Мафия пишет оперу - Нестерина Елена Вячеславовна. Страница 22

И тут, неожиданно для зрителей, раздались лихие звуки баяна. Баян играл быстрый вальс. Барабан забил ритм. Остро и тоненько задинькал металлический треугольничек. Это оркестр, спрятанный за бумажной дверью, начал свое выступление. Враз умолкли подпевалы, утих хор. Шестеро танцовщиц кордебалета выстроились в линию и перешли на канкан. Шустро, развевая кружева панталон, они взмахивали ногами, стучали каблучками по полу и взвизгивали. Вот так, визжа и подпрыгивая, группа кордебалета и умчалась за кулисы. Публика проводила их самыми настоящими театральными аплодисментами, кто-то из зала даже крикнул «Браво!».

Из своего убежища Арина Балованцева резко махнула скрученным в трубочку текстом. Тот, для кого сигнал предназначался, понял ее.

Бумажная дверь, на которой большими буквами было написано «КАБАКЪ», открылась – и оттуда резво выпрыгнул шарообразный Антон Мыльченко. Носик его был щедро накрашен красной губной помадой, уголки рта ему подрисовали трагически опущенными вниз. Пока артист закрывал бутафорскую дверцу, ноги его как-то сами собой заплелись одна за другую, Антоша чуть не упал, взмахнув руками, но удержался. И мелкими шажками бросился бежать по маленькой сцене, изображая, что бежит уже давно и в очень далекий край. Он еще ничего не говорил, но в зале уже хохотали и показывали на него пальцем. Антоша бежал, потешно переставляя тоненькие ножки под круглым тельцем, а хор под музыку оркестра слаженно гаркнул:

Маленький пьяненький клопик
Вылетел из кабачка.
И, от испуга
Свернув в подворотню,
Дал от жены стрекача.

Вот тут-то и вступили все остальные подпевалы.

Сань, динь-динь! —

пел один человек.

Бом, динь-динь! —

подхватывал другой.

Папа-ясы! —

отвечал третий.

Гоп-ясы! —

быстро подвел итог четвертый певец.

Ппи-пиньки! —

прошлепал губами пятый.

Бби-биньки! —

добавил шестой. А вслед за этим хор быстренько подхватил:

Дал от жены стрекача!
Ля-ля!

И тут дверь кабачка снова открылась. Из нее, вперед ногами, кое-как выползла такая же красноносая, в нахлобученном на нее всклокоченном парике Зоя Редькина.

Вот и она выползает
Из-под дверей кабачка, —

пел хор, пока Зоя с разухабистой улыбкой мутным взглядом осматривала собравшихся. Вот она, довольная жизнью, похлопала себя по животику.

Ну а в желудке
Буйно играет
Полный стаканчик вина.
Вот так!

Спел хор. И всем стало понятно, почему так хорошо этому персонажу и почему у него такой красный нос. И пока подпевалы слаженно выводили свое «Сань, динь-динь, бом, динь-динь…», Зоя Редькина, очевидно, клопик женского рода, стояла и наслаждалась происходящим. Но тут взор ее упал на продолжавшего бежать Антошу – то есть на ее муженька по сюжету данного произведения. Тот тоже понял, что обнаружен, сжался, упал на пол и в испуге принялся сучить ножками и дрыгать ручками. Добродушная девочка Зоя состроила такую злобную физиономию, что сидящая в зале Антошина мама даже ахнула от неожиданности.

А Зоя-артистка оглянулась по сторонам. И дальше произошло следующее.

Злая клопиха находит
Палку с крючком на конце.
И этой палкой
Бьет по затылку
Мужа на чьем-то крыльце.
Ого! —

сообщил хор. Зоя в точности принялась исполнять то, о чем поведал зрителям хор. И она, словно Петрушка в кукольном театре, стала наносить удары по бедной Антошиной голове, останавливая свои удары в каких-то десяти-пятнадцати сантиметрах от нее. Так она и долбасила, пока подпевалы на разные голоса верещали свои «Сань, динь-динь», «Бом, динь-динь» и «Папа-ясы» с «Гоп-ясами». Она, как и все остальные участники представления, не видела, как дико были вылуплены глаза завуча по воспитательной работе Маргариты Алексеевны, которая сидела в жюри, как замер, погруженный в ступор, артист больших и малых Анатолий Растаковский. Да и смотреть за этим было совсем некогда. Потому что Антоша – избиваемый клопик, вдруг поднялся с пола. Хор тем временем сообщил:

Тогда ее муж ненаглядный
Утопиться в реке захотел.

Артист Мыльченко поднялся на накрытый темным одеялом стул, патетически отставил ножку в сторону, взмахнул рукой и воскликнул:

Крикнул: «Прощайте!
Не поминайте!»
И захлебнулся в воде
Буль-буль! —

уточнил хор. Угнетаемый клопик отчаянно взмахнул ручками, спрыгнул за стул и исчез за кулисами. Грустными и пронзительными напевами:

Сань, динь-динь,
Бом, динь-динь!
Папа-ясы!
Гоп-ясы!
Ппи-пиньки!
Бби-биньки!
И захлебнулся в воде!
Да-да! —

констатировали подпевалы и хор его смерть. Оркестр грянул проигрыш, от которого у многих слезы навернулись на глаза и мурашки понеслись по спинам. И вот тут-то противная клопиха поняла, какого прекрасного клопа-муженька она потеряла. Артистка Редькина принялась рвать на себе парик, метаться в разные стороны и страшно вращать глазами.

Долго жена его выла.
Долго рыдала она —

бесстрастно пропел хор. А Зоя голосом, полным страдания и тоски, запела:

Ах, кто теперь будет
Носить мне зарплату,
Чтоб я выпивала вина!

Тут уж никакие подпевалы перебивать ее не решались. И артистка трагической оперетты пела дальше:

Ведь я пропаду, муженек мой!
Ведь я не могу ничего!

С этими словами страдающая клопиха подбежала к стулу, с которого только что бросился в пучину ее замученный муженек.

И камень на шею
Она привязала,
Не проклиная его… —

сообщил хор. Злая клопиха сделала шаг – и тоже исчезла в пучине. Смолк оркестр.

Сань, динь-динь.
Бом, динь-динь.
Пап-ясы.
Гоп-ясы!
Ппи-пиньки.
Бби-биньки…

Все тише и тише доносилось со сцены. И последние строчки:

Не проклиная его…
Вот так! —