Три горы над Славутичем - Хотимский Борис Исаакович. Страница 7
— Благодарствую, что не забыл меня, сирого да убогого. — Кий чуть тронул коня, тот едва не наступил на Желана. — Одного не уразумею умишком своим скудным. Разъясни уж, окажи такую милость. Отчего дяде моему Идару той половины не отдал? И для чего убили его? А?
— Я не убивал его, не убивал! Не я убивал!! Не я-а-а!!!
И был княжий суд суровым.
Взятым древлянам и всем тем остававшимся дружинникам, которые позарились на брагу и не уберегли Горы от разорения, всем рубить лес — под сторожей и присмотром — да ставить новый княжий двор взамен спаленного. Им же ставить еще два двора: для Щека — рядом с княжьей горой, через яр, и для Хорива — через другой яр, что за Щековой горой, как раз здесь, на Лысой горе, около Майдана.
Всех прочих полян, которых взяли и повязали хмельными, вместе с их землей и скотом, домами и домочадцами, всех раздать во владение воротившейся дружине. Ратникам же и воям оставить ту добычу, которую сумели добыть себе в походе, а еще раздать по ромейской серебряной монете из тех, которыми хвалился Желан, будто хотел поделиться с князем.
Воротившейся из похода дружине дать десять дней отдыха, после чего идти походом на древлян, примучить их и наложить вечную дань. Также разослать гонцов к россичам и северянам, дулебам и дреговичам, уличам и тиверцам: ежели пожелают их князья, пускай присылают свои дружины для похода на древлян — свою долю получат, в обиде не останутся.
Разыскать во что бы то ни стало тело Идара, погрести с честью и справить тризну. А тех Полянских дружинников, кто не поддался хмельному искушению, кто честно и до конца защищал княжий двор, Горы и пал в неравной сече, всех их собрать отовсюду и погрести с честью здесь, у Майдана и капища, насыпав великую могилу. И тоже справить достойную тризну.
Дом и двор Желана на Подоле у Воричева тока пожечь и с землей сровнять, собрав перед тем все добро и все богатство его. Серебро и золото Желана, кроме упомянутого для воев и ратников, раздать дружине, а прочее добро, скот и рабов отдать старшим в роду у тех, кто не воротился из похода и кто пал здесь, обороняя Горы.
И нынешней же ночью, после суда, здесь же, не медля, принести щедрые жертвы богам: быков, овец и птицу; хлеба и сосуды с медом. А кроме того, принести богам в жертву Желана и весь род его, пожечь их всех у капища. Самого Желана — живьем, а родичей его — перед тем заколов.
В наступившей ночной темноте высоко в черное небо летели искры от великого жертвенного костра на Лысой горе, где Майдан, где на каменном капище высятся озаренные огнем деревянные антские боги.
6
НА КОРСТЕ НАД УЖОМ
Течет лесами речка Уж, извивается, будто и впрямь уж-змея. И где-то на восходе втекает в реку Припять. А та — в Днепр, повыше Полянских Гор…
От Гор обратным путем — вверх по Днепру, через Припять и в Уж — тянутся нескончаемой цепью челны с Полянскими кметами. С полянами вместе идут северяне и россичи. Все прочие анты не пошли, не захотели в поход на древлян идти под Киевым стягом. Уличи отговорились тем, что слишком далеко им ходить, а дреговичи сказали, что слишком близко от них древляне — не хотят дразнить… Когда нет желания, отговорка всегда отыщется.
Во глубине темных лесов, за сырыми топями, за неведомо кем и когда насыпанными вдоль всей той земли Долгими Валами, стоят на речке Уж две горы из крепкого корста, розоватого, как копченое мясо вепря.
На одной горе — капище, здесь приносят жертвы богам. На другой горе — за высоким дубовым частоколом на каменном валу — двор Гори-слава, князя древлянского. Наряден на том дворе терем княжий, с островерхими кровлями, с замысловатыми резными по дереву узорами, выкрашенными белым вперемежку с багряным. Перед теремом высится старый ясень, его чуть наклоненный ствол, дотянувшись выше кровли, раздваивается и уже не один, а два ствола, расходясь друг от друга все далее, тянутся под самое небо, будто воткнули здесь в землю великую рогатку, а концы ее обросли многими ветвями да листьями, и каждый лист остер, как наконечник копья.
Перед частоколом, у дубовых ворот своего двора, топча мягкими сапогами жесткий корст, ходит туда-сюда, как сторожевой пес на цепи, сам Горислав — крутолобый, с крепкими скулами и челюстями, заросшими черной бородкой. На широких прямых плечах долгий, до пят, малиновый плащ с золотой каймой по низу, прихваченный золотой застежкой, украшенной многими каменьями, темно-красными, как загустевшая кровь. Ходит и ходит, туда-сюда. Глядит вокруг себя угольными, как у грека, глазами.
С высоты далеко видно. И куда ни глянь — всюду леса, леса, леса до туманного окоема и далее за ним, отсюда невидимые. Необъятная земля древлянская. И не счесть самих древлян на той лесной земле. Давным-давно собрались все здешние и пришлые племена, говорящие единой речью, стали вместе жить, валить лес и добывать мед, ловить зверя и рыбу, вместе набегать на соседей-полян и вместе обороняться за Долгими Валами от Полянских и любых прочих набегов. И все они, звавшиеся прежде различно, прозвали себя древлянами. Как прозвали себя, скажем, полянами тоже собравшиеся когда-то вместе полуденные соседние племена или дреговичами — полуночные ближайшие соседи. Есть вокруг и другие антские племена, помельче, которые до сей поры никак не решатся, к кому примкнуть, все надеются остаться сами по себе. А зря ведь! Разве удержится малое племя в здешних краях среди великих соседей? Ну, не примкнут ни к древлянам, ни к полянам, — рано или поздно придется либо тем, либо другим дань платить.
А сейчас — то ли древляне полянам станут платить дань или же поляне древлянам. Кто кого одолеет? Не миновать сечи великой!
Только надо ли непременно быть той сече? Горислав перестал ходить, подозвал бояр своих — Житовия, Млада и Стрелюка, начали совещаться.
Млад предлагал идти челнами по Ужу и Припяти навстречу челнам Полянским, а вдоль берегов направить через леса поболее метких стрелков. И побить полян, не дав им даже из челнов высадиться. Кметов у древлян хватит, одолеют.
— И у полян, кметов не так мало, — заметил Стрелюк. — Лучше здесь на Корсте дружину собрать, воев и ратников вдоль Долгих Валов посадить да новые валы побыстрее насыпать, частоколов поболее наставить и отбиться. Корста на Уже никому не взять!
— И Полянских Гор не возьмешь, — вздохнул Житдвий.
— Ой ли? — Черные княжьи глаза кольнули боярина, будто два копья. — Давно ли наши гуляли на Полянских Горах? А ты…
Житовий не смутился, не устрашился колючих глаз своего князя, возразил:
— Наши гуляли там, когда Кия с дружиной не было. А что после сталось, то тебе ведомо…
— Ведомо, ведомо! — вскипел Горислав, опять начав ходить туда-сюда. Так стиснул свои крепкие челюсти, что черная бородка — торчком…
И кажется, придумал.
Нет, сеча в чистом поле никак не годится: поляне и россичи конными дружинами сильны. А в лесу на конях не развернешься. В лесу, за извилистыми линиями Долгих Валов, древляне — хозяева. И если станут их оттуда в поле выманивать — не поддаваться, оставаться в своей земле, где каждый камень и каждый пень — подмога.
Кий тоже должен разуметь, что в лесу да на валах его кони далеко не ускачут. Потому и пошел челнами. Как в осеннее полюдье. А вверх против течения ходить нелегко. Стало быть, измотается Киева дружина, идучи вверх по Припяти да по Ужу. И древляне помогут ей еще пуще измотаться — меткими стрелами из-за прибрежных деревьев. Пускай займется этим Млад, взяв для такого дела достаточно стрелков.
Стрелюку здесь, на Корсте, оставаться с несколькими сотнями, отобьются в случае чего.
Сам же Горислав совместно с Житовием поведет всех прочих к Ирпе-ню, перейдет его и привычным путем нагрянет на Полянские Горы — как раз когда Кий со своими дружинами в лесах увязнет. Верно ведь напомнил Житовий: гуляли древляне на Горах Полянских, когда Кия с дружиной там не было. Стало быть, теперь ни дня не терять!
На том и порешили. Разослали гонцов по всей земле во все стороны — собирать кметов древлянских. Житовию поручено было снарядить особых мужей — выведать в три дня, что на Горах Полянских делается, кого там Кий за себя оставил, много ли сторожи и где стоит.