0:1 в первом тайме - Багдай Адам. Страница 3

На следующем углу он остановился перед витриной, за которой улыбалось фарфоровое лицо раскрашенной красавицы. Это была единственная реклама парикмахерской третьего разряда, принадлежавшей пану Эузебиушу Сосенке. На фарфоровой голове красавицы топорщился фантастически зачесанный пук выцветших волос цвета неочищенного льна. Если бы не приклеенные ресницы, похожие на лапки жука, и не легкое косоглазие, красавица была бы удивительно похожа на пани Казю из магазина.

Весело настроенный Манюсь улыбнулся фарфоровой физиономии, и ему показалось, что она ответила ему мягкой, едва заметной улыбкой. Приободренный, он толкнул дверь и вошел в парикмахерскую. Первое, что он увидел, был большой блестящий лысый череп пана Сосенки, склоненный над намыленным до самых глаз лицом клиента.

— Мое почтение пану шефу! — воскликнул Манюсь, снимая шапку. — Ну как, пан шеф, выигрываем, а?

Пан Сосенка отвел бритву от синего лица клиента.

— Не мешай! — проворчал он, посылая Манюсю укоризненный взгляд.

Манюсь поморщился: шеф в плохом настроении. Последнее время с ним это часто случалось — ведь его любимая команда «Полония» проиграла подряд два матча. Мальчик уже хотел отступить, но передумал. Он решил попытаться развеселить мрачного парикмахера.

— Вы знаете, у меня есть предчувствие, что следующий матч мы обязательно выиграем, — небрежно проговорил он, не глядя на шефа. — Да еще под ноль.

— Под ноль! — воскликнул пан Сосенка.

— По существу, если разобраться, нет игроков лучше, чем «полонисты». Они же играют, как по нотам. А если иной раз неудача, так ведь и они люди. Да к тому же, этот последний матч судья отсудил.

Пан Сосенка так взмахнул бритвой, будто собрался перерезать клиенту горло. Его широкое лицо просветлело, глаза потеплели. .

— Вот именно! — воскликнул он хриплым от волнения голосом. — Все дело в судье!

— Таких судей надо гнать! — подхватил Манюсь.

— Хуже! Их надо забирать в милицию, как хулиганов. — И пан Сосенка прошелся бритвой по лицу перепуганного клиента.

— Конечно! — подтвердил Манюсь.

— Если говорить правду, Чек, мне этот судья полжизни стоит. Спать не могу, есть не могу, работать не могу. Я уж и сам не знаю, что могу и чего не могу! — вздохнул парикмахер.

— На этот раз «Полонии» обеспечен выигрыш, пан шеф, — утешил его Манюсь. — Голову даю на отсечение, что она выиграет.

— Выиграет, говоришь?

— Это вопрос решенный, пан шеф.

Пан Сосенка еще раз перевел дыхание и наконец, успокоенный, принялся за бритье. Намыливая лицо клиента, он благодарно глянул на Манюся.

— Эх, Чек, ты прямо золото, а не парень! Ну, чего дожидаешься? Бери щетку и принимайся за работу! Принесешь воды, а потом сбегаешь за папиросами. Я всегда курю только «Спортивные».

— Будет выполнено, пан шеф! — Мальчик схватил щетку и начал старательно подметать пол.

Он знал, что ему и здесь перепадет пара злотых.

Выходя из парикмахерской, Манюсь еще раз проверил свою кассу. От завтрака осталось два злотых, столько же он получил от пани Вавжинек и три — от парикмахера. Итак, он был обладателем семи злотых. «Не так уж плохо, — подумал он, — хватит и на мороженое и на леденцы. Куплю тете немного кофе, чтобы по утрам не было неожиданностей. Пусть знает, что я тоже думаю о доме».

Только теперь он вспомнил о поручении Манджаро. Значит, в четыре тренировка. Нужно оповестить ребят: воскресный матч с «фазанами» не шутка. У «фазанов» команда сильная, и играют в ней только старшие ребята. Да, выиграть будет нелегко. Манюсь приостановился. Ближе всего было к Тадеку Пухальскому. Он сунул руки в карманы, засвистел «Николо, Николо, Николино…» и быстро зашагал по улице.

3

Манджаро дал условный сигнал — три раза ударил по рельсу, торчащему из пустого колодца лифта. Металлический звон на минуту заполнил темный провал лестничной клетки. Мальчик нетерпеливо постукивал мячом о голую стену с отвалившейся штукатуркой. Но вот заскрипели сколоченные из досок двери, и из полумрака вынырнула маленькая веснушчатая рожица Богуся — Жемчужинки.

— Тебя, братец, всегда ждать приходится! — сердито проговорил Манджаро. — Уже около четырех, надо спешить.

Жемчужинка посмотрел на него с укором:

— Ты думаешь, для меня это так просто… Я еще должен был посуду после обеда вымыть.

— Старик дома?

— Дома… — Жемчужинка запнулся и через минуту грустно добавил: — Опять еле на ногах стоит. Пришлось сапоги с него стаскивать.

— Всыпал тебе?

— Нет, мой старик хороший… Да и зачем он будет драться?

— С пьяными никогда ничего не известно. Этот, из подвала, Пеховяк, знаешь? Как напьется, так колотит своих, что только визг стоит. Вчера у них опять милиция была.

Жемчужинка улыбнулся:

— Ну, мой старик не такой. Он, когда возвращается, обязательно что-нибудь домой принесет. Он вообще хороший и, если б не эта водка… — Мальчик внезапно замолчал и махнул рукой.

Дальше шагали молча. Манджаро постукивал мячом о нагретую мостовую. У него из головы не выходил воскресный матч. Неожиданно он остановился:

— Как ты думаешь, Чек всех оповестил?

— Наверное… — пробормотал Жемчужинка.

— У него никогда ничего не поймешь.

— Увидим.

Манджаро снова торопливо пошел вперед, зажав под мышкой старый, ободранный, полопавшийся по швам мяч. Лицо у него было озабоченное.

— Знаешь что? — быстро заговорил он, не глядя на товарища. — Мы должны сколотить сильную команду, лучшую на Воле. И для этого нужно основать клуб. Я уже все обдумал.

Жемчужинка остановился, вытаращив на Фёлека маленькие кошачьи глазки.

— Клуб! — воскликнул он. — Первоклассная мысль! Я тоже об этом думал.

Манджаро сделал еще более серьезное лицо:

— Да, братец, нам нужно сорганизоваться. Сегодня на тренировке устроим собрание. Выберем капитана команды, казначея, наметим план тренировок, составим список игроков. До сих пор все у нас шло как попало. Дальше так продолжаться не может, — закончил он решительно.

— Дальше так продолжаться не может, — подтвердил Жемчужинка и изо всех сил хлопнул Фелека по спине. — Здорово ты все это обмозговал. Ох, как я рад! У нас будет клуб! Купим новый мяч, всем сошьем одинаковые трусы. Может быть, красные, как ты смотришь? — Он восторженно взглянул на Манджаро.

— Нет, черные, как у «Полонии».

Это был, конечно, убедительный аргумент. «Полония» была самой любимой командой для всех ребят с Гурчевской, а особенно — для обитателей Голубятни. Болели они за нее до беспамятства и всегда готовы были вступить в жаркую схватку со сторонниками армейцев или «Гвардии». Поэтому ничего удивительного не было в том, что Жемчужинка и не пытался возражать.

Он только спросил:

— А как мы назовем наш клуб?

— У меня уже есть название, но нужно будет его утвердить.

— Какое, скажи! — Жемчужинку разбирало любопытство.

Не поспевая за высоким Манджаро, он подпрыгивал, потирал ладони и сжимал кулаки. Но Манджаро сохранял спокойствие, как и пристало автору удачной идеи.

— Не скажу, узнаешь на собрании. Каждый напишет на листочке свое название, а потом проголосуем.

— Прекрасно! — Жемчужинка подпрыгнул, как кузнечик. — Я тоже что-нибудь сочиню. Только нужно это обмозговать.

И Жемчужинка так задумался над этим сложным вопросом, что за всю остальную дорогу уже не сказал ни слова.

Пустырь, который ребята называли своим футбольным полем, занимал небольшое пространство между остававшимися еще развалинами. Он был засыпан обломками кирпича и буйно зарос по обочинам жухлой травой. Но горячим поклонникам футбола он казался цветущим оазисом. С одной стороны его отделяла от улицы глухая стена сожженного многоэтажного дома, с другой — поросшие бурьяном развалины одноэтажного дома, с третьей — высокий забор, а с четвертой — огород. На этом «стадионе» и проходила спортивная жизнь ребят с Гурчевской и соседних улиц. Наиболее оживленно бывало здесь в послеобеденные часы, когда кончались занятия в школе. А теперь, во время каникул, ребята приходили сюда с самого утра. Здесь разыгрывались захватывающие дух матчи, которые часто завершались ссорами и даже драками. Происходили здесь и соревнования по легкой атлетике, а иногда и по акробатике — мальчишки ходили на руках, прыгали, состязались в беге.