Клад-озеро - Чебаевский Николай Николаевич. Страница 22

— Да вот я говорю — Харламыч мелкой рыбой собаку кормит, а Ванюшка не верит! — обидчиво сказала Зина.

— Подумаешь, диво! — пренебрежительно бросил Ленька. — Он, Харламыч, целыми мешками эту рыбу на станцию продавать возил! Говорил, что картошка, а на самом деле рыба…

— Откуда ты узнал? — Ванюшка схватил Леньку за плечо.

— Ох!.. — Ленька спохватился, что выболтал лишнее.

Но отступать было уже поздно.

— Сам видел, — сказал он растерянно. Потом добавил просяще: — Только чур, никому не говорить!

— Да ты сам-то расскажи толком!

И Ленька сначала неохотно, а затем, видя неподдельный интерес ребят, все больше загораясь, начал рассказывать, как он ездил на станцию и там выследил Харламыча.

— Зачем же ты это таил? — спросил Ванюшка. — Надо было сразу сказать.

— Он, Харламыч, наказывал никому не говорить…

— Наказывал! — передразнил Ванюшка. — Спекулянт просит молчать, а он слушает!..

Эти слова Ванюшки заставили Леньку покраснеть.

Ванюшка с Зиной, не обращая внимания на Ленькины переживания и на его обещание молчать, тут же потребовали, чтобы все было немедленно рассказано Василию Павловичу.

Ленька теперь и сам не возражал. Он понял, что Харламыч делает что-то нехорошее.

— А я… я узнал, что труба идет от Кислого озера до самой речки, до пещерки, которую мы нашли. Эту трубу давно когда-то старатели сделали, которые золото мыли. И Скопанец потому так и зовется, что возле него золото копали. А лог звали Золотым корытом, там золото в корыте мыли…

Теперь уже Зиночка и Ленька не сводили глаз с Ванюшки. А когда все трое выговорились, побежали к председателю. Дорогой к ним присоединился Мишка.

Выслушав взволнованные рассказы ребят, Василий Павлович призадумался.

— Да-а… Орешек, кажется, раскололся. Надо посмотреть, что в нем за зернышко! — после длительного молчания сказал он. — Пойдемте-ка к Харламычу.

И вот ребята во главе с председателем в ограде Биркина.

Лохматая собака-злюка заметалась на цепи. Она рвалась так, что горло у нее перехватило ошейником и она уже не лаяла, а хрипела.

Сердитый, тоже какой-то взлохмаченный, в полушубке с растрепанным воротом и в таком же бараньем треухе из дверей крытого погреба выглянул Харламыч.

— Принимай, старик, гостей! — сказал ему председатель.

— Ась? — на лице Харламыча мелькнула тревога. Но тут же он ощерился в улыбке, сказал ласково:

— Я счас.

И скрылся в погребе, оттуда донесся глухой гул, очень похожий на звук, когда высыпают из мешка карасей.

Минуту спустя Харламыч вылез наружу, вытер грязный, вспотевший лоб. Протянул председателю сложенную лодочкой руку.

— Здоровеньки бывали, Василь Палыч!

Василий Павлович руку почему-то не пожал, будто не заметил приветствия старика.

— Скажи-ка нам, Харламыч, как ты карпо-карасей ловишь?

— Как? Чего это? — старик вскинул косматые брови.

— Ну, не ту рыбу, что крупную на станции продавал, а ту, которая помельче, которой собаку кормишь…

В мутных крохотных глазах Харламыча плеснулся ужас. Он так опешил, что ничего не нашелся сказать, кроме одного-единственного:

— Ась?..

— Не ась, а слазь в погреб, покажи, что у тебя там за приспособления! — потребовал председатель. — Интересно знать, как ты сумел старательские сплотки для спуска воды к рыбной ловле приспособить…

— Ху-у-у! — тяжело выдохнул старик.

Лицо его не побледнело, а посинело от испуга. Он залепетал себе под нос: «Свят, свят!» Наверное, сведения, которые выложил председатель, казались ему чертовщиной.

Все-таки через мгновение старик опамятовался. Зачастил:

— Што ты, што ты, ничего у меня в погребе нет! Никаких сплотков отродясь не видывал!

— Ну, тогда мы сами посмотрим!

Председатель спустился в погреб. Сразу же, кряхтя и охая, слез за ним по замшелой, но прочной лестнице и Харламыч. Ванюшка, Зиночка тоже слезли вниз. Ленька оставался сначала наверху. Он побаивался старика. Вдруг схватится за горло? «А-а, — скажет, — это ты рассказал, что я рыбой торговал?» Но, увидев, что Мишка скрылся в погребе, Ленька немного погодя последовал за ним.

Погреб оказался на удивление большим, высоким. Стены, чтоб не осыпалась земля, обшиты досками. В углах — кадки с солеными огурцами, квашеной капустой. У стены — закром с картошкой… Ничего подозрительного. Никакой подземной трубы или, тем более, принадлежностей для рыбной ловли.

Но если ребята ничего не заметили, Василий Павлович заинтересовался блоком, укрепленным на толстой балке перекрытия погреба.

— Уж не картошку ли ты на блоке, Харламыч, наверх поднимаешь?

Старик испуганно глянул на блок, не нашел ничего лучшего, как согласиться:

— Ага, картошку!.. Силенок-то стало маловато, вот блок и приспособил…

— Автоматику, значит, завел? Раз — и мешок с картошкой наверху? Что ж, это хорошо. Покажи-ка нам в действии свое приспособление. Не мешает потом применить в колхозном овощехранилище, если удачно оно…

— Да картошки в мешках нет, долго больно насыпать, — завилял старик.

— Ничего, ребятки мешок живенько насыплют. Куль у тебя как раз на кадке валяется…

Председатель шагнул к кадке. Харламыч невольно бросился ему наперерез, но тут же остановился как вкопанный.

Ванюшка, Зиночка и Мишка с Ленькой стали дружно нагребать в мешок картошку из закрома.

— А тут… дерево… больше картошки нет, — заикаясь, сказал Ванюшка, нащупав под тонким слоем картошки какую-то доску.

— Да? Что-то маловат закром.

Картошку разгребли. Доска оказалась с ушком. Тут же валялась веревка, привязанная одним концом к этому ушку.

— А ну-ка, сейчас попробуем, проденем веревку в блок да потянем.

Веревку продели в блок, потянули. Доска приподнялась и…

Что же увидели изумленные ребята и усмехнувшийся председатель?

Внизу, под доской, оказался деревянный желоб, сколоченный из старых, потемневших плах. В желобе лежала плетеная из ивы корзина. Такая же, какие делают рыбаки для ловли рыбы на речных перекатах. Нет, немного не такая, не круглая, а четырехугольная, вытянутая в длину побольше обычной.

Когда за веревку потянули еще, в желобе вдруг забурлила вода, потекла между ивовых прутьев и ушла куда-то под землю.

— Так, так! Действительно, механизация рыбодобычи. Крупная рыба остается здесь, самая разве мелочь проскочит сквозь такую корзинку. Вот, ребята, под Скопанцем на льду и попадались вам только рыбки-монетки…

Изумленные ребята стояли, разинув рты. Харламыч дрожал, как осиновый лист.

— Ну что ж, Биркин, все ясно, — сказал Василий Павлович. — Остается лишь несколько вопросов для уточнения. Как карпо-караси появились в Кислом озере и как ты их зимой заставляешь в трубу идти? Она же, эта рыба, как и простой карась, зимой на дне озер лежит…

— Фу-у! — Харламыч тряхнул головой, будто отказываясь говорить. Но тут же, видно, сообразил, что запираться дальше бесполезно. — Как в озеро-то караси попали? А утки их, знать, на лапках принесли…

— Утки? На лапках? Что-то не слыхивал такого.

— Утки, боле некому! Ясно, не самих карасей, а икру ихнюю… Стало быть, где-то в другом месте есть такая рыба, утки там в пруду плескались, икра-то к лапкам прилипла, а здесь смылась… Вода-то в озере давно чистая, карасики и выклюнулись, а потом развелись…

— Значит, народ считал озеро мертвым, заброшенным, не заглядывал на него, а ты воспользовался этим?

— Истинно так, истинно! — ухватился Харламыч за слово, показавшееся ему спасательным. — Только попользовался. И погреб этот, и желоб я не сам мастерил. Здесь у купца водослив был потайной…

— Так, так. Купец потайной водослив для гнилой волы завел, чтоб мужики не придирались, не вопили о порче воды в речке, а ты этим водосливом для рыбодобычи воспользовался?

— Только попользовался…

— Ну, а как же ты еще не ответил, как все-таки рыбу со дна поднимаешь?

— Дело-то нехитрое. Вода-то в Кислом озере от подземных ключей теплая, даже льда местами не бывает, а так тонкий вовсе. А в теплой-то воде, знамо дело, карася в сон не так тянет, в ил он не зарывается. Бросишь комок извести — вода зафыркает, ну, рыба и замельтешит, начнет спасаться, куда вода течет…