Богатырские фамилии. Красные и белые (Сборники рассказов) - Алексеев Сергей Петрович. Страница 22
— Гуд монинг!
К соседу справа:
— Гуд монинг!
— Гуд монинг! Гуд монинг! — несётся по матросскому кубрику.
Отправляется Пересветов вечером спать. К соседу справа:
— Гуд бай!
К соседу слева:
— Гуд бай!
— Гуд бай, гуд бай!
Затихло. Уснул Пересветов.
Матрос Пересветов служил на «Гаврииле». В ту ночь эскадренный миноносец «Гавриил» нёс дежурство по охране Кронштадтской базы. Вновь отличился в ту ночь «Гавриил». Опять был бой с англичанами.
Ночью решили англичане совершить налёт на Кронштадтскую гавань. Ночь летняя. Короткая.
Неожиданно появились в небе самолёты. Сбросили бомбы. Из пулемётов ударили по кораблям.
Смело моряки отражают воздушный налёт.
— На море гляди. На море! — басит боцман Ванюта. — С моря жди «англичанку».
И верно. В атаку на советские корабли пошли английские торпедные катера.
На пути этой атаки и стоял «Гавриил».
Встретили матросы английские торпедные катера.
Вот первый несётся катер. Пустил он торпеду по «Гавриилу». Мимо прошла торпеда. Но не мимо снаряд с «Гавриила». Точно вложился в катер.
Среди орудийной прислуги на «Гаврииле» был и матрос Пересветов.
Увидел он первый английский катер, кричит:
— Гуд монинг!
Увидел, как снаряд с «Гавриила» ударил в катер, как споткнулся, как захлебнулся катер и пошёл ко дну.
— Гуд бай! — кричит Пересветов.
Новый несётся катер.
— Гуд монинг! — кричит Пересветов.
И этот катер встречен огнём балтийцев, точен глаз у артиллеристов. В мелкие щепы разнесли катер.
— Гуд бай! — кричит Пересветов.
Три английских торпедных катера были подбиты огнём с «Гавриила». Другие развернулись, подальше ушли от Кронштадта.
Не принесла удачи англичанам ночная атака. На страже стоят балтийцы.
Не раз приходилось Пересветову рассказывать о бое с английскими катерами.
— Только появится катер, — говорит Пересветов, — мы ему «гуд монинг». И тут же снарядом прямо в него — «гуд бай».
Знал Пересветов по-английски всего два слова: «здравствуйте» и «прощайте». Выходит, больше ему и не понадобилось.
Красноармеец Тихон Свиридов был послан в разведку. Трое их послано: Тихон Свиридов, Трифон Вавилов и юный совсем боец по имени Вася Зайчик.
Задача разведчикам: схватить беляка, то есть кого-то из белых. Доставить пленного в штаб. Для получения о противнике сведений штабу нужен был срочно пленный.
Дождались разведчики ночи. Вышли в опасный поиск. Направляются в сторону белых. В трёх верстах деревенька Лысая. Ночуют там белые. Ясно, у белых стоят дозоры. Кого-то из дозорных они и схватят.
— Лишь бы не пикнул!
— Лишь бы не крикнул!
— Мы его нежненько — по голове, — предлагает Василий Зайчик и на приклад винтовки глазами косит.
Идут бойцы к деревеньке Лысой. Молчат по дороге, каждый задумался о чём-то своём.
Тихон Свиридов — о своей деревеньке Коровий Брод.
Мать вспоминает. Как она там — Матрёна Свиридова?
Отца вспоминает. Как он там — Дормидонт Свиридов?
Как братья? Как сёстры? В руках у белых сейчас деревенька.
Дормидонт Свиридов — мужик из бедных. Гнула его судьба, ломала. Вот Сидор Талызин, вот Пимен Загривок — эти другое дело. Сидор Талызин — кулак известный. Пимен Загривок владеет мельницей. Вот они, сельские богатеи. Как там у них дела?
Размечтался боец дорогой. Вдруг выпадет так, представляет Тихон Свиридов, что именно их полку суждено пройти по родным местам. Войдёт он в Коровий Брод.
«Здравствуй, маманя!»
«Здравствуй, папаня!»
«Сёстры и братья — здрасте!»
Приблизились красные разведчики к деревне Лысой. Остановились. Замерли в темноте, в тишине. Наблюдают за деревенской околицей. Вот тут и должна быть охрана белых. И верно: видят бойцы — трое дозорных ходят.
— Ходят!
— Не спят!
— Шагают!
Трое. Лучше, конечно, если бы был один. А что, если схватить троих?
Заметили бойцы, что трое шагают рядом. Значит, главное — выждать момент удачи. Когда повернутся спиной беляки — это и есть момент.
Подкрались разведчики ближе к белым. Как повернулись спиной дозорные, набросились на них разведчики. По совету Васи Зайчика прикладами их пристукнули и тут же каждому в рот по кляпу.
Оттащили пленных от околицы. Пришли в себя белые.
Вот первый из них. Глянул Тихон и тут же ахнул: вот ведь судьба какая — Пимен Загривок у них в руках!
Вот пленный второй. Глянул Тихон и снова ахнул: вот ведь в жизни порой бывает — Сидор Талызин у них в руках!
Третий очнулся пленный. Глянул Тихон Свиридов да и застыл как мрамор — Дормидонт Свиридов, его родитель, у них в руках…
И отец на сына, словно на чудо, смотрит.
— Свят, свят… — закрестился старик Свиридов.
Ведут разведчики пленных в штаб. Тихон Свиридов, как и быть-то ему, не знает. Наклоняется он к отцу:
— Как же это ты, папаня?!
Молчит старик.
— Что же ты с белыми, батя, спутался?
— Цыц! — закричал старик. — Яйца курицу не учат!
Потом слегка отошёл старик. Шагает, думает:
«И чего я вправду подался к белым, что я — Талызин, что — Загривок? Видимо, чёрт попутал».
Чем ближе к штабу красных они подходят, тем больше светлеют мозги у старого:
— Ясно, что бес попутал.
А тут ещё Тихон шепчет:
— Покайся в штабе, отец, покайся.
Разобрались, конечно, в штабе у красных, кто есть кто. Ясно: не враг Советской власти старик Свиридов. Отпустили его на все четыре стороны.
Да только он при сыне решил остаться. Сам записался в Красную Армию. В обозном хозяйстве стал служить.
Доволен судьбой старик. Вот только нет-нет да и вспомнит сыну:
— Ну и паршивец: родителю в горло — кляп.
И ещё об одном:
— Ну и время: курицу яйца учат.
— Речка Чёрная, речка Чёрная, — бубнил белый солдат Фрол Твердохлеб. — Не к добру такое название.
Как в воду смотрел солдат. Запомнилась белым Чёрная.
Вбил себе Фрол Твердохлеб в голову всякую всячину, верил в приметы. В попа: если, скажем, поп перейдёт дорогу — это к плохому; в пустые ведра: если встретишь кого-то с пустым ведром или вёдрами, тоже не жди хорошего; верил Фрол Твердохлеб и в зайца. Если вдруг заяц перебежит дорогу значит, караулит где-то тебя беда.
Так вот случилось вдруг, что в один и тот же день встретил Фрол Твердохлеб сразу и попа, и тётку с пустыми вёдрами, и заяц метнулся ему под ноги.
Неудачи пошли прямо с утра.
Только белые солдаты проснулись, только построились, только двинулись в дальнейший поход, как тут и перешёл им дорогу поп.
— Тьфу ты! — сплюнул с досады Фрол Твердохлеб. И посмотрел на попа, словно удав на кролика.
Только помянул он недобрым словом святого отца, как смотрит — тётка шагает навстречу с пустыми вёдрами.
— Вот ведьма! — ругнулся Фрол Твердохлеб. — Чтоб тебе было пусто!
А когда подходили к селению Усть-Рудица, что стоит на речке Чёрной, и когда Фрол Твердохлеб и без того был чернее тучи, вдруг перебежал заяц ему дорогу. Метнулся у самых ног. Фрол от неожиданности даже вскрикнул. Отбежал заяц. На секунду остановился. Привстал на задних лапах. Глянул на Фрола и, представляете, улыбнулся.
— Ах, чтоб тебя!.. Да чтоб из тебя!.. Ах ты душа нечистая! — ругается Твердохлеб.
Поглядел на солдата заяц, запрыгал по полю к лесу.
Дошли белые до речки Чёрной, остановились. Глянул Фрол на речку, на воду, на правый берег — действительно речка чёрная. Торфяники здесь, болота. Места топкие, неуютные.
Кошки скребут на душе у солдата. Встретил Фрол Твердохлеб и попа, и тётку, и наглого зайца. Ясно солдату: быть тут из бед беде.
Так и случилось.
К этому времени оправились красные от неожиданного удара белогвардейских войск. Стянули к фронту свежие силы. Один из главных боёв и разгорелся на берегах Чёрной речки.
Упорными были здесь бои. Держались белые. И всё же не удержались. Отступили они от Усть-Рудицы, отступили и в других местах.