнка на руки и отнёс его на террасу.
Тигрёнок был такой необычный, что мы тоже растерялись.
— Не надо его на террасу! — закричала Наташа, самая маленькая из нас. — Там мои игрушки…
— Тигры не едят игрушек, — сказала Юля.
Она подумала и добавила:
— Придётся его хорошенько кормить, а то как бы не стал кусаться.
— Да, уж это вам не котёнок какой-нибудь.
— А глаза у него какие большие… и хвост… Заметили хвост? Волочится прямо по земле.
— Ну уж и «по земле»! Всегда прибавишь.
— А давай посмотрим!
Мы гурьбой, толкая друг дружку, поднялись на террасу.
Тигрёнок расхаживал вдоль перил и старательно всё обнюхивал. После тряской дороги у него, наверно, кружилась голова и пол уходил из-под ног. Он шатался, как пьяный, часто садился и закрывал глаза. Но чуть только ему становилось лучше, он снова торопился обнюхивать, как будто его кто-нибудь заставлял.
С перил свешивался рукав ватной куртки. Тигрёнок уцепился за него лапой и сдёрнул вниз. Соня громко засмеялась. Он поднял голову и уставился на неё.
Теперь мы его хорошо рассмотрели. Он был с полугодовалого щенка сенбернара; у него была большая, широкая голова с круглыми зелёными глазами, широкий лоб и короткие уши. Передние лапы были тяжёлые и сильные, а задние — гораздо тоньше. Туловище было худощавое и щуплое, и хвост длинный, как змея.
— Совсем ещё ребёнок, — важно сказала Наташа.
И правда, он был ребёнок. Неуклюжий, маленький, одинокий, он прижался к ноге отца и потёрся об неё, как будто желая сказать: «Я здесь один, и я маленький, так уж ты, пожалуйста, не давай меня в обиду».
Пока отец отпрягал лошадей, разбирал вещи и умывался после дороги, мы взяли тигрёнка на руки, понесли его в комнату, положили на самое почётное место, на диван, и все стали вокруг.
Мы старались заметить в нём что-нибудь особенное и внимательно к нему приглядывались.
Тигрёнка накормили из чашки тёплым парным молоком. Он налакался, растянулся опять на диване и прищурился на свет большой лампы. Ему очень хотелось спать, но он не засыпал, а всё время шевелил ушами.
Как только накрыли стол для ужина и в комнату вошёл отец, тигрёнок поднял голову и потянулся к нему с каким-то странным звуком, похожим на громкое мурлыканье: «ахм-хм-гм-гм».
— Ишь ты, слыхали? Засмеялся от радости! — удивилась Наташа.
Отец погладил тигрёнка. Он снова улёгся на своё место и заснул под шум разговора.
За ужином мы всё узнали про тигрёнка. Звали его Васькой. Его поймали далеко, за четыреста километров от нашего города, в камышах, около большого, пустынного озера Балхаш. Один охотник-казах, большой приятель отца, выследил логово двух тигров. Тигры в этой местности не водились, и эта пара забрела случайно из Персии. Казах дал знать отцу, а сам продолжал следить за тиграми. Он узнал, что тигры пришли сюда не охотиться, а прятаться в надёжное место, потому что у тигрицы должны были родиться детёныши.
Скоро тигрица куда-то скрылась. А тигр ушёл за перевал и больше не возвращался.
Охотник со дня на день ждал отца. Он обшарил все окрестности, стараясь отыскать тигрицу. И вот раз он наткнулся на свежие следы. Они шли по песку и спускались к реке.
Охотник притаился в кустах и оттуда внимательно оглядел прибрежный камыш. Вдруг на другой стороне он увидел тигрицу. Она осторожно пробиралась в зарослях и несла в зубах что-то тяжёлое. Потом бросила свою ношу, переплыла реку, прошла мимо охотника и на виду у него стала удаляться. Охотник живо смекнул, в чём дело. Он ударил свою лошадёнку, но, вместо того чтобы гнаться за тигрицей, поспешил к тому месту, где она что-то оставила.
Он правильно рассчитал: в густом камыше, тесно прижавшись друг к дружке, сидели два маленьких тигрёнка.
Охотник сгрёб их за шиворот, сунул в перемётные мешки — коржуны — и сел в седло. Тигрята пищали, барахтались и вылезали из мешков. Казах только плотнее прижимал коленями мешки и знай нахлёстывал свою клячонку.
Он хорошо понимал, какая ему грозит опасность, если тигрица бросится в погоню. Ведь она в несколько прыжков догнала бы и убила и усталую лошадёнку и похитителя тигрят. На ружьё у казаха тоже было мало надежды: оно было очень старинное, заржавленное, ствол у него давно разболтался и был тряпочкой привязан к ложу.
И вот с таким замечательным конём и оружием этот бесстрашный охотник рискнул увезти детей у матери-тигрицы.
Примчавшись в аул, охотник стал думать, как уберечься от ярости тигрицы. В это время подоспел на подмогу отец с другими охотниками. Тигрят спрятали в одну из юрт. Вокруг аула разбросали отравленные куски мяса и разожгли огромные костры.
В ту же ночь тигрица явилась в аул. С диким рыканьем металась она вокруг жалкой группы юрт, но огонь внушает зверям непреодолимый страх — она так и не решилась ворваться за пылающую черту.
В ярости задрала она лошадь и на рассвете ушла в камыши, чтобы к ночи явиться обратно, ещё страшнее и бешенее.
На следующую ночь она опять рыскала вблизи аула, и здесь её настигла смерть: она съела кусок отравленного мяса и околела. Наутро её нашли мёртвой.
Когда отец узнал, какой страшной опасности подвергался его приятель, охотясь с плохим ружьём, он снял с себя прекрасное охотничье ружьё и отдал его товарищу. Казах был в неописуемом восторге и отдарил отца шкурой тигрицы и одним из тигрят.
До нашего дома Ваське пришлось вынести длинное, тяжёлое путешествие. Почти половину пути ехали за верблюдах. От их качающейся походки бедному Ваське становилось плохо: его рвало, у него начинала идти носом кровь. Тогда отец слезал с верблюда и нёс тигрёнка на руках.
Отсюда и началась их крепкая дружба.
— Да, натерпелся Васька за дорогу, — кончил рассказывать отец. — Один раз он совсем перепугал меня: думал — вот-вот скончается. Лежит, глаза закатил, ноги дёргаются; пропал, думаю. Нет, ничего, отдышался.