Кто главнее? - Белоусов Вадим Михайлович. Страница 16

Моют спусковые дорожки, по которым судну предстоит съезжать к воде. Потом их просушивают, наносят слой насалки, который делает их скользкими, как ледяная горка.

Тщательно готовится спуск; и вот корабль стоит, готовый ринуться вниз, навстречу стихии, для которой он создан. С пульта управления звучит команда. Все, кто собрался возле стапеля, замирают в наступившей тишине. Теплоход сначала очень медленно, почти незаметно начинает двигаться вниз. Крики, смех, в воздух летят шапки. А судно, набрав скорость, уже ударяется кормой о воду. Она расступается, принимая его в свое лоно. Летят за борт якоря, и теплоход замирает на натянутых цепях. Но люди не расходятся. Все так же радостно и с восхищением следят они за работой судосборщиков — тех, кому в этот момент многие втайне завидуют. Ведь это судосборщик стоит у «колыбели» нового корабля, это его твердые, уверенные руки дают ему жизнь.

Стоит судно на якорях, покачивает мачтами на небольшой волне, словно кланяется в благодарность тем, кто его построил. Но спуск на воду вовсе не означает, что теплоход уже готов к рейсу. Чтобы окончательно его доделать, еще надо основательно потрудиться рабочим многих специальностей.

— Многие думают, — улыбнулся мастер, — спуск корабля означает конец работ. Нет, это не так. Спускают на плав одну только коробку — корпус. На ней не только плавать — переночевать моряку негде — везде голый металл.

Олег снял каску и вытер вспотевший лоб.

— А наша экскурсия, между прочим, закончила прохождение прямой части своего маршрута.

— А разве мы ходили по прямой? — удивился Тима. — Только и делали, что петляли по заводу!

— Действительно, петляли, — подтвердил я.

— Это вам только показалось, — настаивал мастер.

— Шутишь, наверное?

— Нисколько. — Олег взял карандаш и принялся рисовать наш маршрут, попутно давая объяснения. — С чего начинается строительство корабля? Тепловозы подвозят металл и материалы, потом автомобили доставляют их ближе к рабочим местам. Что дальше? — неожиданно обратился он к Чижику.

— Потом в заготовительном цехе этот металл раскраивают, — начал неуверенно Тима.

— Так, так, смелее, — кивнул Олег.

— Ну, раскроят, потом сваривают из него секции, из них на стапеле собирают корпус судна.

— Все верно, — подтвердил Олег. — То есть перед нами очевидная последовательность, одно вытекает из другого. Металл везут, режут, сваривают, делают из него корпус судна. Но на одном корпусе не поплывешь. Его надо начинить машинами, механизмами, тысячами деталей и деталек.

— Кажется, я тебя понимаю, — прервал я Олега, — ты хочешь сказать, что эти детали и детальки делают в разных цехах и в разное время, то есть теперь одно уже не вытекает из другого?

— Совершенно верно, — оживился мастер, — теперь от главного «русла» — создания корабля — пойдут многочисленные и очень важные ответвления.

— Вот как, — поддел я Чижика, — наш витязь оказался на распутье: пути-дороги разбегаются, а главнейшая профессия еще не отыскалась.

Тима, против ожидания, ничего не ответил. Он весь был под впечатлением рассказов Олега. Вся масса обрушившейся на него информации, увлекательные и неожиданные грани рабочих профессий, с которыми он только что познакомился, конечно же, заставляли задуматься.

— Наш витязь поступит иначе, — улыбнулся Олег, — сходит и направо, и налево, и прямо. Кстати, прямо перед нами литейный цех, здесь мы познакомимся сразу с двумя профессиями — формовщика и литейщика…

«Графская» пуговица

Когда я заканчивал школу, в моду неожиданно вошли металлические пуговицы. Особенно ценились старинные, с замысловатыми гербами и монограммами, смысл которых был давно забыт, а вот художественность не только не утратилась, а приобрела особую ценность, потому что была следом давно минувшей эпохи.

Впрочем, мы, школьники, тогда мало думали о художественной стороне дела. Лучшей пуговицей была не обязательно самая эстетичная, а самая «шикарная» — порой просто большая, с грубой чеканкой.

Готовясь к выпускному вечеру, многие приятели раздобыли себе такие пуговицы. Не было их только у человека, который в них особенно нуждался, — у Жени Егорова. Костюм, подаренный родителями к выпускному вечеру, давно висел в шкафу, даже пуговицы с него были срезаны, а места, где их следовало пришить, аккуратно помечены мелком. Только пришивать было нечего. Металлические пуговицы Женя так и не сумел найти. Уже были сданы последние экзамены и до выпускного бала оставалось всего несколько дней, а пуговиц все не было, что очень огорчало моего приятеля.

Уже не раз мать предлагала ему вернуть на место старые, споротые пуговицы, но он упорно отказывался. И вдруг ему повезло. Случайно он обнаружил у знакомых великолепную сверхшикарную пуговицу с большим «княжеским» гербом. Впрочем, мне казалось, что она больше походила на пуговицу с ливреи слуги или камзола садовника, но я ничего не стал говорить Жене — и без того он расстроился: пуговица-то была… одна, а требовалось целых шесть. Что делать?

Совсем было приунывший Женя сидел со своей «графской» пуговицей дома, когда ему позвонил другой наш приятель — Саша Соколов. После восьмого класса он поступил в профтехучилище и теперь учился на формовщика. Узнав о Жениных затруднениях, он вызвался помочь. Приехал, посмотрел пуговицу, подкинул ее на ладони:

— Ничего безделушка, на заводе я тебе таких хоть десяток отщелкал бы.

Женя оживился:

— Правда, а когда ты сможешь это сделать?

— Недели через две, не раньше. Сейчас мы проходим теорию, а потом начнется практика, тогда и пойдем на завод.

— А раньше никак нельзя?

— Нет.

— Вот обидно! — Женя с досадой стукнул кулаком по столу. — Выпускной вечер уже пройдет.

Саша, увидев, что приятель не на шутку расстроен, снова взял пуговицу в руки.

— Попробуем что-нибудь придумать: тащи-ка сюда плитку шоколада.

— Это что, за работу, что ли? — удивился Женя.

— Увидишь.

Хоть мало он верил новоиспеченному формовщику, но уверенный тон товарища произвел впечатление. Женя побежал в булочную за шоколадом.

Саша развернул плитку, шоколад отложил в сторону, а алюминиевую фольгу, в которую он был завернут, нарезал ровными кружками размером чуть больше пуговицы. Потом он положил один из кружков на ладонь и плотно «припечатал» к нему другой рукой пуговицу. Взял спичку и начал осторожно продавливать в фольге рисунок с гербом. Теперь-то мы начали понимать, для чего ему понадобился шоколад. Из его обертки он решил сделать литейную форму. Нам прежде тоже приходилось проделывать подобные фокусы — брали монету, накрывали ее фольгой и ногтем выдавливали на ней рисунок. Но нам не приходило в голову, что таким образом можно изготовить форму не для глины или гипса, а для расплавленного металла. Заметив наш интерес, Саша заважничал:

— Это что, вот посмотрели бы, какие штуки нам приходится делать на заводе, ахнули бы.

Со второй или третьей попытки формочка вышла такой, какую он и хотел получить. Крошечное серебристое блюдечко стояло на поверхности стола, покачиваясь от нашего дыхания, ведь было оно легкое, как перышко.

— Мягкость формы еще более увеличится, когда мы нальем сюда металл, — продолжал важничать Саша, — потому что фольга разогреется.

— Что-то надо сделать, чтобы металл не продавил формочку, — вставил робко Женя.

— Сам знаю, — отрезал наш суровый мастер.

В блюдце он насыпал песок, осторожно вдавил в него форму.

Теперь, опираясь на мягкую постель, она не должна была разогнуться.

Наступил самый ответственный момент. Саша поставил на газ жестяную банку из-под консервов, набросал туда паяльного олова. Пока оно не расплавилось, выгнул из медной проволочки ушки-петельки, в которые следовало бы продевать иголку с ниткой, разумеется, уже на готовой пуговице.

— На, держи. — Он передал Жене плоскогубцы с зажатым в них проволочным ушком. Заглянул в жестянку — олово уже расплавилось.