Есть так держать! - Селянкин Олег Константинович. Страница 27

В голосе его звучало искреннее раскаяние.

Матросы обычно отмалчивались, и лишь Изотов как-то ответил:

— Тут головой думать надо. Дело не в одном катере. А вот появись у всех такое настроение, как у тебя, — тогда беда. Чуть катер пострадал — ставь его на прикол! Этак мы весь отряд за пару дней разбазарим… А знаешь, какая сейчас международная обстановка? Мне тут один землячок рассказывал, что Япония и Турция только и ждут, когда фашисты разгромят нас на Волге. Сразу на нас с двух сторон они набросятся! Или не слыхал, что солдаты говорят? За Волгой для нас земли нет! Вот что они говорят. Между прочим, очень умные слова… А как они свою эту клятву выполнят, если мы с вами будем только ушами хлопать?

Ночью снова пошли с десантом в город. Витя к этому походу подготовился: из карманов его брюк и бушлата торчали рукоятки гранат, на поясе висели автоматные диски, в вещевом мешке лежала обкусанная хлебная буханка. Зачем он все это взял с собой? А разве вы не читали в газете о матросах со «сто сорок третьего»? Их катер затонул около города, и тогда матросы высадились, как обыкновенные десантники. Они посеяли панику среди фашистов, которые даже и мысли не допускали, что такой шум могут поднять всего семь человек. Это помогло матросам потеснить противника и пробиться к своим.

Может быть, сегодня команда «сто двадцатого» поступит так же?

Витя залез на надстройку к Бородачеву, устроился там и думал, что пойдет в поход вторым номером пулеметного расчета. Однако в самый последний момент, когда трап уже был убран, его увидел Курбатов, позвал, спустился с ним в кубрик к десантникам и сказал:

— Назначаю вас, юнга, старшим и ответственным за кубрик. Если возникнет необходимость, то подбодрите личный состав, а о всех происшествиях докладывайте прямо мне.

— Есть! — ответил Витя и в ту же секунду был готов провалиться сквозь палубу.

Дружный хохот встретил его ответ. Смеялись матросы-десантники, не смог удержаться от улыбки и Курбатов. Но он быстро справился с собой и, дождавшись тишины, сказал:

— Вы служите не первый год и должны понимать, что ни одно приказание не отдается просто так.

Вот и все, а десантники сразу притихли и уже иными глазами посмотрели на «ответственного товарища».

— Почет, как старшему, — сказал матрос в бескозырке с ленточкой, на которой было написано: «Красный Кавказ».

Его сосед кивнул, матросы потеснились, пропустили Витю в центр кубрика и плотно замкнули кольцо вокруг него.

Новая должность не доставила Вите много хлопот. В корпусе катера появилось несколько пробоин, но их тут же заделали, даже не спросив совета у «старшего».

Маленькое недоразумение произошло только в момент высадки десанта. Дело в том, что раненые матросы пошли вместе со здоровыми, а когда Витя попытался остановить их, то один матрос положил ему на плечо руку и спросил:

— Грамотный? Видел, что написано на том берегу?

— Видел.

— А ну, скажи.

— «За Волгой для нас земли нет!» — звенящим голосом отчеканил Витя.

— Ну вот, видишь. — И, поправив автомат, матрос выпрыгнул из кубрика.

Только сейчас понял Витя, что не нуждались десантники в таком «старшем», что нарочно придумал эту должность Василий Николаевич. Но что он, Витя, мог сделать? Приказ всегда остается приказом.

В дальнейшем Василий Николаевич не раз под различными предлогами старался оставить мальчика на левом берегу, посылал его то в госпиталь к раненым матросам, то к командиру базы за боезапасом; но боевых выходов хватало с избытком и на Витину долю: за ночь по нескольку раз ходили катера в город. Бывало, что и Витя не оставался без настоящего поручения.

Особенно горячие дни начались в октябре. Стремясь захватить город до зимы, фашисты напрягли все силы. Много катеров и пароходов, разбитых снарядами и бомбами, утонуло во время ночных рейсов. Часть из них легла грудой обломков на песках, но некоторые утонули на фарватере и теперь мешали другим. «Сто двадцатому» поручили найти их тралом и обозначить.

Когда катер получил это задание, все нахмурились: очень легким, почти безопасным показалось оно.

Бородачев даже сказал:

— Учтя наши прошлые заслуги, видимо, решило начальство перевести нас на пенсию.

— Как ты сказал? — вдруг раздался голос Нестерова, а немного погодя и он сам влез в землянку. — На пенсию, говоришь? — переспросил он, присаживаясь за стол. — Вот уж от кого-кого, а от тебя, Бородачев, не ожидал… Хотя и предупреждал меня Щукин.

— Щукин? Николай Петрович? А где он? Приехал? — зашумели матросы.

— Пока еще лежит в госпитале, а вот письмецо прислал. Хотите прочитаю?

— Зачем спрашивать?

Сергей Семенович прочел письмо. Ничего в нем особенного не было, но все равно стало радостно. Даже Бородачев, про которого Николай Петрович писал, что он парень ничего, башковитый, надежный, но иной раз в спешке может и глупость сморозить, не обиделся, а засмеялся вместе со всеми и сказал немного сконфуженно:

— Не забыл и меня парторг… А раз ругает, значит, наверняка на поправку пошел!

— Получил я это письмо и думаю: «Дай пойду к матросам, прочту им письмо товарища. Ведь они сегодня на особое задание идут». Пришел, а тут мне Бородачев и преподнес сюрприз! Неужели и остальные так думают?

— Не все, — ответил Юсупов и нахмурился.

— Есть и другие мнения, — проворчал Изотов. — Да смысл-то в них один.

— Какой? — встрепенулся Сергей Семенович. — Обидели вас?.. Вот и напрасно так думаете. Мы с командиром дивизиона долго думали, кого послать, и на вас выбор остановили. У вас, как нам казалось, партийная организация крепкая.

— И правильно думали, — снова проворчал Изотов. — Значит, и посылать нас надо туда, где пожарче.

— Мы в самое горячее место вас и посылаем. Вам поручается найти затопленные пароходы и обозначить их… А где их больше всего лежит? Под самым носом у противника. Думаете, он вам так и даст их прощупывать? Ого! Такой огонь откроет, что небо с овчинку покажется!

Нестеров замолчал. Его серые проницательные глаза быстро перебегали с одного лица на другое. От него не ускользнул ни злой взгляд Юсупова, брошенный на Изотова, ни раздумье Бородачева, ни нервная дрожь пальцев Иванова.

— Так, может, вместо вас кого другого послать? — спросил Сергей Семенович после длительного молчания. — Вас отправим на переправу, а другому катеру дадим ваше задание.

И тут матросов прорвало.

— Не было и не будет такого случая, чтобы наш катер на задворках отирался! — гремел Изотов.

— Нельзя так, товарищ комиссар! — горячился Юсупов, пытался что-то доказывать, но его не было слышно из-за общего шума.

Вместе со всеми возмущался и Витя. Ему было до слез обидно, что комиссар хоть на секунду, но усомнился в его товарищах.

— Не пойму, с чего это вдруг вы раскричались? — спросил комиссар, когда шум немного стих. — Не хотите на переправу — воля ваша. Мы-то вас ведь в другое место посылаем! — Н он весело рассмеялся.

Споров больше не было, и с наступлением темноты катер вышел на задание.

Ночь холодная, ветреная. Черные, тяжелые волны вырастают у борта неожиданно, ударяются о него, и брызги заливают переднее смотровое стекло рубки, как из душа, обрушиваются на Витю, стоящего у пулемета. Сегодня он здесь хозяйничает один. Захар ушел на другой катер, так как на нем ночью был убит пулеметчик. Витя закрыл ватником затворы пулемета, а сам съежился в бушлатике под порывами по-зимнему злого ветра.

Впереди — вспышки выстрелов. Там сейчас высаживают десант тральщики и бронекатера. Пожаров в городе нет: то, что могло гореть, давно сгорело.

Тральщик задрожал и остановился. Найден первый пароход. Поставили над ним буек, пошли дальше. И когда осталось протралить последний участок фарватера, трал опять зацепился за что-то. Напрасны были все усилия и старания: трал засел прочно, словно не хотел пускать катер дальше.

Давно прошли из последнего рейса другие катера, а «сто двадцатый» по-прежнему стоял на месте. Скоро рассвет, его могут заметить фашисты, и тогда десятки пушек и минометов откроют по нему беспощадный огонь.