Подземный флот маркшейдера Вольфа - Смирнов Сергей Анатольевич. Страница 9
Евсеич Первый пригнулся. С огромным интересом, будто на привезенного экзотического зверя, он посмотрел на Кита и резко, словно уронил что-то и дернулся следом за упавшим предметом, поклонился Киту.
- Очень рады, Никита Андреевич, милости просим, милости просим! – сказал он так же подобострастно.
Еще больше напрягся Кит, наблюдая, как Евсеич Первый шустро обегает машину и открывает дверцу ему, Киту.
Кит вышел просто и сказал запросто: «здравствуйте».
- Здравия и вам желаем, Никита Андреевич, - всё рассыпался Евсеич Первый в любезности, от которой Кита уже тошнило.
Он догадался, конечно, что если сейчас – это «до революции», то значит, этот Евсеич, натурально слуга, прямо настоящий лакей, раз так весь рассыпается. Все это Киту не катило.
- Кваску не желаете с дороги, Никита Андреевич? – спросил Евсеич Первый. – Холодненького? Или морсику?
«А кока-колы у вас тут нет холодненькой?» - очень захотелось спросить Киту, но он решил никого не обижать.
- Можно, - только и буркнул он.
- Чего изволите-с? – опять рассыпался Евсеич.
- Квасу, - лишь бы тот отстал, буркнул Кит.
- Сию минуту-с.
И Евсеич побежал в дом.
Однако князь тормознул его:
- Погоди, боцман, - вдруг позвал он слугу очень даже уважительно и, подождав, пока тот развернется, сказал: - Второй-то где?
- Держит контроль по контуру, - преобразившись вдруг, важно ответил тот. – Как вы велели, капитан.
- Ах да, - махнул рукой князь. – Не суетись только. Теперь и так все в сборе, слава Богу. Я сам всё покажу Никите Андреевичу, а ты пока обычными делами займись.
- Есть, капитан! – опять клюнул вниз Евсеич Первый и уже не побежал в дом, а пошел с достоинством.
- Уж извините его, Никита, - сказал князь, заметив сильно кислую физиономию Кита. – Он и его брат-близнец – совершенно равноправные члены нашей корабельной команды, от них зависит очень многое, но никак не удается выбить из них старорежимные холопские повадки. Крепостная традиция, так сказать, в крови, еще их отец был крепостным, застал ту эпоху во всей ее красе… Я уж им, понятное дело, не говорю, что у нас тут всего через два с половиной года случится, как нас тут всех в будущую революцию разнесут по кусочкам. Все равно не поверят. Скорее умом повредятся. Я понимаю, как вы лично на это смотрите… но ведь заметьте, в вашем же классе есть, так сказать, господа, которые такой обиход примут как должный. Разве я ошибаюсь?
Пока князь разлагольствовал, как бы оправдываясь перед прогрессивным – с виду, по крайней мере – далеким будущим в лице Никиты Демидова, снизу, с дороги, нарастал треск. К бабке-угадке не надо было ходить, чтобы сказать: это треск очень старинного, но явно нового мотоцикла.
- Возвращается ветер на круги своя, хотя порой это кажется невероятным…
Князь, кажется, еще не закончил свою туманно-философскую мысль, как решил прерваться. Он явно посчитал ниже своего достоинства надрывать голос, перекрикивая накрывший их мотоциклетный треск. Он замолк и косо, с неодобрением проследил за мотоциклом, объехавшим их широким кругом и остановившимся в десятке шагов, прямо у крыльца усадьбы, подо львом.
- А вот сейчас я представлю вас старшему помощнику и вечному возмутителю спокойствия, - сказал князь. – Но сначала, простите, прилюдная выволочка. Иначе не проймешь.
Он решительным, военным шагом направился к «возмутителю», вернее возмутительнице спокойствия, которая, тем временем, откинула ногой консоль внизу, потом оставила мотоциклетное седло, изящно перекинув правую ногу через старинный руль, похожий на длинные тараканьи усы, улыбнулась решительному князю и сняла мотоциклетные очки, в точности повторив то эффектное движение рук, каким снимал очки и сам юный князь Веледницкий.
- С благополучным возвращением из будущего, Жоржик! – невинно прощебетала юная летчица-мотоциклистка.
- Что вы себе позволяете, старший помощник! – резким, хорошо поставленным голосом стал отчитывать ее князь. – Помимо прочего, хорошенький приём вы устраиваете нашему гостю – пытаетесь напугать его до смерти.
- Не похож он на пугливого гимназиста, - как бы между прочим, заметила летчица, бросив в сторону Кита короткий взгляд, авиационной бомбы пострашнее. – А что касается бомбёжки… Во-первых, я маскировала ваш переход под военные маневры… Мало ли чьи шпики тут могут водиться. Во-вторых, тренировалась. Война всё-таки идёт, Жорж. Может пригодится навык прицельного бомбометания…
Князь бессильно развёл руками. «Пронять» сестру ему не светило.
Мотоциклистка, тем временем, продолжала невинно улыбаться.
Кит же чувствовал только, что каменеет и врастает в землю.
Наконец, мотоциклистка по-дружески, по-родственному похлопала братца ладонью по груди и сказала:
- Ну что ты так раскипятился, Жоржик, да еще при госте. Он подумает про нас невесть что. Я посчитала, что все-таки важно прикрыть контур сверху, с воздуха. Оттуда, знаешь, - она ткнула в небо пальчиком, - легче проследить, нет ли в округе подозрительных лиц. На худой конец, отвлечь внимание тех же шпиков, которых ты так опасаешься… И к тому же, посмотрел бы ты сверху, как он красив, переход сквозь время… Если бы ты видел эту изумительную шарообразную радугу!
- Вот, где истина – одни красоты ей, красоты важны! – всплеснул руками князь, уже смиряясь с тем, что «выволочка» пошла насмарку. – Верно говорил папа, - ударение в слове «папа» князь сделал на второй слог, - на тебя, Лизон, нет никакой управы, кроме полицейской.
Лизон сразу нахмурилась, и словно тень упала на ее лицо.
- Не говорил, а говорит… - грустно и очень тихо, но очень твердо проговорила она.
Князь резко повернулся к Никите, чего-то смутившись.
- Приношу извинения, Никита Андреевич, за семейные недоразумения на нашем, так сказать, корабле, - громко произнес он. – Позвольте представить вас моему старшему помощнику и просто родной сестре Елизавете Януариевне Веледницкой.
Елизавета Януариевна насмешливо взглянула снизу вверх на брата и решительной походкой, сильно напоминающей военную походку брата, двинулась навстречу Никите.
- Я представлюсь сама, - бросила она брату через плечо.
Кит однажды читал о таком необъяснимом и страшном аномальном явлении, как самовозгорание людей. В истории известны несколько достоверных случаев, когда на глазах пораженных свидетелей кто-то сгорал мгновенно и бесследно, вспыхнув ослепительным шаром… Кит чувствовал, что вот-вот сейчас сам также мгновенно воспламенится и исчезнет, оставшись тут, в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году, кучкой золы… а может, и вообще без всякой золы. Лицо у него уже страшно горело.
Дерзкая и неуправляемая летчица-мотоциклистка подошла к Киту и подала руку в перчатке.
- Лиза, - сказала она, глядя в глаза Киту так же дерзко, лукаво и… ну, не опишешь как. – Называйте меня просто Лизой… А вас как можно величать?
- Никита, - выдавил из себя Кит, отвечая на рукопожатие.
Хорошо, что рука девчонки была в перчатке, потому что рука Кита была сейчас мокрая и холодная.
- Можно просто Кит, - добавил он и сразу догадался, что зря.
- Кит? – приподняла одну острую бровку княжна Лиза. – Это очень весомо.
Трудно сказать, что подвигло князя сказать то, что он сказал, поспешно подойдя к ним. Наверно, он просто хотел подбодрить чересчур смущенного Кита.
- Со стороны посмотришь, так будто вы накоротке, знакомы давно, - весело сказал князь.
И тут Кит брякнул:
- Виделись уже…
Брат с сестрой изумленно переглянулись.
- Когда ж это вы успели? – с недоуменной улыбкой спросил князь, думая, что Кит так шутит.
- Да сегодня… Ночью, - так честно и признался Кит.
И с трудом сглотнул.
Княжна Лиза ахнула. Она ахнула так протяжно, будто делая вздох после долгой задержки дыхания:
- А-а-а-а-а-а-а-а-х!
И отшатнулась. И жутко побледнела. И тут же жутко покраснела. И закрыла лицо обеими руками, облаченными в перчатки-краги.