Подземный флот маркшейдера Вольфа - Смирнов Сергей Анатольевич. Страница 41

Двигаться было трудно вот почему: в почти неподвижном мире Кит преодолевал сопротивление как бы застывшего, уплотнившегося воздуха.

Что делать, стало ясно. Бежать! Вопрос – куда! Ну, не в школу же… Он был одет, как на карнавал, изображавший какое-нибудь дворянское собрание… Да еще с граммофоном в руках - не оставлять же это уникальное изобретение в подворотне! Он представил себе, как вваливается в класс… Все обалдевают, Ленка Пономарева крутит пальцем у виска, а училка по русскому сразу вызывает «скорую» из психушки. Да что училка, он и в школу войти не успеет – его охранники тормознут, скрутят и саперов пришлют агрегат изучать, не бомба или это и не хочет ли свихнувшийся Кит взорвать к чертям родную школу, которая его так достала.

Кит тяжело поднялся… Тяжело и мощно, как Геракл. Потом осторожно поднял старательно поющий граммофон и тяжелой Геракловой поступью двинулся… куда? Ясно куда – до дома на такой далекой теперь улице Космонавтов.

Путь с нелегкой ношей да еще при отчаянном сопротивлении воздуха, а вернее самого времени, казался не то, что неблизким, а просто невообразимым – прямо как путь хоббитов до Мордора. Но делать было нечего: взялся – иди. И Кит шел.

Странно было смотреть на абсолютно застывшую Москву… Прохожие - как статуи… Машины… Вроде как вечная пробка… Голуби – как на невидимых ниточках подвешены.

Кит шел, не напрягаясь и не торопясь. Да и невозможно было торопиться. И так-то ноги еле двигались, пот катился со лба. Пару раз Кит опасно спотыкался… обо что бы вы думали? Об тонкие травинки! Они почти не гнулись в этом мире почти остановленного времени! Трижды Кит тормозил, чтобы поставить граммофон на асфальт, нагнуться, кряхтя по-стариковски, вернуть иглу в начало и с трудом покрутить ручку… Невыносимый старинный романс «Последний рейс» практически стал его личным гимном.

Люди, предпочитающие мыслить логически, могут спросить: а зачем, вообще, такие муки? Остановить пластинку, запустить… вернее, отпустить время – пусть движется себе нормальным ходом. И быстренько добраться до дома… Загвоздка в ясной и понятной логике самого Кита: разве мог он позволить себе в таком вот невероятном дворянском прикиде, с невероятным граммофоном в обнимку переться мимо школы до дома на глазах у изумленных прохожих… А так-то он практически летел домой сквозь сиреневый туман сгустившегося времени в сотни раз быстрее болида Формулы-1… Может, даже на околосветовой скорости! Впрочем, вряд ли… На такой скорости он, наверно, сгорел бы в нижних слоях атмосферы, как хиленький метеоритик!

Измученный невероятным походом сквозь пространство и время, изможденный донельзя, Кит всерьез тормознул только перед подъездной дверью. Мозг его работал четко: пора глушить пластинку, а то в почти остановленном времени чего доброго домофон не сработает, ток зависнет, хотя это была полная ерунда – явная «пара» по физике.

Он огляделся – в непосредственной близи прохожих не было, - опустил граммофон на крыльцо и осторожно снял иглу…

Сиреневый туман сгущенного пространства-времени стал рассеиваться… Ближайший прохожий начал вяло выдвигать ногу вперед… Кит шустро открыл дверь подъезда, подхватил с крыльца граммофон…

И только дома, перед дверью родной квартирки, его проняло. Попросту говоря, он позволил себе испугаться. Да мамы родной…

«Только бы мамани дома не было!» - вот какая вспыхнула сверхужасная мысль Кита.

Папаня мог бы сходу принять любую, самую невероятную историю. Даже если бы он в нее не поверил, то хотя бы похвалил за выдумку. А вот мама…

Еще одну маленькую вечность Кит простоял перед дверью, обливаясь, холодным потом. Сейчас дверь квартиры казалась страшнее двери в самый глубокий и таинственный подвал, набитый монстрами, как консервная банка – сладкой кукурузой…

Кит машинально пошарил по карманам… Все-таки хорошая, правильная у него была привычка – сначала пристегивать к брюкам ключи, а потом уж надевать их!

Кит осторожно отпер дверь… прислушался… Мама сейчас должна была вести занятия в своем институте, папаня – вдохновенно писать новые гениальные полотна в студии, но мало ли… В квартире стояла глухая тишина.

Кит зашел на цыпочках в прихожую… А через пять секунд он уже был в своей комнате… А еще через четыре секунды граммофон был засунут в шкаф и накрыт свитером… Еще через тридцать секунд вся аристократическая одежка была сброшена, сложена и спрятана на верхней полке шкафа. Одежка была влажной от пота, но не сушить же ее, развесив по комнате или в ванной!

Скрыв все улики, Кит бухнулся на постель, чтобы остыть и подумать… Но еще через десять секунд он не просто остыл, а – похолодел!

Все происшедшие события собрались в памяти воедино, как мозаика, – и все стало понятно и объяснимо! Перевести бы дух в родном доме, да куда там… Разгадки и объяснения оказались еще более ужасными, чем потенциальная встреча с маманей в прихожей квартиры – эти разгадки «молыньями» и пулеметными очередями стали долбить и добивать бедные Китовы мозги!

Теперь нечего было удивляться бредовой княжеской идее спустить в полете граммофон прямо ему, Киту, в руки. Все было рассчитано князем. В том числе и смертельный риск. Их княжеский риск. Они взялись выручить его, выхватить из лап врагов и знали, что страшно рискуют. Граммофон был спасательным кругом на всякий случай. Но только для него – для Кита! В случае чего они готовы были отправить его домой в будущее, а сами… сами погибнуть…

Он, Кит, вернулся в ту же самую точку времени и пространства, из которой выехал в прошлое на старинном «Рено» выпуска 1913 года! Все логично! Но он, конечно же, не мог вернуться сюда на аэроплане – посадочка в узкую арку была бы еще та! Крылышки бы разлетелись во все стороны! Они оба разбились бы в лепешку, не успев превратиться в мотоциклетных ездоков… Да еще прохожих с десяток угробили бы!

Значит, княжата решили обязательно спасти его, Кита… пусть и ценой собственной жизни! Для этого и раструб с граммофона был снят: чтобы сбросить мощность звучания и значит… значит, уменьшить объем переносимой во времени массы. Масса это он – Кит. Аэроплан-трансформер слишком большой, и таинственная сила граммофона без раструба не могла его вытащить… Все правильно! Они все рассчитали правильно… Но только все, все теперь на свете неправильно! Потому что он здесь, целый и невредимый, а храбрая авиаторша-княжна через минуту, а может, и раньше, разобьется насмерть!.. А может, все-таки сумеет посадить подбитый аэроплан?.. Может, аэроплан еще успеет превратиться в какой-нибудь спускаемый аппарат с парашютом, как у космонавтов… И почему, почему князь не сбивал вражеские самолеты «молыньями» или еще чем-нибудь, ведь наверняка какое-то невиданное по тем временам оружие у них есть?!

Кит уже не лежал на постели, а сидел на ней голый и неподвижный, как йог в нирване, и тупо смотрел в холодные глаза Чужого, глядевшего на него со стены и улыбавшегося холодной космической улыбкой. «Чего гадать, и так все ясно, - тихо шептал Чужой с постера на стене. – Разбилась твоя распрекрасная княжна, разбилась давно, сто лет назад… Сами же они и виноваты, сами заварили всю эту кашу, ты тут вообще не при чем. Расслабься».

Представить катастрофу было легко… Торчащий из луга хвост аэроплана, заломленные крылышки, горящие обломки… и труп княжны посреди них… ниточка крови тянется с уголка губ. Все красиво, как в кино… Только там, сто лет назад, настоящий труп красивой и храброй девчонки. Его, считай, ровесницы… спасавшей Кита ценой своей жизни.

Кит еще никогда всерьез не размышлял о смерти. Он, конечно, понимал умом, что есть такая неминучая напасть в мире, видел всякие ужасы в новостях… но это, сами понимаете, не то. Она, смерть, проходила мимо Кита пару раз, но – не очень близко и не очень страшно. Первый раз давно, когда мальчишку из соседнего подъезда, которого он иногда встречал во дворе, сбила насмерть машина. Он не видел самой аварии и не видел похорон, но пару месяцев дверь соседнего подъезда казалась ему пострашнее двери в подвал, от нее веяло жутью. А еще год назад умер от инфаркта папа одноклассницы Кита. Она две недели не ходила в школу, а потом еще долго была вся бледная, молчаливая, с заплаканными глазами. Учителя ее почти не вызывали и за любой ответ ставили «четверки»-«пятерки». Ее все жалели, но.. но подходить к ней было как-то не того, не то чтобы страшно, но как-то не очень… в общем, понимаете.