Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль - Кальма Н.. Страница 109

Патош и Мать вызвали Клоди и Брижит, представили их мэру:

Вот эти две — наши доверенные. Мы им поручим организовать концерт для ваших ветеранов. Они и здесь, в Мулен Вьё, часто ходят в деревню к местным старикам, помогают им в хозяйстве, а заодно и развлекают: поют им или читают газеты, а иногда даже рассказывают что-ни-будь. Клоди и Брижит очень это умеют.

Конечно, мэр обрадовался. Решили ехать в Дом престарелых в ближайшую субботу.

И вот они вернулись к себе в республику, Клоди, Брижит и десять мальчиков и девочек, участвовавших в концерте. Перед глазами ребят еще стояли оживленные, с блестящими глазами лица людей из Дома престарелых. Как им были рады! Как аплодировали, с каким жаром требовали повторения чуть не каждой песни, как расспрашивали о жизни в республике, об учении, о Матери и Па-тоше! И, конечно, ребятам было приятно: все с таким уважением и любовью говорили о Жюльенах: «Это такие люди... такие люди... Вам, ребята, повезло, что вы к ним попали».

Топоча, как молодые лошадки, они побежали по расчищенному у дома куску асфальта в столовую ужинать. Брижит, влетевшая в столовую первая, обернулась, радостно объявила:

— Приехал Пьер Тоди! Наверное, он на все воскресенье. Сидит за нашим столом.

В самом деле, за столом, где обычно ужинали Брижит, Клоди и Дидье, сейчас сидел вполоборота кто-то четвертый. Клоди увидела массивную фигуру борца, подстриженный затылок и завитки русых волос. Но когда она подошла ближе и новый пришелец обернулся, девочка невольно отступила.

На нее смотрело исполосованное шрамами лицо с перебитым носом, искривленным ртом и широкой красной полосой, идущей от лба к подбородку.

— Что это? Кто? — пробормотала Клоди, не в силах отвести глаз от этого страшного лица.

— Я тебе потом... потом все скажу,— шепотом бросила Брижит. Она заторопилась к столу, заговорила с приветливой улыбкой: — А мы тебя ждали, Пьер! Мать сказала нам, что ты ей звонил и обещал приехать. Ты еще незнаком с нашей новенькой? Она приехала из Парижа недавно. Пьер, Клоди,— представила она их друг другу.— Будьте знакомы, друзья.

Однако юноша, видимо, заметил впечатление, которое произвело на Клоди его лицо. Он пожал протянутую ему руку, но тут же потупился и снова отвернулся, пытаясь укрыться от взгляда новенькой. Брижит изо всех сил старалась смягчить положение — она принялась весело болтать, расспрашивать Пьера о весенней велосипедной гонке, в которой он должен участвовать, и то и дело поворачивалась к Клоди, объясняя:

— Пьер отличный велосипедист. Он тренируется у самого Мило.

Но разговор все не клеился. И только когда пришедший Дидье спросил Пьера: «А что-нибудь новенькое привез? Стихи или песни?» — Пьер поднял голову, и Клоди увидела огромные глаза, которые, казалось, освещали и заполняли все его лицо и заставляли забыть о его уродстве.

— Две песни новые были, да я отослал их Жаклин Мерак, как обычно,— сказал он с явным провансальским выговором.

Девочка задержала дыхание:

— Так это вы сложили песню «В двадцать лет мы легко забываем печали»? Вы? И другие песни Жаклин тоже вы?

Пьер кивнул:

— Я. А вы их слышали? Где? Когда?

— Я слышала в доме у Жаклин,— с готовностью отвечала девочка.— Мы же с ней друзья. Я даже у нее жила некоторое время...

И тут она прикусила язык: этот юноша, как все они здесь в республике, конечно, знает из газет историю похищения ребенка, историю самой «похитительницы»...

Теперь она уже боялась взглянуть на Пьера. И вдруг услышала его спокойный голос:

— И как вам показались мои песни?

— Очень, очень понравились! — горячо сказала она, все еще не смея взглянуть на него.— Да и на концертах их принимают с восторгом... Жаклин стала настоящим «идолом». Она теперь в Советском Союзе.

— Расскажите о ней,— попросил Пьер.— Я ведь никогда ее не видел. Она иногда звонит в автомобильную мастерскую в Ла Мюр, где я работаю, и просит что-нибудь переделать в песне, если ей не подходит какое-то слово. Или просит что-нибудь новенькое и дает мне тему. Так расскажете?

— Слушайте, ребята, что это за глупости: почему вы говорите друг другу «вы»? — вмешалась очень довольная Брижит.— Ведь здесь все свои и все должны быть на «ты».

— Ты не возражаешь, Клоди? — спросил Пьер, и девочка увидела просящее выражение его глаз.

— Ты просто смешной, Пьер,— сказала она вместо ответа.— О чем спрашиваешь? Брижит права: мы все здесь свои, друзья.

В тот вечер они долго стояли одни на снежной дороге, почти у самого дома и все не могли распрощаться. Луна еще пряталась за горами, и вся долина стояла облитая мутно-голубым далеким светом. Где-то ухало, слышались будто отдаленные залпы.

Глухие и сильные удары точно сотрясали горы.

— Что это? — прислушалась Клоди.

— Лавины,—сказал Пьер.— Сколько людей они уже погребли здесь, в горах.

— И ничего нельзя с ними поделать? Взорвать, например, если они опасны?

— Можно, но на это нужны деньги. А кто их даст?

Уж не думаешь ли ты, что наше начальство будет заботиться о безопасности людей?

Клоди замолчала, о чем-то раздумывая. Потом спросила:

— А ты когда-нибудь видел лавину близко?

Пьер усмехнулся:

— Если бы видел близко, не разговаривал бы сейчас здесь, с тобой.

Она съежилась, повела плечами:

— Это действительно так опасно?

— Я же тебе сказал: в прошлом году в районе Лотарэ завалило пятерых. Раскопали только через неделю. Все молодые, как мы.

— Они остались живы?

Пьер махнул рукой:

— Какое! Ведь на них лежало, наверное, несколько десятков, а то и сотен тонн снега. Все газеты тогда писали об этой катастрофе. Неужто не читала?

— Все газеты? — мрачно повторила Клоди.— В прошлом году мне было не до газет. У меня было достаточно и собственных катастроф.

У Пьера сделалось виноватое выражение лица.

— Извини,— сказал он смущенно, — я не хотел...

— Ничего. Я уже привыкла.— Клоди смотрела упрямо перед собой.

— Тем более, — не сдавался Пьер.— Ведь я все о тебе знаю.

— Что — все?

— Все,— повторил он.— Мне все известно. И ребята рассказали, и газеты я читал, и Рири сюда присылал подробные отчеты.

— Ты знаешь и Рири? — удивилась Клоди, и холодок пополз у нее по спине.

Она хотела было еще что-то спросить у Пьера, но над ними распахнулось окно, и голос Боболь прокричал:

— Клоди, где ты? Тебя требует Шанталь. Иди скорей!

— Я должна идти,—торопливо бросила Клоди.—Меня зовет моя дочка.

— Что? Дочка? — Клоди увидела, как еще шире открылись глаза Пьера.

— А говорил, что все обо мне знаешь,— поддразнила его Клоди.— Выходит, не все...

— Значит, узнаю. Так до завтра? — пробормотал Пьер.

— До завтра.

В спальне девочек Брижит уже заснула, а Шанталь в постели капризничала:

— Где моя мама Клоди? Почему она не пришла рассказать мне сказку на ночь?

Клоди, с нетерпением поглядывая на безмятежно сопящую Брижит, начала рассказывать...

— Жила-была на свете Красная шапочка...

— Другую! Давай другую! Это я уже много раз слышала...— захныкала Шанталь.

— Ну, тогда о мальчике с пальчик...

— Не хочу! — уже начинала плакать Шанталь.— Ты мне уже рассказывала! Хочу новую сказку!..

Клоди быстро перебирала в уме все сказки, которые она знала. Что же, в самом деле, рассказать неугомонной дочке? Ага, вот, кажется, «Принцессу на горошине» она еще не знает...

Под сказку о требовательной принцессе Шанталь наконец-то заснула. Клоди принялась безжалостно расталкивать Брижит — слишком важно было для нее то, что она хотела узнать. И как можно скорее.

— Что тебе? Что? — Разбуженная девочка никак не могла взять в толк, чего хочет от нее Клоди.

— Я спрашиваю, что с Пьером? Отчего у него такое страшное лицо? Что он, неудачливый боксер на ринге или разбойник с большой дороги?

— Оставь свои шутки при себе,— нахмурилась окончательно проснувшаяся Брижит. (Они говорили шепотом. Все кругом уже давно спали.) — Пьер чудесный парень, но судьба у него самая несчастная. Мать умерла, родив его, а отцу-пьянице он был совершенно ни к чему. И вот однажды отец вернулся домой после пьянки, совершенно ничего не соображая. Это было, когда Пьеру исполнилось пять лет. И этот пьяный изверг, придравшись к чему-то, стал избивать сына. Бросил его на пол, начал топтать сапогами лицо, раздавил ему нос и губы, чем-то тяжелым нанес раны. Ты их видела зажившими и можешь вообразить, что это было! Прибежали соседи, отняли мальчика, по суду лишили отца родительских прав, даже посадили в тюрьму на какое-то время, да что толку? Дело-то было уже сделано, мальчик изуродован на всю жизнь.— Брижит развела руками и вздохнула.— А парень он замечательный, талантливый, добрый, всегда готов всем услужить. Мама и Патош души в нем не чают.