Потерянная принцесса - МакДональд Джордж. Страница 15
— Какая-такая принцесса? — рявкнул стражник.
— Розамунда, — отвечала она. — А разве есть другие?
Тут уж он так расхохотался, что толком ничего не расслышал, а немного успокоившись, взял принцессу за подбородок и сказал:
— Нет, красотка, ты не принцесса. Ничего не поделаешь, моя дорогая!
Розамунда гордо вырвалась и отступила назад.
— Ты солгал трижды, — сказала она. — Я не красотка, я — принцесса. И если бы я была тебе дорога, ты бы надо мной не смеялся, хоть я и плохо одета, а пропустил бы меня к отцу и матери.
Тон её удивил стражника, он посмотрел на неё и затрясся — а что если он совершил ошибку?
— Простите, барышня, — сказал он, прикладывая руку к шляпе, — мне велели не пускать во дворец детей. Говорят, Его Величество очень от них устал.
«Наверное, он устал от меня, — подумала Розамунда, — но домой пустит». А стражнику сказала, глядя ему прямо в лицо:
— Мне кажется, я уже не ребёнок.
— Не очень-то вы большая, — отвечал он, — но если вы не ребёнок, что ж, возьму на себя смелость. Король может только убить меня, а рано или поздно всё равно умрёшь.
Сказав так, он отворил ворота, посторонился и пропустил её. Если бы она рассердилась (а всякий, кроме Мудрой Женщины, ждал бы от неё этого), он бы ничего такого не сделал.
Розамунда побежала в замок и взлетела на лестницу. Входя в тронный зал, она услышала странные звуки, кинулась к занавесу, отделявшему помост, заглянула за него — и увидела, что пастух с женой стоят перед королём и королевой. Как раз в эту минуту король говорил:
— Холоп, где принцесса Розамунда?
— Мы не знаем, Ваше Величество, — отвечал пастух.
— Должен знать.
— Она уже у нас не жила…
— А! — вскричал король. — Ты признаёшься, что выгнал её из дома?
— Да, Ваше Величество. Мы не могли её больше держать, и мы не знали, кто она.
— Надо было знать, — сказал король, — это видно сразу. Всякому, кто не различит принцессы, стоило бы выколоть глаза.
— Вот именно, — сказала королева.
Пастух с женой промолчали, не зная, что тут ответить.
— Ну хорошо, не узнали, — продолжил король, — а почему вы её не привели? В указе сказано: «Всех детей».
— Мы не слыхали об указе, Ваше Величество.
— Надо было слышать, — возразил король. — Я издаю указы, вы — читаете. В конце концов, на бронзовых воротах, золотыми буквами…
— Ваше Величество, бедный пастух не может оставить стадо и идти за сотни миль, чтобы посмотреть, что висит на воротах. Мы не знали ни об указе, ни о том, что принцесса пропала.
— Надо было знать, — повторил король. Пастух сдержался.
— Ах, что там! — подхватила королева. — Главное, вы её мучили!
Она слышала от Агнес, как принцесса была одета, и представила себе множество разных унижений и обид. Этого жена пастуха, которая всё время молчала, вынести не смогла.
— Ваше Величество, — сказала она, — если б я её не подобрала, она бы давно умерла и лежала без погребения. Я отнесла её на руках…
«Почему „на руках“? — думал король. — На чём ещё она могла её нести?»
— Ты одела её в лохмотья, — сказала королева.
— Я одела её в платья моей дорогой Агнес! — вскричала жена пастуха, разражаясь слезами. — И вот что за это получаю!
— Что ты сделала с её одеждой? Продала?
— Сожгла, Ваше Величество. Она не годилась и нищенке. Да сквозь дыры можно было увидеть чуть ли не всё тело!
— Жестокая женщина! — вскричала королева, тоже заливаясь слезами. — Говорить такое матери!
— Я её всему учила, — плакала жена пастуха, — и убирать…
— Убирать! Моя бедная доченька!
— …и картошку чистить, и…
— Картошку! Господи Боже!
— …чистить хозяину башмаки.
— Чистить башмаки! О моё несчастное дитя! Как же её белые ручки?!
Король не обращал внимания на эту перепалку, но гладил свой скипетр, словно меч, который вот-вот вынет из ножен. Наконец он спросил:
— Мне одно важно, где она сейчас?
Пастух не ответил, он уже сказал всё, что знал.
— Ты убил её! — взревел король. — Я прикажу тебя пытать, пока не признаешься, а потом замучить до смерти. Такого негодяя…
— Вы обвиняете меня в преступлении? — возмутился пастух.
— Да, — отвечал король, — а сейчас обвинит и свидетель. Эй, приведите девчонку!
Пока они ждали, никто не проронил ни слова. Король раздулся от ярости; королева прикрыла платком пылающее лицо. Пастух и его жена недоуменно глядели в пол. Розамунда едва удерживалась, но стала уже такой мудрой, что понимала — надо потерпеть.
Наконец дверь отворилась, и стражник ввёл смертельно бледную Агнес.
Жена пастуха вскрикнула и бросилась к ней. Пастух тоже направился к дочери, но помедленнее.
— Доченька! — кричала счастливая мать. — Агнес!
— Какая наглость! — заорал король. — Моя служанка — дочь таких родителей?! Они способны на всё. Всех троих — на дыбу! Воды не давать, мучить до тех пор, пока все суставы не выскочат.
Солдаты двинулись к несчастным, но что это? Перед ними встала девочка в лохмотьях и, сияя красотой, кинулась к жене пастуха.
— Не трогайте её! — взмолилась она. — Это моя добрая хозяйка!
Жена пастуха видела только свою Агнес и оттолкнула принцессу. Тогда та, чуть не плача, обернулась к пастуху и обняла его, а он схватил её на руки, не отводя глаз от дочери.
— Что это значит? — вскричал король, поднимаясь. — Откуда взялась эта замарашка? Уведите её вместе с ними.
Но принцесса спрыгнула на пол и, прежде чем кто-нибудь смог вмешаться, взбежала по ступенькам трона, а там, словно белочка, взлетела прямо в объятия короля.
Все застыли, кроме трёх крестьян, те ничего и не заметили. Жена пастуха причитала над дочкой, Агнес не смела поднять глаз, пастух молча смотрел на них обеих. Король, онемев от удивления, тщетно пытался вырваться из объятий замарашки, пока она сама не перебежала к королеве.
Та крикнула:
— Уберите эту наглую тварь!
Но принцесса, не помня себя от радости, сбежала с помоста и взяла за руки своих прежних хозяев.
Глава семнадцатая. МУДРАЯ ЖЕНЩИНА ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВО ДВОРЕЦ
Принцесса смотрела на короля и королеву, а они смотрели на неё, и лица их медленно менялись. Она стала другой, гораздо лучше, узнать сё сразу было трудно; но они не узнавали её так долго по злобе, гордыне и несправедливости.
Глядя на неё, они поднялись, словно вот-вот к ней кинутся, но всё же не кинулись, боясь совершить ошибку.
— Розамунда! — сказала наконец королева. — Моя дорогая!
— Моя любимая дочь? — спросил король.
Они ступили на верхнюю ступеньку. Их остановил властный голос. На королей не кричат, и они застыли во гневе, но дальше не пошли.
Сквозь толпу, заполнившую зал, медленно шла Мудрая Женщина. Все расступались перед ней, пока она не встала у помоста.
— Несчастные! — сказала она очень тихо, только для них. — Я забрала вашу дочь, когда она была достойна таких родителей, и возвращаю, когда они её недостойны. Вы не узнали её, но как иначе? Ваши души слепы. Что ж, пусть ослепнет и тело, пока они не прозреют.
Сказав это, она откинула плащ, и от сверканья её снежно-белого платья, прекрасного лица, ясных глаз король и королева ослепли.
Розамунда увидела, как они дёрнулись, заметались, сели на ступени. Она поняла, что их настигла кара, и подбежала, чтобы понять, в чём дело. Схватив одну руку отца, другую — матери, принцесса воскликнула:
— Папа! Мама! Я попрошу, чтобы она простила вас!
— Я ничего не вижу! — кричали они тем временем. — Темно! Совсем темно!
Оставив их, Розамунда сбежала в зал и упала на колени.
— Простите их! Простите, пожалуйста! — молила она.
Мудрая Женщина склонилась к ней и тихо сказала:
— Подожди. А пока — служи им, как я тебе служила. Приведи их ко мне, я приму их.