Есть так держать! - Селянкин Олег Константинович. Страница 8

Однако на этот раз Захар не шутит. Едва они сделали несколько шагов, как в небольшое болотце попрыгали лягушки. Маленькие, под цвет травы, они сливались с ней. Только по белой вздрагивающей грудке да по большим навыкате глазам можно заметить их.

Испуг лягушек прошел скоро. Сначала у одной, а потом и у других под нижней челюстью вздулся шарик величиной с орех, и раздался характерный свист с прищелкиванием. Все это для Вити было так ново и неожиданно, что он готов был смотреть на лягушек, сидя на корточках, хоть до вечера. А тут еще под водой проплыла черепаха. Сама — как лепешка, впереди — змеиная голова, а лапки, как весла, быстро-быстро гребут с боков.

— Иди рыбачить, — торопит Захар. — Смотри, сколько здесь рыбы!

Он уже стоит у ручейка. Витя подбегает к Бородачеву и склоняется над прозрачной водой. Ни одной приличной рыбки! Только мальки стайкой ходят.

— На перекат смотри, — подсказывает Захар.

Перекат — это мелкое место, которое обычно бывает там, где берега низкие, а русло ручья широкое, и Витя быстро находит его. И тут ничего особенного!.. Разве только то, что вода сильно рябит.

— Отчего так, Захар?

— Сам догадайся.

Проще всего добежать и посмотреть. Витя так и делает. По перекату, касаясь нежным брюшком песчаного дна, против течения идут два щуренка. Теперь указаний Захара не требуется: поймав руками щурят, Витя смело идет по ручью, всматриваясь в воду. Она, искрясь, переливается через пеструю гальку или спокойно течет среди покачивающейся травы. И всюду — жизнь. От берега бежит жук на лапках с челноками. Вот он бросается в сторону, испугавшись рыбешки с красными плавниками, которая неожиданно выпрыгивает из воды. Немного дальше два горбатых окуня, как часовые на посту, прохаживаются около травы.

Скоро Витя поймал около десятка щурят. Еще немного — и хватит на уху, но, как назло, кончился ручей. Здесь находился небольшой водопадик, и через него, конечно, рыба не могла пройти дальше. Под водопадиком — водоем, величиной с большой таз, из него-то и вытекал ручей. В водоеме вода тоже очень светлая, и хорошо видно несколько рыбок с толстыми спинками. Едва Витя склонился над водой, как рыбки опустились на дно, уперлись в него головами; еще минута — со дна поднялся ил, замутил воду, и рыбок — как не бывало.

— Садись и шарь руками в иле, — подсказывает Захар. — Сазан всегда так прячется в случае опасности.

Витя долго шарил руками в иле, нашел одного сазанчика, и вдруг у него над самым ухом раздалось шипение. Он вздрогнул и осмотрелся. У кромки водоема на черной скользкой ветке устроилась змея. Витя нарушил ее покой, и она, вытянув голову в желтой шапочке, угрожающе шипела, поминутно высовывая и втягивая обратно тонкий, раздвоенный язык. Казалось, что вот-вот разожмутся ее кольца и, как подброшенная пружиной, змея ринется на Витю. Дико вскрикнув, Витя выскочил из водоема и побежал к Захару, побежал не оглядываясь, не замечая ни колючих кустов, ни режущей босые ноги осоки…

— Там… Там… — еле выговорил Витя, пытаясь оттащить товарища подальше от опасности.

Но Захар, крепко схватив его за руку, спросил:

— Что там?

Голос у Захара скрипучий, выгоревшие брови топорщились над переносицей.

— Змея! — крикнул Витя и показал руками ее размеры.

Захар срезал ножом гибкий прут и побежал к ручью. Вот он замахнулся, и Витя невольно затаил дыхание в ожидании страшного поединка, но удара не последовало. Захар отбросил прут, нагнулся над водоемом и взял что-то. Вот он, улыбаясь, идет к Вите. Вокруг его руки обвилась змея. Она по-прежнему шипит, высовывает язык, но не кусается. Витя должен признаться, что она оказалась гораздо меньше, чем он показывал.

— Кого ты испугался? Это уж. Он не ядовит. На, подержи.

— Не надо. — И Витя прячет руки за спину. — Все равно змея. Брать противно.

Взмах руки — и уж, блестящей лентой мелькнув над поляной, исчез в траве.

Долго еще приятели бродили по берегу Волги. Тени стали заметно длиннее, налетел прохладный ветерок, загнусавили первые комары, а Витя с Захаром все еще тихонько брели по тропинке, то останавливаясь у муравейников, то заглядывая в дупла деревьев, то разрывая кротовьи норы. И вдруг Захар остановился. Его рука, потянувшаяся к кусту, замерла в воздухе. Над Волгой и лесом, все нарастая, несся призывный звук сирены. Он, словно холодной рукой, сжал сердце, прикрыл солнце и качнул деревья. Витя зябко поежился.

— Тревога! — кричит Бородачев и бежит, как всегда, немного вразвалку, широкими скачками.

Изредка он оглядывается на вспотевшего Витю, но ничего не говорит, не ободряет его, а все увеличивает скорость.

Когда они подбежали к катерам, там уже были заведены моторы и матросы снимали чехлы с пулеметов.

— Куда идем, Николай Петрович? — спрашивает Витя, сдерживая дыхание, но боцман Щукин, строго взглянув на него, отвечает непривычно строго и сухо:

— Ступайте на свой пост, юнга.

Дружной стайкой катера отходят от берега, вытягиваются цепочкой и идут против течения. Минеры готовят тралы и глубинные бомбы. Движения до предела скупы, экономны, быстры и точны. Остальные матросы молча стоят на своих постах, протирая оружие или всматриваясь в подернутые синевой берега.

«Неужели и сюда пришла война?» — подумал Витя.

Он уже начал забывать вой бомб, снарядов, и вдруг…

И, как бы подтверждая его мысли, раздался голос капитан-лейтенанта:

— Слушайте все! Сегодня ночью фашисты поставили мины. Выходим на боевое траление!

Глава пятая

БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

Война пришла и на Волгу. Пока еще не было артиллерийского обстрела, не ревели моторами танки, но самолеты-разведчики летали уже каждый день. Их трудно было заметить, так высоко они шли. Чаще всего лишь белый клубящийся след выдавал их.

А ночью, когда из оврагов поднималось первое холодное дыхание ветерка, вновь раздавался гул самолетов. Сначала слабый, еле слышный, он быстро ширился, разрастался, и с наступлением полной темноты черные тени бомбардировщиков уже мелькали над самой водой. Фашистское командование поставило перед собой задачу: прекратить движение судов на Волге.

Вот поэтому и охотились фашистские самолеты за любой баржонкой, не жалели ни мин, ни бомб. Пенилась река от взрывов, плыла, белея брюхом, оглушенная рыба, а самолеты все сбрасывали и сбрасывали бомбы.

Но страшнее всего были мины. Коварный враг ставил их в самых неожиданных местах. До этого года видела Волга в своих водах и многопудовых белуг, и осетров, и сомов, а теперь на ее дне скопились тонны взрывчатки. Иногда очень долго лежит такая мина на дне. Затянет ее илом или песком, обрастет она водорослями, и какой-нибудь сом прикорнет под ее защитой. Течение играет его усищами, блаженствует сом, переваривая проглоченную рыбешку, и вдруг вздрогнут стоящие на берегу деревья и упадет в реку обвалившаяся глыба земли: именно на этой мине взорвался пароход.

Начались суровые будни минеров.

Шумят листвой деревья, бьются волны об яр или с шипением вкатываются на пески, смотрят на воду маленькими окнами домики бакенщиков. Все это осталось от старой Волги. Но много здесь и нового, необычного… На кургане, как поднятые вверх оглобли, торчат зенитные пушки. У пещеры, вырытой в крутом берегу, мачта и около нее — матрос. Это пост наблюдения за минами. От одного такого поста к другому тянутся телефонные провода. Как паутина, легли они на берега.

Волга приготовилась к обороне.

На катерах объявлена боевая тревога. Витя стоит на посту около пулемета, всматривается в темное небо, ищет глазами самолет. Большая каска закрыла весь лоб, мешает смотреть, но снять ее нельзя. Капитан-лейтенант Курбатов сказал, что любого, кто во время воздушной тревоги появится без каски, он спишет с катера на тыловую базу. Витя, как и все другие моряки, больше всего боялся именно этого. Что значит быть списанным на тыловую базу? Это такой позор, что и подумать страшно!

Да в каске и безопаснее. По самолетам стреляют из пушек, и часто около катера раздаются всплески от падающих осколков, а некоторые из них падают и на катер. И все они горячие, с острыми, зазубренными, как у пилы, краями.