Клад-озеро - Чебаевский Николай Николаевич. Страница 10

Мать сначала не брала его, ссылаясь на мороз. Ленька объявил, что никакого холода не боится и готов ехать хоть без шапки и пальто.

— Какой храбрец! — рассмеялась мать.

— Не храбрец, а закаленный! — бойко сказал Ленька. Он смекнул: раз мать в хорошем настроении, то все равно возьмет, надо только быть понастойчивее и держать себя побоевее. Он словно нюхом чуял, когда следует прикинуться маленьким, пустить слезу, а когда, наоборот, показать себя молодцом.

Не ошибся он и на этот раз.

— Ладно уж, закаленный! Не взяла бы, да каникулы — все равно домой не загоняешься…

И вот Ленька с Мишкой сидят рядом в кузове грузовика.

Дорога на станцию шла невдалеке от Кислого озера, мимо самой усадьбы Харламыча.

Старик стоял у ворот. Видно, тоже поджидал машину.

— Что, Харламыч, опять подвезти тебя с картошкой?

— Удружил бы, сынок, удружил! — ответил старик торопливо. А сам кинул испытывающий взгляд в кузов: что там за люди, стоит ли с ними ехать?

— Волоки свой мешок быстрей! Да соломы подкинь навильник. Мы маловато взяли, не рассчитывали укрывать твою овощ, — с добродушной усмешкой отозвался шофер.

— Самой собой, само собой! — старик заторопился в дом.

Ничего особенного в этом разговоре не было. Колхозники частенько ездили с попутными машинами на станционный базар с мясом, маслом, салом. И шофер подсмеивался над стариком вовсе не потому, что тот вздумал ехать на станцию. Нет, забавным казалось другое: как Харламычу не надоело возиться с картошкой? Рассказывали: доставив очередной мешок, он варил эту картошку у какой-то старухи, а потом ходил по вагонам пассажирского поезда, приговаривая:

— Кому картошки, горячей картошки?!

Некоторые колхозники считали, что эта торговля приносила старику немалые денежки, даже подозревали Харламыча в спекуляции, другие, напротив, говорили: какая может быть выручка от вареной картошки?.. Ворочайся с мешками, спасай от мороза, прикрывай соломой, беспокойся всю дорогу, а потом чисти, вари, жди поезда, таскайся с чугунком по вагонам. Старческая причуда!

Харламыч вышел из дома, сгибаясь под тяжестью большого мешка. Петр Иванович Крохин, Мишкин отец, соскочил с машины, хотел помочь. Старик отмахнулся от него:

— Ладно, ладно, сам покуда дюж!

— Гордый старик! — покачал головой Крохин.

Колхозники откинули задний борт. Харламыч осторожно, словно боялся, что мешок порвется и драгоценная картошка рассыплется, положил его в кузов. Закидал соломой, прикрыл еще для большей сохранности тулупом, а сам сел верхом.

— Все уселись? — заглянул шофер через борт. — Поехали!

Дорога была хорошая: то самое шоссе, которое связывало восточные районы Алтая с большими городами и на строительство которого так надеялись колхозы. Правда, оно еще не было закончено, не засыпано булыжником, не залито гудроном, но земляную насыпь сумели возвести за одно лето и накатали до блеска.

Только изредка попадались выемки для водоспусков, и тогда грузовик подбрасывало и Мишка с Ленькой нарочно валились друг на друга.

— Тихо, сорванцы! — усмирял их Мишкин отец, хотя самому, видимо, тоже было весело.

Ленькина мать всякий раз опасливо поглядывала на сына: не вылетел бы за борт. А Харламыч, тот даже менялся в лице после каждого толчка и шарил рукой в соломе. Наверно, боялся за свою картошку: не побилась бы, не потеряла цену.

Девяносто километров до станции не ехали и двух часов. Но просидеть два часа в открытом кузове на морозе, на ветру — не просто. Мишка с Ленькой совсем закоченели.

— Ну как, без шапки и пальто доехал бы? — спросила мать, когда они вылезли.

— Не-е, замерз, — ответил Ленька не без усилия: у него зуб на зуб не попадал.

— То-то, герой! Беги скорей отогревайся к тете Даше и впредь не хвастайся!

У одинокой тети Даши, маминой двоюродной сестры, работавшей на станции кассиром, Леньке понравилась лишь электроплитка, на которой кипел чай.

«Вот бы нам такую! — подумал Ленька. — Не надо было бы мучиться с самоваром, по целому часу раздувать сапогом». Больше ему ничего не пришлось по вкусу. Везде были занавесочки, коврички, салфеточки, скатерочки, связанные или вышитые самой хозяйкой. На комоде стояли разные бутылочки с красивыми этикетками и разноцветными пробками, под зеркалом сидела пучеглазая кукла. И все-таки, несмотря на обилие вышивок, вязаний и безделушек, в комнате было удивительно пусто, словно тут никто не жил, а только заходил по праздникам стирать пыль со всех этих вещей.

Воспользовавшись тем, что тетя Даша вышла за дверь, Ленька полушепотом высказал свою догадку матери. Но она сердито оборвала его:

— Молчи, дурачок! Скажи лучше, оттаял с чаю, пойдешь со мной на станцию или здесь посидишь?

Ленька вскочил, будто его пружиной подкинуло:

— Ясно, пойду! Мишка, наверное, уже там?!

— Ох, уже эти мне друзья! Не успели расстаться — соскучились! — покачала головой мать.

Мишка уехал с отцом на другую квартиру, где останавливался шофер. Когда Ленька с матерью пришли на станцию, его там еще не было. Поезд тоже пока не пришел. В тупике стояло несколько товарных вагонов, а между линиями темнели горы каменного угля. Ничего интересного во всем этом Ленька не нашел. Пока мать оформляла какие-то документы, он успел заскучать. Отправился на вокзал, побродил по коридору, в зале ожидания, где на деревянных диванах с высокими спинками сидело и лежало несколько пассажиров. Вокзал тоже не понравился: куда меньше колхозного клуба!

От нечего делать побрел Ленька по улице станционного поселка. Без цели заглядывал в каждую ограду.

Вдруг ему послышался знакомый хрипловатый голос:

— Не егозись, чего заегозилась!

— Как не егозись! — сердито ответил ему другой, женский. — Поезд вот-вот придет, не поспею уехать…

— Успеешь!

— Как это успею?! Парень мой приболел, одна я разве так скоро с таким мешком совладаю? Поди и не поднять, не бабье это дело…

Ленька заглянул в ограду сквозь доски штакетника. Во дворе стояла небольшая изба с тесовыми сенками. Двери в сенки были прикрыты не плотно, и в просвете виднелся рыжий полушубок.

«Харламыч!» — узнал Ленька. Он хотел крикнуть, что может помочь, если старик не знает, как отнести к поезду свою картошку. Но тут Харламыч сказал:

— Мне показываться сегодня никак нельзя. Наши деревенские тут.

Ленька насторожился, спрятался за столбом. Послышалось кряхтение, потом тяжелый стук и возглас:

— Нет, не снести мне его, Харламыч!

— Придется тогда без картошки…

Старик развязал ношу. Что-то потянул из нее. Оказалось — внутри большого мешка находился второй, поменьше.

«А этот с чем? И для чего он его в картошку запрятал?» — удивился Ленька.

Долго ломать над вопросом голову не пришлось. В сенки вышла костлявая старуха с алюминиевой чашкой в руке. Она сказала просяще:

— Отложи-ка, Харламыч, на ушицу!

— Тш-ш! — Харламыч испуганно оглянулся и заговорил полушепотом.

Но слух у Леньки был хороший, и дальнейший разговор он уловил.

— Не гожи эти караси на уху…

— Ну, со сметанкой пожарить…

— Вот приспичило, не видишь, что торопимся!

Сомнений никаких не оставалось: в меньшем мешке была рыба. Но зачем Харламыч запрятал ее в картошку? Почему он так встревожен? Разве рыбу продавать запрещено?

Леньку обуяло любопытство. Он дождался, когда из сеней с мешком на плечах вышла дородная, еще не старая женщина. Отдуваясь, наверное, не столько от тяжести мешка, сколько от собственной грузности, она пошла к вокзалу.

Ленька, крадучись, последовал за ней.

Впрочем, следить за женщиной было не трудно. Она не забилась куда-нибудь в темный угол, даже в здание вокзала не пошла, а села на свой мешок прямо на перроне, у всех на виду. Мимо нее даже милиционер несколько раз прошел. Получалось, что она никого не боялась.

Может, никакой тут особой тайны и нет? Разве поймешь порой взрослых? Они зачастую стараются скрыть то, что ребятам хочется знать. Не лезьте, мол, не суйтесь, куда не просят — вот что слышишь, когда пытаешься узнать что-нибудь интересное. Также и тут…