Солдат Орешек - Бахревский Владислав Анатольевич. Страница 4

Орешек разговоры разговаривает, а сам в шайку уже и воды налил, и веник сыскал.

— Давай, дедушка, похлещу тебя! Самому небось не больно сручно.

— Будь добрый! — согласился Банник, а сам на перья поглядывает.

Солдат и говорит:

— Если хочешь, могу и перьями, мне Анчуткиного добра не жалко.

— Уважь, — кивает Банник, — перо-то, чую, шёлковое.

Уважил солдат хозяина бани, а тот и говорит:

— Теперь ты ложись! Да не бойся. Неохота мне угаром тебя морить. У самого потом голова, как худой котёл, и трещит, и пищит.

На славу солдат Орешек помылся, попарился. Подарил Баннику Анчуткины перья напоследок, а тот его табакеркой отдарил.

— Откроешь, — говорит, — потихоньку. Тут на всех чих и нападёт. А тебе — ничего! То-то смеху! Я ведь — пребольшой шутник.

Засмеялся, на камни ковшик водицы кинул, закутался в пар, как в простыню, да и пропал.

Увидала старуха солдата, по-кошачьи фыркнула:

— Живёхонек!

— Хорошая у тебя баня, бабушка, — говорит солдат. — Спать клади. Разморило.

— Вот тебе тулуп. Вот тебе другой, — говорит старуха. — На один ложись, другим укроешься.

Солдат Орешек, Ведьма и барин

Лёг солдат Орешек и захрапел, да так, что все старухины мыши в подполье попрятались, а старуха радуется:

— Спи, голубчик, спи! Авось и до смерти заспишься!

Зажгла в печи малый огонь, поставила на огонь ведёрный чугун да и принялась варево поганое варить. Травки-отравки в тот котёл кидает, сама приговаривает:

Чует солдат Орешек: тулупы сами собой зашевелились. Смекнул — нечистое дело. А старуха вдругорядь наговор бормочет. Из котла собачий дух пошёл, тулупы обернулись двумя псами. А ворожея уж и третий раз песню свою проклятую завывает:

Солдат Орешек взял да и открыл табакерку — подарок Банника, псы как раз и ожили, вскочили на ноги. Языки у них до полу, огненные, а глаза — как оловянные пуговицы. Сожрут и не увидят, чего на зубах смололи.

Не уцелеть бы Орешку, да спасибо табакерочке. Поднялись звери-псы на задние лапы да как… чихнут. Стоят два дуралея и друг перед дружкой: ап-чхи! ап-чхи! Старая ведьма кулаком на них замахнулась, да и недомахнула:

— Ап-ап-ап-чхи!

Поднялся Орешек с пола, табакерку в одной руке держит, а другой саблю достал. Старуха, однако, смерти своей дожидаться не стала, вскочила на метлу да — в печь. Из печи высунулась, в четыре пальца свистнула и — фьють в трубу, а за нею псы её оглашенные. До третьих петухов в лесу чих стоял.

Лёг солдат Орешек на старухину постель, табакерочку рядом с собой поставил, чтоб ещё кому не вздумалось сон доброго человека тревожить, да и выспался всласть.

Утром умылся, саблей побрился, нашёл в печи чугунок с кашей, поел, и опять жить хорошо.

Идёт Орешек, песенку солдатскую посвистывает, во все стороны поглядывает.

— Вот тебе и раз!

Луг. На лугу на красном стуле сидит барин, чубуком дымит, смотрит, как землю пашут. Да вот дивное дело! Вместо коня в соху мужика запрягли. Тянет соху один, а погоняльщиков у него трое.

Подошёл Орешек к барину и говорит:

— Ваше благородие! Я человек мимохожалый, во многих землях был, но такого не видывал, чтоб на людях пахали.

— Ступай прочь! — говорит барин. — Не то мужика выпрягу, а тебя впрягу.

— Не могу я прочь пойти, — отвечает Орешек. — Я — солдат. Солдат мимо чужой беды не проходит.

Скинул ружьё с плеча, наставил на рукастых слуг и командует:

— Мужика выпрячь! Ать-два!

Слуги, на ружьё глядя, сговорчивые, выпрягли мужика.

— Барина запрягай!

Запрягли барина.

— Паши!

Барин кричит, грозится, соху не тянет.

Солдат как щёлкнет курком на ружьё. Слуги и давай барина настёгивать.

— За что они тебя так? — спрашивает Орешек мужика, а тот дышит не отдышится.

— Лошадь, — говорит, — Мопопа забрал.

— А какая же нынче пахота? — спрашивает Орешек. — Самое время косить.

— Самое время, — говорит мужик, — да Мопопа велел луга перепахать, каменьями засеять.

— А кто это Мопопа? — удивился солдат.

— Мы про него мало ведаем, — отвечает мужик, — только он теперь хозяин здешней земли. Все баре ему нынче поклонились.

Тут солдат Орешек ружьё на плечо закинул да и командует:

— Ступайте все по домам да живите, как прежде жили.

Слуги на землю кинулись, и барин с ними.

— Помилуй, солдат! Мы лучше поле вспашем друг на дружке, чем указ Мопопы не исполнить.

— Не тряситесь, — говорит Орешек. — Лучше укажите мне дорогу к Мопопе.

Барин рад от солдата избавиться, показал дорогу.

— Избавишь, — говорит, — нас от Мопопы, все наши благородия царю бумагу напишут, чтоб тебе чин дали.

— Отчего не избавить, избавлю! — храбрится Орешек. — Не таким рога сшибали. Только уговор, барин: обидишь мужика, тогда и я тебя обижу.

С тем и разошлись.

Отправился солдат в путь, а сам думает:

— Повезло мне, дорога к Мопопе та же самая, что домой.

Подумал этак да язык себе и прикусил. Неужто Мопопа водворился в родной его деревне? Да и кто таков? И вспомнил Орешек Пропади Пропадом. Не его ли это козни?

Тут как раз ворона над головой солдата каркнула:

— Кар! Кар! Будешь знать, как нечистой силе перечить!

Ветер по вершинам забушевал.

— Шуу! Шуу! Будешь знать, как нечистой силе перечить!

Дерево надломилось, грохнулось на дорогу. Выскочил из дупла бельчонок да и свистнул:

— Фьють! Фьють! Будешь знать, как нечистой силе перечить.

Остановился солдат Орешек. Огляделся.

— Не знаю, — говорит, — где ты, Пропади Пропадом, рожу свою прячешь, а только так тебе скажу: волков бояться — в лес не ходить.

И пошёл, пошёл своей дорогой. Ать-два! Ать-два!

Солдат Орешек и Мопопа

Идёт Мопопа — все бегут.

Стоит Мопопа — все лежат.

Сидит Мопопа — всяк смерти ждёт.

— А какого он обличья? — спрашивает Орешек встречных людей. — Велик ли, мал?

А в ответ одна и та же песня:

— Идёт Мопопа — все бегут, стоит Мопопа…

На рожон дурень лезет. Бывалый солдат потому и бывалый, что сначала семь раз отмерит, а потом уж оттяпает.

— Где он, Мопопа? — спрашивает Орешек.

Молчат. И старые молчат, и малые. Махнут рукой на дорогу, да и весь сказ. Привела та дорога солдата Орешка к родной деревне. Прийти пришёл, но объявиться повременил. Залез на старую сосну, глядит сверху. Не видно Мопопы. Деревенька маленько захудала. Одна изба покривилась, другая прохудилась, третья на ветру колышется. А так ничего, видно, что живут люди.

Забрался солдат Орешек в колодец, разговоры кумушек послушать. Стоит в воде по грудь, не шелохнётся, а ухо — торчком! Только что за притча — не судачат бабы, как бывало. Воды наберут — и прочь.

Вылез солдат Орешек из колодца, в лесу обсушился, ружьё почистил, зарядил, саблю брусочком направил. И так ловко прокрался к родной избёнке — даже тень свою обманул. Дверь отворил — матушка у оконца пряжу прядёт.

Поглядела матушка на Орешка, палец к губам приложила и глазами на сени показывает.

Всё понял солдат. Ружьё с плеча долой, развернулся…

Стоит в углу, сеновал башкой подпирает здоровенный мешок. Ноги у этого мешка — мешки, руки — мешки, голова — мешок, а про пузо и говорить нечего.